Под крылом судьбы - Ольга Светлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А кто из них будет тебе детей рожать? Ты согласен иметь детей от нелюбимой?
– Да, согласен. Дети ни в чем не виноваты. Это будут мои дети, и я буду о них заботиться. И неважно от кого, от любимой или нет.
– А что ты скажешь детям, когда они поймут, что у папы есть на стороне другая женщина?
– Ничего не скажу. Потому что они не спросят. Знаешь, какие дети сейчас пошли? Папа им необходим в качестве снабженца и спонсора, чтобы можно было похвастать друг перед другом новым мобильником и модной тачкой. Во всем остальном я им помеха.
Видимо, я задел его за живое.
– Оглянись, Олег, все так живут. Вон, Алик пристроил свою любовницу, от которой, кстати, имеет дочь. Он буквально купил ей мужа, приняв его на работу в одну из своих фирм, подарив машину и квартиру в соседнем подъезде, чтобы недалеко было. Этот новоявленный муж обо всем догадывается и беспрекословно уезжает в командировки, когда Алику захочется навестить любовницу. А знаешь, почему он выдал ее замуж? Потому что стала надоедать своей ревностью к его новой любовнице. А жена Алика, она мудрая женщина, давно на выходки мужа закрыла глаза. Алик обеспечивает ее и заботится о детях. Что еще надо?
– Слушай, меня тошнит от твоего Алика.
– А Алик, между прочим, – не унимался мой знакомый, – получил недавно награду из рук президента «за неутомимую деятельность по сохранению гуманных традиций нашего народа».
Я неплохо знал Алика. Он обожает читать свою фамилию на театральных афишах в тех местах, где указываются спонсоры. Неплохой, на первый взгляд, спокойный и рассудительный мужик.
– Нельзя замыкаться только в себе, надо и о людях подумать, – как-то сказал он после очередной спонсировавшейся им премьеры оперы в театре.
Вот он и думает, преимущественно о женщинах.
Мои размышления прервал телефонный звонок. Хорошо поставленный, спокойный и уверенный голос произнес:
– Как поживаешь, Олег? Совсем позабыл нас, стариков.
Этот голос невозможно было не узнать. Дядя Женя! От волнения я даже вскочил со своего кресла. Не дослушав мои радостные приветствия, он перебил:
– Мне хотелось бы увидеть тебя, послушать о твоей жизни и... посоветоваться. Зашел бы, уважил старика.
Просьба этого человека для меня – закон. Вместе с тем моему самолюбию льстило, что такой человек хочет со мной посоветоваться.
Я вспомнил, как впервые появился в доме дяди Жени с банками солений и малинового варенья, в жарком зимнем костюме и с напуганными глазами. В другой раз – с бутылкой сомнительного по происхождению армянского коньяка, одетый в не менее сомнительный спортивный костюм «Адидас». Теперь я решил показаться в доме дяди Жени во всеоружии. Наивный провинциальный мальчик, нечаянно поцеловавший их дочь, остался в прошлом. Пусть они увидят современного, уверенного в себе и достойного их уважения человека.
Весь день ушел на покупку необходимого гардероба, а выбор подходящей обуви полностью измотал меня. Я понимал, что речь обязательно зайдет о моем прошлом и на поверхность всплывут воспоминания о ботинках, тех самых, что доставили мне немало мучительных минут. Я до сих пор храню их в шкафу как самое яркое напоминание о первых шагах в новой для меня жизни.
Наконец я остановил свой выбор на туфлях от «Гуччи» – черных, из шелковистой мягкой кожи.
Придя домой, я принял душ, облился французским одеколоном, вырядился в обновку, пригладил волосы и посмотрел на себя в зеркало. На меня взирало самодовольное лицо пижона с признаками слабоумия, присущими «новым русским». Сильный удар по моему самолюбию нанесла и Светка. Она не стеснялась в оценках:
– Куда это ты так вырядился, петух?
Когда женщина задает такой вопрос, надо быть начеку. Нет ничего страшнее ревнующей женщины. И пусть вас не вводит в заблуждение их романтическая нежность, переходящая в беззащитность и мечтательность. Твердая уверенность, что эти ласковые губки не способны произнести ничего страшнее слова «противный», может рассеяться, как пыль на ветру. И если вас не прельщает перспектива увидеть перед собой вместо воздушного создания уничтожающий тайфун (не зря же их называют женскими именами), то настоятельно рекомендую проявить присущую нам, мужчинам, мгновенную реакцию и упредить непредсказуемые последствия.
– Не мели чепухи, – произношу это безразличным, но твердым, как скала, голосом. – Меня пригласили старые друзья семьи, пенсионеры.
– В таком случае ты либо дурак, либо извращенец, желающий обольстить пенсионерку.
Взглянув еще раз на свое отражение в зеркале, я понял, что у Светы могли возникнуть определенные основания для такого рода выводов.
Горько вздохнув, я переоделся в свой повседневный костюм и направился в дом дяди Жени. На подарки я не поскупился: великолепный французский коньяк для дяди Жени, огромная коробка швейцарского шоколада для его жены и букет голландских роз.
Та же арка, тот же подъезд со старыми и новыми надписями на стенах пробудили во мне воспоминания о том, как я впервые пришел сюда. Неожиданно промелькнула мысль, что сейчас откроется дверь и передо мной предстанет Рима, в тех же коротких, обтягивающих шортах, с веселыми рыжими волосами. Однако дверь не открывалась, и мне пришлось воспользоваться звонком.
Я ожидал, что дверь откроет молодая девушка, прислуга, – сейчас стало модно заводить горничных. Забавно: десяток лет назад тот же дядя Женя с гневом осуждал эксплуатацию человека человеком, а сегодня это – нормальное явление. Мой приятель, вчерашний преподаватель пединститута, а ныне представитель иностранной компании, принял в услужение целую семью: он нанял знакомого в садовники, его жена стала горничной в их доме, а их дочь нянчит маленького ребенка хозяев.
Но, похоже, семья дяди Жени прислуги не завела – дверь открыла дядина жена. Она не могла скрыть своего восхищения подарками и внимательно осмотрела – не меня, а мою внешность. Меня, как и прежде, она предпочла не замечать, ограничившись сухой фразой:
– Здравствуй, Олег.
А вот дядя Женя тепло улыбнулся (молодец, старик, зубы как на подбор!) и крепко пожал руку (силен!).
– Пока готовится чай, пройдем в кабинет, – предложил он мне.
В кабинете, казалось, все было без изменений, но на столе я увидел книги нового времени: Сорос, Карнеги, Ницше и неизвестный мне Иммануэль Валлерстайн. Заметив мой взгляд, дядя Женя с ноткой самоиронии сказал:
– Вот, Олег, теперь изучаю современную западную философию. Что поделаешь? Если бы мы могли прочесть это в свое время, глядишь, все было бы по-другому. Но и сейчас не все так плохо, что скажешь?
Пусть не покажется вам это пустой стариковской болтовней. В обычном, на первый взгляд, вопросе было многое скрыто. Дядя Женя решил изучить меня, понять, кем я стал, как и о чем думаю. Отвечать на такие вопросы односложно нельзя, но давать развернутый ответ, изображать из себя крутого философа не хотелось.