Пропало лето. Спасите утопающего. - Авраам Зак

— Пошли к Подушкину, — решился наконец Андрей и встал. — Пошли!.. Всё равно…

Подушкин только что искупался. Он встретил ребят приветливо, попрыгал на одной ноге, чтобы вытряхнуть воду из уха, и начало рассказа о подлинных обстоятельствах «спасения» Гульки выслушал недостаточно внимательно. Но постепенно до него доходил смысл того, что сбивчиво рассказывал Андрей, и он от изумления даже приоткрыл рот. Растерянно, слегка испуганно смотрел он снизу вверх на Андрея. Вот она, правда! Страшная правда! Страшная для него, Подушкина. Ведь если выяснится, что никакого спасения не было, что всё было подстроено, он погиб. Ни единой своей заметки никогда он в газете уже не увидит.

— Врёшь… — шёпотом произнёс он, вытаращив глаза на Андрея. — Разыгрываешь? Да? Разыгрываешь?

Андрей покачал головой и отвернулся. Подушкин перевёл взгляд на Гульку, который глядел на него с затаённой надеждой, с верой, что именно он, Подушкин, поможет им найти душевное равновесие.

Но Подушкин сам вдруг потерял это самое равновесие, лицо его сморщилось, казалось, он вот-вот заплачет. Медленно, чуть пошатываясь, он вошёл в кабину для переодевания.

Теперь Андрей и Гуля видели только его ноги. И вдруг из кабины донёсся плачущий голос Подушкина:

— Ну, гады! Ну, негодяи! Что вы со мной делаете? Мне теперь верить никто не будет! Ни одной строчки не напечатают! Ну, подлецы! Ну, проходимцы!

Гулька испуганно смотрел на бледные ноги Подушкина, которые были видны из-под нижнего края кабины.

— Напиши, что всё это неправда… — начал было Андрей.

— Наша газета опровержений не печатает! — закричал Подушкин из кабины и тут же выскочил в сухих трусах, со своим неизменным портфелем.

— И вообще! — крикнул он и тут же перешёл на шёпот. — И вообще теперь уже неважно, был подвиг или не был. Написано в газете, что был?! Значит, был! И всё.

— Не было, — хмуро, но решительно сказал Андрей.

Подушкин неуверенно шмыгнул носом, но какое-то внутреннее чувство, а может быть, и страх перед собственными неприятностями, подсказывало ему, что он прав.

— Да пойми, не может газета печатать опровержение. Раз напечатает, другой напечатает, а там уж ей и верить не будут, станут ждать по каждому поводу, не будет ли опровержения.

Гулька был сражён такой логикой и от изумления даже сел на песок. Доводы Подушкина показались ему убедительными. Но Андрей упорствовал:

— Я сам пойду к редактору.

Этого только и не хватало Подушкину!

— Пойдёшь к редактору? — прошипел он. — Пойди, пойди… Он тебе спасибо скажет! Да если хочешь знать, за каждое опровержение редактору выговор дают. Три выговоре, и всё. И по шапке!

Андрей молчал.

— Да и поздно ты, братец, хватился. Тебе в воскресенье на водном празднике медаль вручать будут. Какие же тут могут быть опровержения?

И, торопясь, чтобы Андрей не успел собраться с мыслями, схватив в охапку штаны и рубаху, быстро пошёл прочь.

«Что же теперь делать?» — думал Андрей.

В воскресенье ему будут вручать медаль. На празднике соберётся весь город… Все будут аплодировать, приветствовать его. И Андрей понял, что он не должен, не смеет получать эту награду. Он обязан уже сейчас заявить Русалкину, что медали он получать не станет…

Русалкин был занят подготовкой к празднику. На этот раз он стоял уже не на ящике из-под бутылок, а на специальной подставке, выкрашенной в голубой цвет. И под его руководством делали искусственное дыхание уже не десять человек, в по меньшей мере человек сто.

— И — раз! — восторженно командовал Русалкин. — Руки шире! И — раз, на живот!

Он доброжелательно и понимающе кивнул головой, выслушал рассказ Андрея и, сделав ему знак подождать, снова стал командовать.

Ребята стояли тут же рядом, на подставке, и ждали. Наконец Русалкин засвистел, и «спасатели» стали меняться местами с «утопленниками».

— Молодцы, — тихо сказал Русалкин. — Признались — это хорошо, значит, есть совесть. Значит, не всё пропало.

Он осмотрел ребят с ног до головы и вздохнул.

— Ну, что же делать, соколы? Я думаю так. Душу облегчили, хорошо. А медаль, маете ли, будем получать. Дело это общественное, ты тут, Андрюша, ни при чём. Это не твоя награда, это, маешь ли, наша общая награда, — вот всех их, наших спасателей. Им не повезло, они, маешь ли, никого ещё не спасли, пока только тренируются… И ты не ставь их в ложное положение. И меня тоже, маешь ли. Я бумагу на тебя писал, в область за медалью ездил. Куда я её, маешь ли, дену?!

И Русалкин снова стал командовать:

— И — раз, не спешите! И — раз, веселей! Вот так, ребятки, и договоримся. Ибо, маете ли, как говорит народная пословица, назвался груздем, полезай в кузов.

И вот назавтра наступил торжественный день водного праздника. Погода выдалась на редкость благоприятная, солнечная, и даже кстати оказался лёгкий ветерок, который заставлял слегка трепетать флаги расцвечивания, украшавшие водный стадион. Водные праздники всегда привлекают к себе всеобщее внимание, а в городе, где море появилось всего два года назад, водный праздник, естественно, стал центральным событием лета.

Утром, когда контролёры водного стадиона ещё только занимали свои рабочие места и первые зрители, мальчишки, толпились у входа, к дому Андрея Василькова подходил пионерский отряд.

— Отряд, стой! — скомандовал вожатый, и пионеры остановились. — Налево! — прозвучала команда, и отряд повернулся лицом к дому.

Андрей в самом мрачном расположении духа валялся на диване, в то время как родители собирались идти на стадион. Впрочем, сказать, что они собирались идти, пожалуй, неверно: после признания Андрея охота идти на водный праздник у них пропала. И хотя мать гладила белую праздничную юбку, а отец брился, делали они это, скорее всего, по инерции, изредка поглядывая сердито и огорчённо на распростёртую на диване фигуру сына.

— Анд-рей, Анд-рей! — послышалось с улицы. — Вы-хо-ди скорей!

Отец выключил электробритву.

— За тобой пришли. — Он выглянул на балкон. — Эва их сколько! Почётный караул за тобой прислали.

— Скажи, что меня нет дома, — буркнул Андрей.

— Сам скажи.

— Как это я скажу, что меня нет дома?

— Анд-рей! Анд-рей! — снова донеслось с улицы.

— Меня нет дома! Понимаете, меня нет! — закричал Андрей.

— Мать, пойди скажи, — хмуро сказал отец.

— Я врать не буду, — рассердилась мама.

— Анд-рей! Анд-рей! Вы-хо-ди ско-рей! — скандировали пионеры.

Отец презрительно посмотрел на Андрея, вышел на балкон и крикнул вниз:

— Пропал ваш Андрей. Исчез. Сами не знаем, где искать.

И, вернувшись в комнату, погрозил ему кулаком:

— Погоди! Я ещё с тобой рассчитаюсь! Ну, мать, воспитали мы с тобой деятеля. Это что же я должен своим ребятам сказать… всё враньё, мой сыночек надул весь город?

— Дети, маленькие дети повесили твой портрет, — сказала мама. — Ну хорошо, сниму. А что им сказать? И кто меня теперь будет слушать?!

Начальник отделения милиции запирал ящики письменного стола, собираясь отправиться на стадион, когда раздался телефонный звонок.

— Слушаю, товарищ Русалкин. Андрей Васильков? Куда пропал? Не паникуй, Русалкин, человек не иголка… Найдём. Говорю тебе, не паникуй. Доставим прямо на стадион.

Начальник положил трубку и крикнул:

— Марченко!

И вот уже знакомый мотоцикл Марченко летит по улицам города. Праздничная толпа торопится к водному стадиону, а над мостовой колышется голубой транспарант с надписью:

ВСЕ НА ВОДНЫЙ ПРАЗДНИК!

Марченко лихо развернул свой мотоцикл и остановился под самым балконом Васильковых.

— Товарищ Васильков! — крикнул он с улицы. — Где вы там сына прячете?

— Так, — прошипел отец. — Дождался. Милиция за тобой приехала.

— Меня нету. Понимаешь? Нету. Не пойду на праздник. Не хочу получать медаль.

Отец снова погрозил сыну кулаком и вышел на балкон.

— А, товарищ Марченко. Здоро́во! — крикнул отец. — Сами не знаем, куда он девался. Убежал ни свет ни заря.

— Понятно. А я всё-таки загляну к вам. Не возражаете?

— Прошу! Прошу! — фальшиво улыбаясь, ответил отец.

Андрей вскочил с дивана, бросился на балкон и осторожно заглянул вниз… Он увидел, как Марченко скрылся в подъезде, и стал быстро спускаться по трубе… Но едва ноги Андрея коснулись тротуара, как на его плечо опустилась тяжёлая рука Марченко.

— Здорово, друг!

— Здравствуйте.

— Ну что, поехали?

— Куда?

— Куда надо, туда и поедем.

Появление Андрея на водном стадионе было встречено бурными аплодисментами всех зрителей и призывными звуками фанфар. Впрочем, и то и другое относилось не к Андрею, а к параду участников праздника.