Однажды в Октябре – 1 - Александр Михайловский

— Александр Васильевич, — наконец сказал он, — какое страшное и великое будущее прожила наша страна! Я клянусь вам, и обещаю, что приложу все свои силы к служению России, пусть даже и Советской. И сделаю все, чтобы русские офицеры, сохранившие любовь к своей Родине, были на вашей стороне…

— Не на «вашей» стороне, Николай Михайлович, — ответил я, — а на «нашей». Сторона у нас всех одна, и имя ей Россия. А теперь давайте сделаем так, чтобы нам потом, всю оставшуюся жизнь, не было мучительно больно за то, что мы делали, или, наоборот, не сделали в эти роковые часы.

Ночью в город прибудут наши части. Необходимо подготовить для них пункт постоянной дислокации, и определить перечень объектов, которые необходимо взять под контроль в первую очередь. Владимир Ильич Ульянов оставил нам хорошую методичку по захвату власти. Вокзалы, Телеграф, Телефон, Почта, Банк… Необходимо предотвратить, как это было в нашей истории, побег Керенского из Зимнего, и его истошные крики на всю страну, что: «Большевики погубили революцию!» Добровольная отставка с последующим домашним арестом — «во избежание самосуда со стороны отдельных несознательных личностей», — будет для него самым лучшим вариантом.

А еще, и это самое главное, именно мы должны обеспечить, чтобы после часа «Ч» власть оказалась в руках ответственных людей, болеющих душой за Россию, а не разных парламентских болтунов и политических позеров.

Генерал Потапов слушал меня, согласно кивая головой. Потом он встал, пожал мне руку, и пошел к телефону. Рабочий день начался.

12 октября (29 сентября) 1917 года, 14:00. Петроград. Суворовский проспект, дом 48

Позвонив куда-то по телефону, генерал Потапов снова зашел в комнату, извинился, сказав, что он вынужден ненадолго покинуть нас, после чего уехал. Ну а я не спеша принялся изучать квартиру, в которой нас предстояло провести самое интересное, с точки зрения истории, время.

Это была большая пятикомнатная квартира в доходном доме. В ней было все, что нужно было человеку для длительного в ней проживания: кухня с большой дровяной плитой, огромная, похожая на калошу медная ванна, туалет с уже забытым в наше время верхним бачком и большая прихожая. Имелось электрическое освещение, телефон в коридоре. В общем, как в объявлении об обмене: «все удобства».

Мышки уже потихоньку обжили наше жилище. В одной из комнат был установлен монитор, на который выводилось изображение с установленных на лестнице и за окнами видеокамер. В углу на столе стояла радиостанция, за которой с наушниками сидел наш бессменный радист сержант Свиридов. Судя по его довольной физиономии, связь со штабом адмирала Ларионова была устойчивой.

На кухне двое «спецов» раскочегаривали плиту, чтобы приготовить на ней обед. С непривычки дело шло со скрипом, и наши «повара» вдоволь наглотались дыма, пока печь, наконец, разгорелась.

В ванной комнате Бесоев задумчиво рассматривал смеситель, силясь понять — почему открывая вентили для горячей и холодной воды, из носика крана течет лишь одна холодная вода. Я посмотрел на его мучения, и рассмеялся.

— Николай, здесь еще нет централизованной подачи горячей воды. Если ты хочешь помыться с комфортом, то надо протопить дровяную колонку. Вон, видишь здоровенный толстый цилиндр — это и есть та самая колонка.

— Надо же, а я думал, что это обычная печка, — сконфуженно сказал Бесоев.

А через часа полтора к нам заехал генерал Потапов. Он был с незнакомым нам офицером средних лет. Судя по внешности, штабс-капитан был родом откуда-то с юга Европы. Николай Михайлович представил его нам, как своего подчиненного, с которым ему пришлось повоевать в Черногории, когда генерал Потапов был там советником штаба королевской армии. Звали нашего нового знакомого Николой Якшичем. Я напряг извилины. Фамилию эту я вроде уже где-то слышал. Ба! Да ведь это фамилия матери Елены Глинской, а, следовательно, бабки Ивана Грозного.

Я напрямую спросил у штабс-капитана — не родственник ли он царю Иоанну Васильевичу, на что черногорец, усмехнувшись, сказал, что если и родственник, то дальний.

Генерал Потапов сказал мне, что Никола Якшич — человек, которому он полностью доверяет, и что он будет решать наши повседневные вопросы и обеспечивать связь между нами и российской военной разведкой.

Потом Потапов поинтересовался, не хочу ли я совершить ознакомительную прогулку по Петрограду. Мол, мне, как коренному питерцу, будет весьма интересно посмотреть на свой родной город, каким он был осенью 1917 года. А заодно присмотреть места, где можно будет разместить нашу боевую технику. Я согласился.

12 октября (29 сентября) 1917 года, Петроград

С собой я решил взять, «на всякий пожарный», старшего лейтенанта Бесоева. Спустившись вниз по лестнице, мы вышли на улицу, и уселись в легковой автомобиль, оказавшийся нашим отечественным, марки «Руссо-Балт». По Суворовскому мы отправились в центр города, на Невский.

Удивительно было видеть знакомые и незнакомые дома, улицы, так похожие на дома XXI века, и в то же время непохожие.

На углу 8-й Рождественской и Суворовского мы увидели мальчишку-газетчика, который, размахивая над головой газетой «Рабочий путь», громко кричал: «Разгром флота кайзера у острова Эзель! Потоплены несколько германских линкоров и крейсеров! Красный революционный флот преследует противника!»

Прохожие, услышав выкрики продавца, брали газеты нарасхват. Через несколько минут сумка пацана была уже пуста, и он вприпрыжку помчался по Суворовскому в сторону Кавалергардской. Как я понял, в типографию «Труд», за новой пачкой газет.

А на углу 2-й Рождественской я увидел афишную тумбу, у которой толпилась куча народа. Отпихивая друг друга локтями, студенты и мастеровые, чиновники и купцы с ближайших складов на Мытнинской, с увлечением рассматривали красочную афишу-анонс нашего вечернего спецвыпуска.

Наши мастера от души постарались. На афише аршинными буквами было написано: «Читайте большевистскую газету „Рабочий путь!“ Только там вы узнаете все подробности блестящей победы красного Балтийского флота над грозной эскадрой кайзера Вильгельма!» А вокруг этого выкрика был размещен коллаж из цветных фото. Тут были и погрузившийся в воду по самую башню линейный крейсер «Мольтке», и пленный адмирал Шмидт, больше похожий на мокрую курицу, чем на блестящего германского флотоводца. Усеянный трупами немецких солдат и матросов берез Эзеля, толпы унылых пленных, окруженных довольными русскими матросами и солдатами. А самое главное — странного вида корабли под андреевским флагом, со стартующими с них ракетами, не менее удивительные летательные аппараты с красными звездами на хвостах и крыльях.

Мы с генералом Потаповым вышли из машины, и подошли к десятку людей, обсуждающих у афишной тумбы новость, которая взбудоражила весь город.

— Я говорю вам, что это американцы… Только у них может быть такая великолепная техника! — горячо жестикулируя доказывал своему оппоненту интеллигентного вида толстяк в котелке. — Они в апреле вступили в войну, и наконец-то показали кайзеру, где раки зимуют.

Собеседник толстяка, мужчина средних лет в форме «земгусара», с сомнением качал головой, не соглашаясь с аргументами поклонника заокеанской техники. — Ну, конечно, эти американцы ваши объявили себя «красными моряками Балтики», подняли андреевские флаги, и пошли бить германцев… Нет уж, во что во что, а уж в это я ни за что не поверю…

— Так эти кайзеровские наймиты, приехавшие из Женевы в пломбированном вагоне, за деньги могут все что угодно, — злобно прошипел человек в чиновничьем мундире и фуражке, с треснутым козырьком…

— Это кто кайзеровские наймиты! — неожиданно взревел мастеровой, до этого внимательно слушавший перепалку зевак у афишной тумбы, но в спор ни с кем не вступавший, — да я тебя за это, гнида!.. У меня брательник на «Славе» там сейчас воюет, а ты — наймиты!

И мастеровой, весьма не по-парламентски, с размаху врезал своим кулаком в ухо чиновнику. Тот вскрикнул, как испуганный заяц и, подхватив слетевшую с головы фуражку, пустился наутек…

— А вот кум сегодня мне рассказывал, что поутру в Таврическом саду приземлился чудной аппарат, — сказал молодой парень, с виду, приказчик. — Дескать, еще и не рассвело, как что-то в небе страшно зашумело — загремело, а потом сверху в сад спустилась машина, ни на что не похожая. Сама, как вагон конки, а наверху крылья крутятся, как у мельницы. А из нее люди вылезли. Лица у них черными масками закрыты…

— Ахти ты! — воскликнула с испугом бабулька с кошелкой, прислушивавшаяся с любопытством к разговору мужчин. — Матерь Божья, Царица Небесная, это что ж такое на свете происходит?!

В это время с Невского на Суворовский завернул молодой морской офицер. Погон на флоте сейчас не носили, поэтому в каком он чине, сказать было затруднительно. Он подошел к афишной тумбе, и стал с изумлением рассматривать плакат-анонс. Глаза его полезли на лоб от удивление, а лицо осветила глуповато-радостная улыбка.