Завещание с того света - Татьяна Гармаш-Роффе

– И что нам делать?

– Продолжать. Пока не упремся лбом в стену. Или не найдем убийцу.

– Ты че, Кис, псих?

Вот так начинается фамильярность: сначала Алексей разрешил Игорю звать себя по прозвищу «Кис» (что было дозволено лишь близким друзьям); затем разрешил перейти на «ты» – и нате вам, теперь его психом обозвали. Забавно.

Алексей не ответил, отошел к окну. Несмотря на по-летнему яркое, праздничное солнце, близость осени выдавала себя слишком длинными тенями: светило уже передвигалось не по центру неба, а словно уставший путник, стремилось избежать подъема в гору, в зенит, и выбирало низкие тропы в обход вершины. Зимой тут, в деревне, должно быть тоскливо – короткие дни и долгие черные ночи… Впрочем, для большинства обитателей дом был не местом жизни, а местом ночевки. Этакий спальный район, откуда с утречка все разъезжались, кто на работу, кто на учебу, кто, как Лена, детей развлекать. Алексей не смог бы жить в такой глуши – он любил город, его беготню и толчею, сверкание огней и неутихающий шум. Но пока лето не закончилось, зима была далеко, и владения Донникова радовали глаз яркими красками.

…Не мог Алексей предать Машу. Не мог сказать ей: извини, детка, но в деле замешана власть, посему убийство твоего отца останется шито-крыто. Не мог он прибавить к ее горю еще и ощущение абсолютной несправедливости мира, в котором ни правды не добиться, ни наказания за преступление. Даже если все так и есть. Даже если это реальность, голая и отвратительная в своей аморальной наготе.

– Кис, – проговорил Игорь в спину Алексею, – против лома нет приема.

– Ты предлагаешь отказаться от дела? – обернулся детектив. – И сказать об этом Маше?

– У нас нет выбора. Каждому ребенку приходится рано или поздно столкнуться с тем, что в жизни нет могущественных добрых волшебников, как в сказке. Маша умная. Она быстро поймет.

– А что, умные страдают меньше, чем глупые?

– Я не это хотел сказать… Она мне очень нравится, и я хочу ей помочь, но я не самоубийца.

– Игорь, я ведь не сказал, что собираюсь бросаться грудью на амбразуру. Мне и самому жизнь дорога, и семье моей она отнюдь не безразлична. Я сказал: будем идти, пока не упремся в стену. В стену, Игорек, а не в дуло! Но если тебя одолевают опасения, можешь не участвовать.

– Шеф, ты знаешь, я не из пугливых! – обиделся Игорь. – Но то, что собираешься делать ты, – чистое безумие. Чтобы собрать информацию, придется задавать вопросы. Пойдет волна, и она дойдет до убийцы раньше, чем ты сумеешь хоть что-то разузнать!

– Вообще-то мы пока задаем вопросы на периферии, в кругу семьи.

– И ближайшим друзьям академика. Маша инициативу проявила, позвонила некоторым.

– Ну, друзья вряд ли представляют опасность. Скажи ей, чтобы сделала для меня что-то вроде отчета: с кем говорила и что ей ответили. А я уеду ненадолго. Со вторым шофером надо встретиться, с Борисом. Он тут недалече на службу пристроился, так что я скоро вернусь.

Глава 6

«Финита ля кинита»

– Я приехал, – сообщил Алексей в телефон, притормозив у высоких светло-серых ворот с нужным номером.

Через минуту створки разъехались, и высокий молодой мужчина шагнул в их просвет. Позади него, метрах в десяти от ворот, на крыльце дома Кис увидел женщину лет сорока с короткой стрижкой темных волос и несколько хищными чертами лица. Зорким взглядом она изучала джип детектива, будто проверяя, правду ли ей сказал Борис по поводу своей встречи и нет ли там женщины…

Кис как-то сразу понял, что шофер сменил место работы с выгодой: здесь к зарплате прилагались любовные утехи с хозяйкой. Впрочем, женщина имела лицо худощавое и нервное, и не факт, что любовная связь с ней служила бонусом. Если она ревнива и подозрительна, то…

Он вышел из машины как бы Борису навстречу. На самом деле он желал продемонстрировать хозяйке дома, что к ее шоферу приехал действительно мужчина. Не то мадам, снедаемая подозрениями, может помешать им в разгар важной беседы.

Он поступил правильно: в просвет плавно закрывающихся ворот он увидел, как мадам оторвалась от балюстрады, намереваясь вернуться в дом.

Кис открыл шоферу дверцу.

– Поговорим в салоне, если вы не против?

– Может, пройдемся? Тут лесок рядом. Погода такая стоит, загляденье. Воздух прямо сладкий.

Алексей подумал – или, скорее, почувствовал, – что Борис хочет продлить свое пребывание вне дома. Вне общества этой женщины.

Откуда приходят подобные ощущения? Насколько можно им верить? Алексей не любил такие моменты, когда у него сами по себе рождались выводы безо всяких реальных на то оснований. Женщина посмотрела слишком пристально? А вдруг она просто боится, что незнакомый человек окажется наводчиком для ворья? Борис хочет прогуляться? Но он, возможно, просто засиделся в помещении!

– Хорошо. Давайте я подъеду к лесу поближе, а там уж и пройдемся, – произнес Алексей, заводя мотор.

…И зачем он, опытный детектив, потерял полдня в бесплодных разговорах?! Почему не кинулся первым делом расспросить персонального шофера академика?! Ведь известно ему, известно давно, насколько людям свойственно откровенничать со своими водителями! Тем более что академик, по словам священника Олега, живя в исключительно женском окружении, был иной раз весьма рад мужскому обществу!

Ох-хох, как глупо. Борис знал то, чего не знал никто из домашних. А именно: на Евгения Дмитриевича покушались. Причем не раз.

Дважды его пытался сбить на пешеходном переходе мотоциклист, когда Борис высаживал академика на противоположной от магазина стороне. Магазина, где Евгений Дмитриевич предпочитал покупать деликатесы по пятницам, направляясь на Истру, домой. Разворот там далеко, проще через дорогу перейти, а на выходе Борис уже ждал хозяина у дверей и подхватывал пакеты.

…Значит, кто-то изучил привычки Евгения Дмитриевича и знал о его пристрастии к этому гастроному. И поджидал его на месте – мысленно отметил детектив.

– Когда мотоцикл рванул в первый раз, не дожидаясь зеленого, на зебру, – продолжал Борис, – академик едва успел увернуться, но все же они тогда подумали, что какой-то обкуренный юнец за рулем. Но когда во второй раз, неделю спустя, история повторилась и снова мотоцикл метил явно в Евгения Дмитриевича, то они напряглись. И с того дня я стал проезжать лишние три километра до разворота, чтобы высадить хозяина непосредственно у дверей гастронома.

Борис нагнулся и сорвал стебель высокой травы, который принялся жевать.

– Марку мотоцикла, номер не успели заметить?

– Не до того было, я к хозяину кинулся. Да и не разбираюсь я в этих кузнечиках, у которых вся сила в треск ушла. Разве это машины? – выплюнул он разжеванный кусочек стебля. – Так, фигли-мигли, стрекозел.

– Может, хоть цвет запомнили?

– Черный.

– Обычно они бывают черные с чем-то. Черно-красный, черно-синий, черно…

– Точно. У него впереди какой-то горб красный. Что там наворочено, не знаю. Может, багажник? У них же все не так, как у людей… Как у настоящих машин, хочу сказать.

– Борис, скажите-ка, мне не показалось, у священника, отца Нила, тоже мотоцикл есть?

– Вы что, нашего Нилушку подозреваете? Вот насмешили.

– Я на всякий случай спрашиваю.

– У него «бээмвэшка», черный с желтым. К слову, хоть и кузнечик, как все мотоциклы, но вездеходный. Даже по грязи осенью пройдет… А Олега не стоит подозревать, он парень нормальный. С Евгением Дмитриевичем они дружили. Академик любил с ним побеседовать, хотя Нилушка ему не то что в сыновья, во внуки годится. Значит, умный он парень, иначе б хозяин время на него тратить не стал… Так я вам еще не все рассказал, на этом дело не кончилось!

Спустя неделю, повествовал Борис, грызя травинку, произошла другая история, на этот раз в одном московском мединституте, где Евгений Дмитриевич вел спецкурс, пропагандируя свои идеи. В тот день лекции не было: академик пояснил, что занятия закончились, летние каникулы, и теперь институт наводнили абитуриенты. Но ему зачем-то туда надо было. И вот кто-то налетел на него на лестнице и пихнул в спину столь сильно, что академик едва не рухнул вниз через перила. Это повлекло бы за собой смерть… (В лучшем случае перелом позвоночника с последующим параличом, подумал детектив.) Евгений Дмитриевич не видел, кто толкнул его: человек скрылся в толпе юнцов, мчавшихся на экзамен, раньше, чем академик осмелился оторвать дрожавшие руки от перил, за которые сумел с силой уцепиться. К тому же несколько ребят участливо подхватили его под локти, и за ними уже ничего рассмотреть было нельзя. На вопросы академика молодые люди отвечали, что видели, как кто-то в него врезался, но все случилось слишком быстро, и они не успели разглядеть, кто именно.

– Академик не допускал мысли, что его пихнули случайно? Я знаю, как несутся студенты, когда опаздывают, особенно парни… Как мустанги.