Другая Грань. Часть 1. Гости Вейтары - Алексей Шепелёв

Сашка пожал плечами.

— А кто его знает? Залез и залез.

— Много тут непонятного, — задумчиво произнес Мирон. — Такой запутанный клубок — нарочно не придумаешь.

А потом решительно подытожил:

— Но ничего, распутаем!

— Слишком много загадок сразу, — поддержал друга Гаяускас. — Не знаешь, кому верить, во что верить…

— Вы Мирону Павлиновичу верите, а он — Вам. Начало уже есть, — неожиданно выдал Сашка.

— Начало хорошее, — кивнул Нижниченко. — А дальше как?

Вступление подростка в разговор его обрадовало: после того, как Наромарт вызвался подвести путешественников до города, и стихийно сложилась небольшая компания, Саша замкнулся, ушел в себя. Мирон видел, что мальчик не то чтобы не доверяет кому-то из встречных, а просто стесняется незнакомцев. Что бы там он не испытал в Гражданскую войну и после попадания на Тропу, но все же подсознательно он пока смотрел на взрослых снизу вверх. Может быть, даже не признаваясь себе в этом. И исправить такое состояние могло только время. Поэтому Нижниченко не пытался как-то искусственно втянуть его в разговоры — сам должен дозреть. Вот, похоже, и дозрел.

— Дальше? Дальше вы оба, в конце концов, поверите в то, что я уже говорил: на Тропу плохие люди просто не попадают. И станете доверять всем, с кем вместе оказались на Тропе.

— Вот что интересно, когда Наромарт рассказывал о Дороге, он почему-то обошел этот важный момент, — заметил Балис.

— Он рассказывал о Дороге, а я — о Тропе.

— А разве это не одно и то же? — изумился Мирон.

— Конечно, нет. Тропа — это часть Дороги. Очень особенная часть… Как бы лучше объяснить… Ну, вот Царство Польское было частью Российской Империи, но особенной частью. Там ведь были свои законы, правильно?

Последнюю фразу казачонок произнес чуть ли не умоляющим тоном, очевидно, сильно сомневаясь в справедливости примера. Мирон ободряюще кивнул.

— Занятно. А что же ты молчал, когда Наромарт нам про Дорогу рассказывал?

— Он самые основы рассказывал, а Тропа — это уже сложнее. А Сергей Евгеньевич всегда говорил, что любую науку надо изучать постепенно.

— Сергей Евгеньевич — это кто? — поинтересовался Мирон. — Бочковский?

— Не, он не военный совсем. Мы с ним в одной камере в Москве сидели, во внутренней тюрьме Особого отдела ЧК… Они с генералом Туровым мне в камере прямо настоящую школу устроили. Почище станичной. Математика, география, история… Только это все быстро кончилось.

Сашка замолчал, сосредоточившись на управлении конем: повозки спустились к самой воде.

— Понятно, — вздохнул Нижниченко. Чего уж тут не понять: в двадцатом году в ЧК подолгу не сидели. Одно из двух: либо на свободу, либо — на расстрел.

Мирон и Балис давно уселись по сторонам от мальчишки и с интересом слушали его объяснения. Морпех при этом не забывал время от времени внимательно оглядываться по сторонам, готовый при малейшей опасности поднять тревогу, но граница между государствами была на удивление спокойной. Ничего не вызывало подозрений ни на водной глади, ни в лежащей за нею холмистой равнине, на которой не видно было ни одного огонька — совсем как в окружающей северо-сибирские города тундре, ни в звездном небе. Повозки, между тем, уже спустились к самой реке. Еще минута — и Йеми уверенно направил своего коня прямо в воду. Вокруг колес вскипели небольшие бурунчики. Сашка стремился править точно вслед первой повозке: он знал, что даже небольшое отклонение на переправе чревато крупными неприятностями. Взрослые старались его не отвлекать, но продолжали начатый разговор.

— Наромарту я, конечно, доверяю, — размышлял Балис. — Он не враг — это точно. Но слишком уж много вокруг него таинственности. И чем больше он пытается объяснить — тем ещё непонятнее всё становится.

— Вы просто еще пока всё воспринимаете через свой прошлый опыт, — не поворачивая головы, сказал Сашка. — Как только научитесь не пытаться тут же вспомнить подобное — сразу все станет легче. Со мной ведь тоже так было.

— И долго ты привыкал? — поинтересовался Мирон.

— Точно не скажу, я же не думал, что это важно… Несколько месяцев…

— В том-то и беда, что нету у нас этих месяцев, — вздохнул Нижниченко. — Нам сейчас надо разобраться, что тут такое творится. Серёжа и Анна-Селена не могут так долго ждать, пока мы освоимся…

Казачонок легонько пожал плечами, давая понять, что все идеи, которые у него были, он уже высказал, и добавить ему нечего.

— Так что, Балис, придется нам перестраиваться быстрее.

— Не люблю это слово — "перестраиваться"…

— Разве в слове дело?

— Слово-то, конечно, не виновато, только его так испоганили, что слышать тошно.

— Ладно, не будем спорить, — примирительно улыбнулся Мирон. — Меняться нам придется — и быстро. Такая формулировка устраивает?

— Вполне. Теперь только еще бы определиться — как.

Повозки уже заехали далеко в реку, но вода едва доставала до тележной чеки.

— Во-первых, ничему не удивляться, ничто не считать невозможным, — размышлял вслух Нижниченко. — Все, что таковым кажется — выяснять с Наромартом, он в этом разбирается лучше всех нас. Ну, а во-вторых, раз уж мы в этот мир попали, то надо к нему приглядываться и решать потихоньку, в каком качестве мы в нем существовать сможем. Или же выручим ребят — и рвать отсюда будем. Саша, ты ведь обратно на Тропу можешь нас вывести?

— Не могу.

— Почему?

— Не умею. Я знаю, что Тропа меня рано или поздно сама найдет, но вот когда — понятия не имею.

— Тогда — тем более надо к местным порядкам приспосабливаться, где-то легализовываться. Тебе-то легче будет…

— Это чем же? — искренне удивился Балис.

— Всегда можешь податься в воины. С твоей подготовкой наверняка карьеру сделаешь. А мне — куда деваться?

— В советники царские, — смеясь, предложил Гаяускас. — С твоим-то аналитическим умом, да не стать визирем…

— Визири — это в Средней Азии были. А эти места и их обитатели мне ощутимо Южную Европу напоминают. Греция, Болгария… Обратил внимание, одежда на этих тигрицах — почти с картинок про Древнюю Грецию?

— Знаешь, — признался Балис, — я в античной истории как-то не силен. И про одежду в Древней Греции помню только то, что её жители зачастую вообще без одежды обходились. Статуи греческие у нас в Эрмитаже или в Павловском дворце посмотришь — никаких одежд.

— Да я в истории тоже не очень. Но книжки иногда приходилось почитывать. Тем более у нас в Крыму все же раскопки. Херсонес, еще кое-что. Мне по должности приходилось все это курировать, с археологами общаться. В общем, поверь мне: тут явно Элладой отдает.

— Верю. Хотя, когда в восемьдесят восьмом мы на "Михаиле Кутузове" в эту Элладу заходили — там женщины почему-то были иначе одеты.

— Это, Балис, не Эллада, это уже Греция. Так же как Севастополь — это не Херсонес.

— Да пошутил я… Лучше скажи: что следует из того, что на них греческая одежда? Думаешь, мы попали в прошлое?

В ответ Мирон указал на небо, украшенное двумя спутниками, один из которых имел явно меньшие размеры, нежели Луна.

— Это не прошлое. Это действительно совсем иной мир. Но если его жители похожи на греков, возможно, мы сможем прогнозировать их поведение… Эх, мне бы сюда интернет провести…

— Что провести? — не понял Гаяускас.

— Интернет. Всемирная информационная сеть.

— Всемирная?! Однако, меньше чем за десять лет мир здорово изменился…

— Так ведь — прогресс. Хотя, интернет уже существовал и в твое время. Правда, в зачаточном состоянии, но потом быстро развился. Представь — компьютер в каждой конторе и почти в каждом доме. По крайней мере, в городах.

— Ну, в этом ничего удивительного. В «Аган-нефти» у меня был рабочий компьютер, вообще говоря — полезная вещь. А вот какой смысл домой покупать? Хотя, была бы жива Кристина, могла бы на нем в игры играть. Только ведь дорогие они, заразы, больше двух тысяч долларов.

— Это сначала были дорогие, потом подешевели. В конце девяностых можно было купить приличный компьютер долларов за пятьсот-шестьсот… По крайней мере — на моей Грани. Так вот, представь, что все компьютеры объединены в единую сеть — по всей Земле.

— Каким же это образом? Сеть — значит провода тянуть надо, это я тоже в Радужном наблюдал.

— Провода давно протянуты — телефонные. А там, где большой трафик, проложили специальные кабели, это окупается. Опять же, через спутники можно вести передачу. В общем, сеть действительно получилась всемирная. В первую очередь её используют для переписки: электронная почта, чаты…

— Чаты? Chats? Так сказать, место для разговоров?

— Верно. Способ общения по интернету, как это у них называется "в реальном времени". Серьезно, это здорово: ты сидишь, скажем, в Севастополе, а собеседник — в Киеве. Или в Москве, в Тель-Авиве, в Вашингтоне — неважно. Ты печатаешь — они почти сразу читают. Удобно…