Гармонии эпох. Антропология музыки - Лев Клейн

Ашиль-Клод Дебюсси — французский композитор последней четверти XIX — первой четверти XX века, работал в стиле импрессионизма, с полным отходом от функциональной гармонии

Он применял очень большие и сложные терцовые аккорды, в которых тональность смазывалась. Применял битональность — мелодия в одной тональности, аккомпанемент — в другой (нечто типа джаза, из которого кстати Дебюсси, современник его рождения, охотно заимствовал приемы). В полном соответствии с характерной для романтизма тягой к средневековью Дебюсси перенес в современную музыку средневековые лады, а главное — разработал полнотоновую пентатонику. В ней только интервалы по тону, нет полутонов. В ней нет также опорных и зависимых звуков, упрощенно говоря, нет бемолей и диезов. Или, наоборот, одни черные клавиши. Это полный отход от функциональной гармонии. Такая музыка звучит экзотично и бесплотно, абстрактно, без напряжений и тяготений, ее называют атональной.

Затем по пути атональной музыки пошла «новая венская школа» первой половины XX века, которая стала работать в хроматической гамме из 12 полутонов, абсолютно равноправных. Это додекафония венского композитора Арнольда Шёнберга (от греч. «додека» — ‘двенадцать’). Сам он описывал свои произведения как вещи «без архитектуры, без структуры, где присутствуют только постоянно нарушаемые последовательности цветов, ритмов и настроений». Но он протестовал против оценки его музыки как атональной. Среди его венских учеников, уверовавших в эту всё-таки атональную музыку, выделяются Альбан Берг и Антон Веберн. Экспериментировал с этой музыкой и поздний Стравинский, в частности в своем «Реквиеме».

Арноль Шёнберг — венский композитор первой половины XX века, основатель «новой венской школы», изобретатель додекафонии и сериальной техники

Чтобы ввести какую-то системность в этот беспорядок, Шёнберг строил всё сочинение на повторении мотивов, состоящих из ряда тонов хроматической гаммы, где каждый тон звучит не более одного раза. Он назвал эти мотивы «сериями». Во второй половине XX века его последователи стали вводить серийную технику, в которой допускаются и повторения тонов, а потом и «сериальную технику», в которой принцип серийности распространяется и на ритм, тембр и т. д. Эту музыку назвали «сериальной». Ее сторонники — Оливье Мессиан и его ученики Пьер Булез и Карлгейнц Штокгаузен. «Сериализм» — это тоже атональная музыка. Антон Веберн разработал особый стиль: отрывочные звуки, короткие, в 2—3 звука мотивчики окружены паузами — этот стиль (в подражание импрессионистам) назван «пуантилизм».

Еще дальше пошли пропагандисты «конкретной» музыки — итальянец Луиджи Руссоло и парижанин Пьер Шеффер. Они отказались от равнения на консонансы, от соразмерных интервалов и от музыкальных звуков вообще — отмеренных, чистых и абстрактных.

Эти новаторы стремятся организовать музыкальную ткань из «конкретных» звуков — шумовых, обыденных, натурально-бытовых — как топот, смех, крики животных, рокоты механизмов.

Американец Джон Кейдж экспериментировал с алеаторикой (от alea — ‘игральная кость’) — запланированным усилением элемента случайности в исполнении. Для него музыка — это любые звуки, которые возникают во время концерта. Обычно музыканты всячески стараются предотвратить посторонние звуки: покашливание, скрипение стульев, разговор и любые внешние шумы, которые могут донестись в концертный зал. Для Кейджа это музыка. Образец — фоновая музыка в ресторане под разговоры посетителей. Между струнами рояля он помещал разные предметы, чтобы добиться грязного и неожиданного звучания и вообще использовал рояль в качестве ударного инструмента. Играл он и на ансамбле радиоприемников, включая и выключая их. Алеаторике отдали дань также Булез и Штокгаузен. Произведение Кейджа, написанное в 1951 г. как пьеса для фортепьяно и названное «4’33», получило скандальную известность, вроде «Черного квадрата» Малевича. Исполнителю предписано 4 минуты 33 секунды не прикасаться к клавиатуре — пусть звучит зал. Что ж, в эпоху, когда слух заполнен фоновой музыкой отовсюду, тишина, пауза стала составным элементом музыки.

Американец Джон Кейдж, композитор-экспериментатор XX века, изобретатель алеаторики. В его произведениях значительная роль отводится тем случайным шумам, которые производит публика в зале

Это произведение вместе с сериализмом, роком, джазом и соул послужило отправным пунктом для американских композиторов, которые в конце 60-х создали течение минималистов. Они провозгласили принцип обходиться минимумом музыкальных средств. Из минималистов наиболее известны Стив Райли, Стив Райх и Филипп Гласс. Минималистская музыка строится на несложном, но четком ритмическом рисунке, при котором на фоне одних и тех же басовых ходов пролетают короткие и однообразные обрывки мелодий и статичной гармонии. Всё это повторяется бесконечное множество раз. Такая повторительность принесла минимализму также название репетитивной музыки (от лат. repetitio — ‘повторение’). Простоту мелодики и гармонии компенсирует изощренная ритмика. Эта школа имеет много сторонников по всему миру.

Филипп Глас — американский композитор второй половины XX века, один из лидеров течения минималистов, у которых в музыке на основе четкого ритма и одних и тех же басовых ходов пролетают короткие мелодические отрывки, всё время повторяющиеся

Всё это воспринималось традиционалистами как кризис и упадок. Еще на рубеже XX века композитор С. Танеев, учитель Рахманинова и Глиэра, провидчески и с неодобрением писал:

«Заступившая место церковных ладов, наша тональная система теперь в свою очередь перерождается в новую систему, которая стремится к уничтожению тональной связи и исключает из нее те элементы, которые расчленяют произведение на отделы, группируют мелкие части в крупные и скрепляют всё в одно целое. …Устойчивое пребывание в одной тональности, противопоставляемое более или менее быстрой смене модуляций, сопоставление контрастирующих строев, переход постепенный или внезапный в новую тональность, подготовленное возвращение к главной — все эти средства, сообщающие рельефность и выпуклость крупным отделам сочинения и облегчающие слушателю восприятие его формы, мало-помалу исчезают из современной музыки. Отсюда измельчение строения отдельных частей и упадок общей композиции. Цельные, прочно спаянные музыкальные произведения являются всё реже и реже. Большие произведения создаются не как стройные организмы, а как бесформенные массы механически связанных частиц, которые можно по усмотрению переставлять и заменять другими» (Танеев 1959: 9—10).

Танеев считал, что выход заключается в возрождении и укреплении контрапункта. Как мы видели, его рецепт странным образом воплотился в джазе.

Нужно сказать, что все эти пугавшие Танеева новации всё же не составили мейнстрима (главного течения) в серьезной музыке, хотя и дали другим композиторам источник для обогащения музыкальной ткани новыми звучаниями. В грамзаписях продолжали звучать классические произведения прежних веков, а крупнейшие композиторы XX века — Малер, Прокофьев, Шостакович продолжали придерживаться обогащенной романтизмом функциональной гармонии, но с обильным использованием хроматики и диссонансов. Это течение можно было бы называть неоклассицизмом, если бы это название не закрепилось за другой группой композиторов, которые возродили некоторые приемы эпохи Возрождения, барокко и венских классиков в смеси с сугубо современным музыкальным языком. В порядке и гармоничности старого искусства они искали спасения от хаоса и гипертрофированной эмоциональности экспрессионизма, но не могли уйти от изысков и техники модерна. Из русских композиторов эту тенденцию (неоклассицизм) проводил Игорь Стравинский в средний период своего творчества, из немецких — Пауль Хиндемит.

Дмитрий Дмитриевич Шостакович (рис. Н. П. Акимова) — крупнейший советский композитор, из первого авангарда, для которого характерен модернизм на классической основе. Всю жизнь Шостаковичу приходилось преодолевать грубое давление идеологов-догматиков из партийного руководства страны

Сергей Сергеевич Прокофьев (портрет работы Кончаловского) — другое светило первого авангарда, он также испытывал те же грубые формы давления властей

Но и в музыке Прокофьева и Шостаковича (это основные фигуры первого авангарда) чувствуется воздействие модернизма при сохранении классической основы. У Прокофьева (скажем, в «Скифской сюите») звучат страшные диссонансы, для него характерен широчайший диапазон мелодики с резкими скачками, но при всем том устойчивая тональность, четкие классические формы, упругий регулярный ритм. Шостакович включает в свой язык видоизмененные средневековые лады и распевы, симфонизирует фугу и развивает традиции Чайковского и Мусоргского. У него очень богатая полифония (с «густым» звуком), но с рваными ритмами, частой сменой тем и ладов, что-то от музыки для кино (и клипов), обильное прибегание к гротеску и фарсу.