Германо-польская война - Даниил Проэктор

Еще 12 сентября Гитлер, прибывший в район Варшавы, на совещании с Герингом и Кейтелем потребовал подвергнуть город беспощадной авиационной бомбардировке и артиллерийскому обстрелу. Одновременно гитлеровское командование пытается подорвать оборону польской столицы изнутри. На город были сброшены листовки, в которых гитлеровское командование обвиняло население Варшавы, что оно "ведет войну франтиреров" и тем... нарушает международное право. Поистине верх кощунства! Город приказывалось сдать в течение 12 часов без боя. Если же это требование не будет выполнено, то гражданское население получало 12 часов на то, чтобы уйти из города по шоссе на Седлец и на Гарволин. По прошествии этого времени, заканчивалось обращение, "весь район Варшавы станет военной областью со всеми вытекающими последствиями"{164}.

Это обращение полностью выдавало гитлеровцев, так как свидетельствовало о признании ими народного характера польского сопротивления, внушавшего особый страх. Прикрываясь личиной гуманности, они стремились вывести из города гражданское население, составлявшее, как они поняли, главную силу варшавской обороны. Но добиться этого им не удалось. Варшава не сдалась. Сопротивление продолжалось.

19 сентября командующий 8-й армией отдал приказ о подготовке генерального штурма, который предполагалось завершить к 25 сентября. В ночь на 22 сентября немцы приступили к артиллерийской и авиационной подготовке окончательного штурма. Шквал снарядов и бомб обрушился на Жолибож, Марымонт, Старое Място. Уже через два дня оказались полностью выведенными из строя электростанции и телефонная сеть, замолкло радио. Город погрузился во мрак. Следующий день был для варшавян наиболее трудным - авиационные и артиллерийские удары достигли наивысшей силы. Волна за волной налетали немецкие бомбардировщики на жилые кварталы; не встречая почти никакого противодействия, они методически разрушали город. Сотни людей, засыпанных обломками, взывали о помощи. Госпитали, больницы были переполнены ранеными. Убитых хоронили в городских скверах, на огородах. Отсутствие воды делало невозможной борьбу с пожарами. Варшава представляла собой море пламени{165}.

Общий штурм начался 27 сентября. Удар на западном участке обороны был отбит подразделениями 40-го и 41-го польских пехотных полков. Разгорелись бои также на других участках обороны. Наиболее ожесточенный характер они приняли в Черняхове и Жолибоже. Многочисленные атаки немцев защитники города отбили с большими потерями для наступающих.

Один из очевидцев боя писал, что, судя по настроению жителей, они расправились бы самосудом с властями, если бы последние высказали желание капитулировать. Каждый, кто покидал свой дом, не был уверен, что вернется живым, так же как, возвращаясь домой, нельзя было предвидеть, найдешь ли его уцелевшим. Но у варшавян не было сомнений в необходимости продолжать борьбу. Защита столицы стала делом национальной чести. Люди все еще не теряли надежды на помощь Англии и Франции, они еще не примирились с мыслью, что Польше изменили и в Лондоне, и в Париже. Всякий раз, когда жители города замечали вдали на горизонте стаю самолетов, они думали, что это английские бомбардировщики, но это шли немецкие эскадрильи бомбардировщиков или разведывательные самолеты.

Польское руководство пришло к выводу, что возможности обороны исчерпаны. Оно считало, что общая обстановка безнадежна и нужно прекратить сопротивление, что материальные потери невосполнимы, дезорганизация непоправима.

В 13 часов 15 минут 28 сентября был подписан акт о капитуляции Варшавы. Большая часть войск и жителей столицы не поддерживала решение властей о прекращении борьбы и о сдаче города. Некоторые офицеры кончали жизнь самоубийством, не желая сдаваться. Солдаты и целые подразделения игнорировали приказ о сдаче оружия на специальные пункты. Они закапывали или уничтожали свое вооружение, чтобы оно не досталось врагу.

Немецкий генеральный штурм не повлек за собой прорыва всей польской обороны, на что рассчитывало гитлеровское командование.

В ходе обороны Варшавы, согласно польским данным, погибло около 2 тыс. польских офицеров и солдат, в госпиталях в день капитуляции находилось около 16 тыс. раненых. Среди гражданского населения около 10 тыс. человек были убиты, много десятков тысяч - ранены. В плен попали 5031 офицер, 97 425 унтер-офицеров и рядовых{166}. До 20% зданий города оказались разрушенными, в том числе национальная святыня - Королевский замок, множество памятников искусства, библиотек, музеев.

В последние дни сентября гарнизон Варшавы покидал город, а утром 1 октября немецкая 10-я пехотная дивизия, командир которой генерал Кохенгаузен стал комендантом города, вступила на улицы. Ее встретила молчащая полуразрушенная Варшава. Открывался новый акт трагедии, новый этап борьбы польской столицы.

Обстановка на всех фронтах в середине сентября была для польской армии исключительно тяжелой. Единственное решение, которое считало возможным принять в этих условиях польское главнокомандование, заключалось в том, чтобы сосредоточить как можно больше сил в юго-восточных районах страны, вблизи границы союзной, хотя и не воюющей Румынии, и здесь продолжать сопротивление. Именно в таком духе и была составлена директива Главного штаба от 10 сентября. Новый оборонительный фронт предполагалось создать за счет войск, отходивших за Вислу и Сан в южном и юго-восточном направлениях, а также за счет резервных формирований. С севера сосредоточение войск должны были прикрывать части армии "Люблин".

Приказ от 10 сентября был последним общим распоряжением польского главнокомандования. Вслед за тем оно покинуло Брест и двинулось в направлении румынской территории, потеряв на несколько дней всякое управление войсками. Очень скоро обнаружилось, что выполнить новое решение не представляется возможным. В тылу польских южных армий под Львовом появилась немецкая горная дивизия, шедшая с Дуклинского перевала. Танки Клейста двигались через Средний Сан к Бугу. Польское верховное командование уже не могло управлять действиями вооруженных сил. Директиву от 10 сентября не удалось своевременно довести до всех штабов. Соединения действовали на свой страх и риск, не зная, что происходит на других участках фронта.

Польской армии как организованного целого начиная со второй половины сентября не существовало. Гитлеровские дивизии широким фронтом катились к границам Советского Союза, и кто мог поручиться, что этот вал затормозит свой бег у советских рубежей? Запад затаил дыхание. Желаемое могло стать явью.

Но 17 сентября по приказу Советского правительства войска Красной Армии перешли границу распавшегося польского государства и начали Освободительный поход в Западную Белоруссию и Западную Украину. Этот решительный акт сразу внес полную ясность и в события, и в перспективы.

Цель похода состояла, как известно, прежде всего в том, чтобы выйти на западные границы Западной Украины и Западной Белоруссии и взять под свою защиту жизнь и имущество местного населения, стремившегося к воссоединению с советскими республиками.

Поход на Запад был необходим и для того, чтобы не позволить Гитлеру в несколько ближайших дней подвести свои ударные силы к границе Советского Союза. Советское правительство было уверено в неизбежности в недалеком будущем германской агрессии против нашей страны. Поэтому стремление уменьшить стратегический плацдарм потенциального врага, отдалить исходный рубеж его будущего развертывания, остановить его марш к советским рубежам было вполне обоснованным и абсолютно необходимым с военной и политической точек зрения, особенно если рассматривать это событие в масштабах Второй Мировой войны в целом. "Польша - плацдарм Германии для будущего", - заявил Гитлер сразу же после окончания польского похода{167}. Под "будущим", конечно, подразумевалось нападение на СССР.

Освободительный поход Красной Армии оказался в значительной мере неожиданным для всего германского командования и высших штабов, убежденных, что в результате разгрома польской армии вермахт быстро и свободно выйдет на советскую границу. Именно в этом направлении в середине и второй половине сентября разрабатывались некоторые планы. Если бы этим планам суждено было осуществиться, то удар 22 июня 1941 г. последовал бы с рубежа, расположенного на сотни километров ближе к жизненным центрам Советского Союза, чем это произошло на самом деле.

Проследим по приказам гитлеровского командования, как после форсирования немецкими войсками Буга и Сана оно старалось поскорее продвинуть свои дивизии к советской границе. Уже 10 сентября группа Водрига получила задачу на следующий день "по меньшей мере достигнуть линии Малишева - Руски"{168}. 11 сентября начальник штаба группы армий "Север" генерал фон Зальмут отдал приказ войскам занять Осовец и Белосток{169}. Иа следующий день командующий группой армий генерал фон Бок требует от 19-го моторизованного корпуса овладеть Брестом, после чего, согласно его же приказу, группа армий "Север" "собирает на левом фланге группу для удара в восточном направлении" (подчеркнуто нами. - Д. П.){170}. Кто может сомневаться, что удар группы армий от Бреста на восток - а такой удар мог быть только очень сильным - рассматривался как самое решительное наступление до советской границы, и кто мог быть вполне уверенным, что при удобном случае гитлеровцы не решили бы двинуться и дальше? В тот же день 21-му армейскому корпусу было приказано "наступать через Замбрув в восточном направлении"{171}. 15 сентября Бок распорядился направить соединения левого фланга 3-й армии на Луков, Мендзыжеч (в 250 км от границы СССР), а командующему 4-й армией - организовать наступление к востоку с ближайшей задачей выйти на линию Волковыск - Гродно (150 км от советской границы). 19-му моторизованному корпусу ставилась задача "одной моторизованной и одной танковой дивизиями продвигаться на Влодава, Ковель (170 км от нашей границы). Одна моторизованная дивизия, усиленная танковым подразделением, подчинялась 4-й армии с целью достигнуть через Кобрин, Пружаны линии Барановичи - Слоним"{172} (50 км от советской границы).