Коллекционер запретных плодов - Марина Серова

– Нисколько, наш разговор действительно не предназначен для посторонних ушей, – согласилась я. – Гостиница – это очень верное решение.

– Я рад, что вы меня правильно поняли, – сказал Олег Павлович.

А как я еще могла его понять?

Поскольку мы находились недалеко от гостиницы, то вскоре уже были в номере. Еще в лифте я заметила, что Фисенко напряжен. Оно и понятно, вот-вот перед ним должна была открыться вся правда о смерти его близких.

– Может, нам заказать сюда кофе и какой-нибудь десерт? – поинтересовался он.

– Я не против.

Сделав заказ по телефону, Олег сел в кресло, ослабил галстук, посмотрел на свои наручные часы, зафиксировав время, затем сказал:

– Полина, я очень прошу вас, говорите все, что узнали. Не обходите острые углы, не замалчивайте имен. Я столько ждал этого момента, что полуправда меня не устроит.

– Я вас понимаю.

Мы тянули время, пока нам не принесли кофе с выпечкой. В поезде я наметила себе план предстоящего отчета, но, глядя на Фисенко, решила от него отступить. Интриговать его до последнего было слишком жестоко.

– Знаете, Олег Павлович, мужская дружба и солидарность все-таки существуют! – сказала я, сделав глоток ароматного обжигающего напитка.

– Вы так думаете? – Клиент скептически поджал губы.

– Я, собственно, в этом и не сомневалась. Мне показалось, что вы в этом разуверились окончательно и бесповоротно.

– Вы правы. На Украине у меня нет близких друзей. Есть партнеры, хорошие знакомые, но не более. Подождите, Полина, что вы хотите сказать? – Фисенко явно не спешил расставаться со своими подозрениями.

– Я могу вам твердо сказать, что ни Егор, ни Иван не причастны к тому взрыву.

– Но почему же Егор скрывался от меня в Горовске, а Иван рванул от меня здесь, в Москве, в толпу? – осведомился клиент. В этот момент в кармане его пиджака зазвонил мобильник. Олег Павлович достал его, посмотрел, кто звонит, и сбросил вызов. – Полина, вы действительно уверены в том, что говорите?

– А зачем я тогда сюда приехала?

– Разрешите, я закурю? – спросил Фисенко и, после того как я кивнула, придвинул к себе пепельницу. Вынув зажигалку, он взглянул на меня и все-таки вышел курить на лоджию. Вернувшись, Олег Павлович сказал: – Если все действительно так, то кто же тогда начинил взрывчаткой мою «девятку»?

– Ну что ж, пружину я немного ослабила, теперь будем разбираться во всем с самого начала, с того вечера в ресторане, когда вы обсуждали с друзьями название фирмы.

– Вот тогда-то Костерин нам и сказал, что собирается жениться на Ложкаревой, поэтому мы на его долю в уставном капитале можем не рассчитывать, – напомнил Фисенко скорее себе, чем мне.

– Правильно, и вы дали ему неделю на раздумья.

– Только он ни дня не раздумывал.

– Заблуждаетесь, он довольно быстро включил мозги... Ой, простите, за такой сленг, – сказала я, прикусив язык.

– Ничего, я к таким словечкам нормально отношусь. А вот украинский язык иногда слух режет. У меня хоть и есть украинские корни, но я до двадцати трех лет в России жил... Гм... Мы, кажется, отвлеклись.

– Немножко. – Я снисходительно улыбнулась и продолжила: – Так вот, дня через два или три Егор все-таки принял решение в пользу совместного бизнеса и даже нашел в себе смелость сказать об этом Юле. Она поняла, что краник на финансовой трубе вот-вот закроется, и тут же побежала просить помощи у своей мамы. А мама у нее, надо сказать, очень креативная женщина, к тому же без каких-либо комплексов и тормозов.

– Так это она та женщина, про которую вы спрашивали меня по телефону? Как же я сразу не догадался? – Фисенко сделал досадливый жест рукой. – Знаете, Полина, когда Чирков занимался сбором компромата на Юлю, он попутно кое-что о ее матери узнал. Я не стал вам этого в прошлый раз рассказывать, очень уж это пикантные подробности.

– Пусть они останутся при вас. Я тоже многое про нее знаю. Мне уже достаточно. А вы должны знать, что Наталья Ложкарева пошла к правой руке Ворона, некоему Панкову, и заказала те взрывы...

– Даже так? Юлькина мать нас заказала? – Фисенко сжал в руке чашку с недопитым кофе так, что она едва не треснула.

– Не совсем. Она попросила попугать вас, Олег Павлович, и вашего друга, Ивана Чиркова. А уж Панков, не обладающей сильной фантазией, предложил взорвать ваши машины. Именно таким образом бандиты в те годы решали свои проблемы...

– Да уж, – подтвердил Фисенко.

– Ложкареву устроил вариант, предложенный Сергеем Панковым. Ваша «девятка» должна была взорваться ночью. Как это ни прискорбно, но если бы у Насти не случился приступ аппендицита, то вы всего бы лишились своей машины.

Фисенко откинулся на спинку кресла и стал обдумывать услышанное.

– Ванька ставил на ночь свою тачку в гараж, поэтому его «девятку» начинили взрывчаткой днем и наспех, когда он из нее вышел, – предположил клиент.

– Да, похоже, Чирков несколько сгустил краски, когда говорил, что взрыв раздался всего через несколько секунд после того, как он вышел из машины. Скажите, он вообще был склонен к гротеску?

– Не понял?

– Ну он любил в своих рассказах что-нибудь преувеличить или заострить до самого предела?

– Ну а кто из нас не склонен к этому в молодости? – Олег Павлович впервые улыбнулся. Но тут же снова стал хмурым. – Нет, в моей голове все это не укладывается. Я не понимаю, какую выгоду это давало Ложкаревым?

– Взрывы машин должны были отвлечь вас от бизнеса и от Костерина. Но ситуация вышла из-под контроля. Случилась трагедия, вы потеряли близких, стали подозревать Егора в причастности к гибели своих родных, решили ему отомстить и начали за ним следить. Кстати, это делали не только вы, но и правоохранительные органы.

– Милиция с прокуратурой тоже подозревали Егора? – удивился Фисенко. – Я им ни слова об этом не говорил. Неужели Чирков прокололся?

– Нет, не он, а кто-то другой рассказал следователю о вашем разладе. Но Костерин был не единственным подозреваемым. Поскольку характер преступления больше напоминал бандитскую разборку, то подозрение сразу же пало на обе горовские ОПГ. Непричастность людей Шашечника как-то быстро была доказана, чего нельзя сказать о преступной группировке Ворона, поэтому следователь все время спрашивал вас о ней.

– А я упорно твердил, что у нас не было никаких точек соприкосновения с Вороном, а тем более откровенных стычек. Мне и в голову не могло прийти, что мать Юльки знает кого-то из его сподручных. – Олег Павлович задумался. – Неужели это с ее подачи кто-то рылся в моем доме во время похорон?

– Похоже на то. Для этой женщины нет ничего святого. Когда умер ее муж, она первым делом обчистила сейф в его кабинете. И ей было абсолютно все равно, что на него посмертно могут пасть подозрения... Но вернемся к взрывам. Уже после того, как вы уехали из Горовска, там взлетела на воздух еще одна тачка. По горячим следам был взят некий Санин, человек Ворона, а потом криминалисты определили, что он же причастен к взрыву вашей машины.

– А Ванькиной? – уточнил Фисенко.

– И его тоже. А вот теперь еще один интересный факт. – Я перевела дыхание и продолжила: – После того как взяли всю группировку Ворона, Иван дал неожиданные показания...

– Какие?

– Он, оказывается, видел, как эти бандиты запихали вас в машину и умчали в облаке пыли.

– А что? Это хоть как-то объясняло мое исчезновение.

– Олег Павлович, вы на удивление спокойно отнеслись к этому. А ведь Иван не мог знать наверняка, что так и будет. Потом он еще кое в чем отклонился от истины. Впрочем, я вам уже говорила по телефону о перегоне двух «Тойот» из Владивостока?

– Да, да, – закивал Фисенко, – я размышлял на эту тему. Честно говоря, даже не знаю, как к этому относиться. Возможно, я на Ванькином месте поступил бы точно также. Если эти показания помогли осудить бандитов, то почему бы и не погрешить против истины? Скажите, их посадили?

– Да, Сергей Панков, тот человек, которому Наталья Ложкарева сделала заказ, и Санин, тот, кто непосредственно закладывал взрывные устройства, – пояснила я, – получили по совокупности всех преступлений максимальные сроки. За ними много еще чего водилось... Впрочем, они оба умерли на зоне. А сам Ворон был застрелен при задержании.

– А эта женщина, Наталья Ложкарева? Милиция вышла на нее?

– Нет, бандиты на нее не показали. Они вообще отрицали свою вину, но доказательств их причастности к самым тяжким преступлениям было предостаточно для того, чтобы они получили максимальные сроки наказания.

– Значит, Юлькина мать до сих пор живет и здравствует? – осведомился Фисенко с раздражением. – Сколько ей сейчас лет?

– Пятьдесят с небольшим.

– Маме было сорок четыре, а Насте и вовсе тринадцать...

– Справедливости ради хочу заметить, что выглядит Наталья не старше сорока. А живет она тем, что переходит из романа в роман, собирая со всех страниц жемчужные россыпи. С возрастом ее вырезы становятся все глубже, а силикона в них все больше...