Божье воинство. Новая история Крестовых походов - Родни Старк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как мы уже отмечали, местные мусульманские власти надеялись, что, подчеркнув религиозное значение Иерусалима, смогут привлечь поток паломников-мусульман. Мотив у них был тот же, что и у любого туристического предприятия: привлечь в город побольше людей, готовых тратить здесь деньги. Но мусульманские паломники почти не появлялись. После захвата Иерусалима в ислам, по-видимому, ненадолго обратились и христианские паломники; сперва их было немного, но скоро их число начало расти, и к VIII веку они уже появлялись в значительном количестве, иной раз даже из таких отдаленных земель, как Англия или Скандинавия. Короткий перерыв произошел в IX веке из-за конфликтов за контроль над Сицилией и Южной Италией, но они скоро закончились разгромом мусульманского флота в западном Средиземноморье, и снова паломники потянулись в Иерусалим морем из Генуи или из Бари [225].
Паломников в Святой Земле встречали с распростертыми объятиями, поскольку «они приносили в страну деньги, и с них можно было взимать пошлины» [226]. Так что к X веку поток христианских паломников обратился в настоящий потоп.
Поток кающихся
Паломничество можно определить как «путешествие к святым местам, предпринятое по религиозным мотивам» [227]. Среди христиан, особенно на Западе, «религиозные мотивы» постепенно все более понимались как относящиеся к искуплению – с получением прощения за грехи. Те, кто пускался в этот долгий путь, стремились получить прощение за грехи, накопленные в течение жизни; – как правило, не за что-то ужасное. Однако к IX–X векам среди паломников появлялось все больше тех, кому духовник говорил, что единственная их надежда на искупление – совершить паломничество или даже несколько паломничеств в Иерусалим. Например, когда граф Тьерри Трирский в 1059 году убил своего архиепископа, духовник потребовал от него отправиться в паломничество, и тот подчинился [228].
Быть может, самым известным паломником такого рода стал Фульк III, граф Анжуйский (972–1040), от которого потребовали совершить четыре паломничества в Святую Землю, в первый раз – за то, что он сжег живьем свою жену в свадебном платье, поскольку она якобы согрешила с козопасом. Учитывая красочную биографию Фулька, возможно, и четырех паломничеств было маловато: ведь он был «грабителем, убийцей, хищником, клятвопреступником, человеком поистине дьявольской жестокости… При всяком, даже малейшем разногласии с соседями он грозой обрушивался на их земли, разорял, грабил, насиловал и убивал; ничто не могло его остановить» [229]. Однако в беседе с духовником Фульк «ответствовал самыми пламенными изъявлениями благочестия» [230].
Случай Фулька раскрывает перед нами самый фундаментальный аспект средневекового христианского паломничества. Рыцари и знать христианского мира были люди крайне жестокие, крайне грешные – и при этом крайне религиозные! Как писал Сидни Пейнтер (1902–1960): «Обычный рыцарь был жестоким, безжалостным, похотливым дикарем – и в то же время на свой лад благочестивым» [231]. Следовательно, рыцари и знать постоянно нуждались в искуплении и были вполне готовы возлагать на себя связанные с этим бремена; существовало широко распространенное убеждение, что тяжкие преступления можно искупить только паломничеством. Возьмем хотя бы выдержки из «Канутовых законов», составленных около 1020 года и приписываемых викингу Кануту, королю Англии и Дании:
39. Если кто убьет священнослужителя у алтаря, да будет он изгоем перед Богом и перед людьми, пока не искупит свой тяжкий грех паломничеством.
…
41. Если священнослужитель станет человекоубийцей или совершит иное тяжкое преступление, пусть оставит он и церковное служение, и родную землю и отправляется в паломничество.
И они шли. К концу Х века многолюдное и энергичное монашеское движение из Клюни (во Франции) построило гостиницы и перевалочные пункты по дороге на восток, чтобы облегчить путь паломников. Не редкостью были партии в тысячи человек, а про одну группу из Германии известно, что в ней исходно было по меньшей мере семь тысяч мужчин (в том числе несколько епископов) и она, вероятно, значительно выросла по дороге из-за вливавшихся в нее более мелких групп [232]. Но по дороге туда и обратно на эту партию нападали грабители-бедуины, так что лишь около двух тысяч паломников пережили путешествие и живыми вернулись домой [233].
К Х веку появилось даже немало паломников из Норвегии, несмотря на то, что большинство их соотечественников пока оставались язычниками [234]. «Большинство скандинавских паломников предпочитали «круговой тур»: туда они плыли морем через Гибралтарский пролив, обратно возвращались по суше через Русь» [235]. Как и франки, норвежские новообращенные были «глубоко преданы Христу, но не его заповедям» [236]. Был среди них Торвальд Путешественник, пришедший в Святую Землю из Исландии. Торвальд был известным викингом, обратился в христианство и «в 981 году попробовал проповедовать соотечественникам новую веру» [237]. Свое паломничество он предпринял в 990 году в поисках искупления за то, что убил двоих скальдов, насмехавшихся над его верой, и еще одного человека, критиковавшего его проповедь. На обратном пути он занялся проповедью на Руси – и там и умер, будем надеяться, не прикончив перед этим ни одного русского язычника. Еще одним норвежским паломником был Легманн Гудрёдссон, король острова Мэн, искавший искупления за убийство брата. Другой норвежский паломник королевских кровей – Свен Годвинсон. От него потребовали во искупление совершенных им убийств пройти всю дорогу босиком; он умер в горах, не дойдя до Святой Земли.
Разрушение гроба Господня
