Сабля, птица и девица (СИ) - Зубков Алексей Вячеславович

От разных встречных немцев и от Вольфа Ласка узнал про венский королевский двор. Старший в королевской семье — император Карл. Император это как бы король над королями. Он даже назначает королей, чтобы самому не разорваться между множеством дел королевской важности. Император даже не поймешь, где и живет. То в Нидерландах, то в Мадриде, то в Вене. Не считая того, что постоянно выезжает то с дипломатическим визитом, то на войну, то еще какие вопросы решать. У Карла есть сын Филипп, он живет в Испании и готовится унаследовать титул испанского короля. Титул императора не наследуется, это выборная должность.

Младший брат Карла, Фердинанд, сейчас король Австрии. То есть, условной страны, собранной из десятка княжеств, населенных немцами. Титул называется «Римский король», но короновался Фердинанд ни в каком не в Риме, а в Ахене, за тридевять земель к северо-западу от Вены. Фердинанд с семьей живет в Вене, в замке Хофбург.

Семья у Фердинанда — дай Бог каждому. Двое сыновей, восемь дочерей и жена опять на сносях. Старшие дети — принцесса Елизавета четырнадцати лет, та самая, что обещана в жены Сигизмунду Августу, и наследный принц Максимилиан тринадцати лет.

Вольф сразу же вызвался пойти на разведку. Не было его один день и одну ночь. Вернулся.

— Бегал я бегал, где-то людей послушал, где-то сам разнюхал. Король Фердинанд перестраивает замок Хофбург, что в городской стене Вены, как постоянную резиденцию для всей своей немаленькой семьи. Птицы диковинные уже в отдельной галерее живут, а летом многих птиц выносят на гласис перед замком.

— Куда?

— Старый город окружен крепостной стеной. В этой стене как часть укреплений стоит королевский замок. Между стеной и пригородами шагов на двести пустое место, где запрещено строить. Оно называется «гласис».

— Умные люди придумали. Жаль, что в Москве не так. Новую стену построили, а про гласис забыли.

— Зимой гласис это просто пустое место, а летом вполне себе зеленое. Прислуга выносит птиц на солнце погреться, ставит им домики и крытые дворики. Вокруг стражи видимо-невидимо. Видимо — это караулы, пейзаж украшают. Невидимо — это настоящая стража и есть, которая от воров.

— Как мы внутрь попадем? Как птицу вынесем? — спросил Ласка, — Ведь знать бы еще какую. Да птицу чтобы вынести, поймать надо и в клетку посадить.

— Гласис и галерея это еще не все птицы. В крепостной стене есть старая башня, которая даже и не к замку относится, если с архитектурной точки зрения. Но там у входа часовые стоят из замковой стражи, а внутрь только замковые слуги ходят. Охраны внутри нет. Снаружи на башне табличка «Говорящая птица попугай». У немцев порядок. Везде снаружи таблички висят, а внутри всегда то, что написано.

— Говорящая? Не певчая?

— Я так думаю, что кто говорить умеет, тот при случае и спеть может.

— Если в компании да выпивши, отчего бы и не спеть? Велика ли эта птица, красива ли?

— Стражников спрашивать без толку, а вот слугу я выследил, который наверх корм таскает. Нос у него красный и с прожилками.

— Любитель выпить? Надо с ним поговорить.

— Здравствуй, Якоб, — за стол к птичнику подсели двое иноземцев. Один по выговору вроде как с северных берегов, а второй, судя по изогнутой сабле, мог оказаться хоть венгром, хоть татарином.

— Здравствуйте, гости столицы, — нейтрально ответил Якоб.

— Я смотрю, ты у императора ведаешь редкими птицами? — начал разговор остзеец.

— Где это на мне написано? — недовольно спросил Якоб.

— У тебя на плечах вамс из сукна, что выдают дворцовым слугам, а на туфлях пятна птичьего помета. По лицу видно, что ты человек солидный и не какими-то курицами занимаешься.

— Это да. И что вам от меня надо?

— Мы приехали издалека. Скоро уже обратно пора. Как вернемся, спросят нас дети и соседи, какие нынче в Вене диковины? А нам и ответить пока нечего. Не пускают нас во дворец. По справедливости мы бы и рады послушать, что молва говорит, раз уж нам дома на слово поверят. Да только было бы кого послушать.

— Вон оно что. Я уж было заподозрил, что вы какую птичку украсть хотите.

— Это ты зря. Ты же нас тогда узнаешь, если у себя в хозяйстве увидишь. Тревогу поднимешь. Поэтому мы тут уже доброго вина заказали, а ты нам про диковинных птиц расскажи.

Трактирщик поставил на стол глиняный кувшин и три чистых кружки. Подбежала девушка, поставила огромное блюдо со свиными ребрышками.

— Как вы основательно к делу подходите, — сказал Якоб, — Грех отказать.

— Прозит! — поднял кружку Вольф.

— Прозит! — повторили остальные.

Якоб начал рассказывать в том порядке, как обходит подопечных. Певчие птички, страусы, павлины. Ласка и Вольф внимательно слушали, но ни одна птица пока не подходила. Чтобы и большая, и красивая, и певчая.

— Потом попугаи, — продолжил Якоб, — Из Западной Индии привозят птиц, которые могут говорить человеческим языком.

— Каким из них?

— Да любым. Они просто повторяют. Как ученые вороны или скворцы. Только у попугаев получается лучше, и они красивые, яркие. С говорящей вороной только на ярмарках выступать, а попугай — птица редкая, заморская. Как скажет «Слава Иисусу Христу», так прямо перекреститься хочется.

— Прямо так и скажет?

— Вот те крест! Император у нас добрый католик. Столп веры. Повелел, чтобы ко всем говорящим птицам приходил монах, читал Библию. А то были случаи…

— Какие случаи?

— Птицы же заморские. Дикие. Пока их поймают, они уже наслушаются. Пока везут через океан, все морские богохульства трехэтажные выучат. Беда с этими попугаями. Вот и приходится переучивать.

— И как? Помогает?

— Обычно да. Но есть один вредный птиц, его аж в отдельную башню выселили. Все птицы как птицы, слушают и повторяют. Этот же в Писании сомневаться начинает и с монахами спорить, вопросы умные задавать. Потом еще ругается по-испански, как матрос какой. Песни поет, стихи читает. Других птиц бранным словам учит. Он же огроменный, больше индюка, авторитетом давит, а они и слушаются.

— Как, интересно, его убеждают замолчать? Бить ведь нельзя, птица государева.

— Да это как раз проще простого. Поначалу просто накрывали клетку покрывалом, любой попугай и замолкнет. Они твари бесхитростные. Не видят, с кем поговорить, и не говорят. Но нельзя же дорогую птицу вечно в темноте держать. Зачахнет. Потому и выселили в башню.

— Вот это диво так диво. Спасибо, друг, выручил. Будет, что дома рассказать.

— Спасибо за угощение!

Во второй половине дня Ласка с Вольфом отправились смотреть на башню. Вокруг кипела стройка. Хофбург перестраивали под королевскую резиденцию. Ездили телеги и тележки с камнем и досками, толпами ходили рабочие, говорившие на разных немецких говорах. Стражники присутствовали, но уже привыкли к вавилонскому столпотворению и не останавливали каждого встречного, только смотрели, чтобы не было драк и совсем уж явного воровства.

Под навесом у входа в башню сидели на лавке два солдата в кирасах, при шлемах и при алебардах. Солдаты от нечего делать то перекусывали сухарями, то дремали.

Наступил вечер, стража сменилась. Ночная смена тоже из двух солдат ушла внутри башни. Один раз за ночь посты обошел разводящий. Ему открыли, как только он постучал в дверь. То есть, стражники сидели на первом этаже и не спали.

Из окна в верхней части башни скрипучий голос что-то говорил то по-испански, то по-немецки, то на латыни, периодически поминая святых. Когда солнце зашло, и свет перестал попадать в окно, попугай тоже, надо полагать, заснул. Проснулся только с рассветом.

Днем грабители внимательно осмотрели башню со всех сторон в поисках запасного входа.

— Внутрь так просто не попасть, — сказал Вольф, — Снизу часовые, а по стенам я ползать не умею.

— В окно полезем?

— Сразу в верхнее. Наверху стражи нет, или мы бы увидели, как их сменяют. Я всегда, когда лезу через верх, сначала готовлю наверху крепкое кольцо и нитку. На другую ночь прихожу, за нитку поднимаю наверх уже веревку с узлами и крюком. Крюк цепляется за кольцо, а по узлам легко можно залезть. Только тут я даже не представляю, как до окна добраться. Большие окна под самой крышей. В сторону города окна нормальные, а наружу бойницы. Лезть придется не со стороны гласиса, а со стороны города.