Григорий Распутин-Новый - Алексей Варламов

«В Петербурге много говорили про это богомолье, но в его серьезный религиозный характер не верили, а он, безусловно, был. Оказывается, мы, царскоселы, гораздо серьезнее смотрели на всю идейную религиозную сторону "Распутинщины". Здесь на все, что было связано с ней, смотрели гораздо проще, чем мы. Для нас, во всех этих разговорах, Царица была Императрица и только.

Здесь она понималась только как женщина со всеми женскими недостатками характера. Мы знали больше, чем здесь. Мы знали все нехорошее, что делал Распутин, но знали и то небольшое, что было у него хорошего; здесь верили только дурному, не желая знать ничего хорошего».

Место это в мемуарах Спиридовича очень важное. Именно так и было: люди, владевшие информацией, куда более сложно относились к Распутину, чем те, кто ничего достоверного о нем не знал (и в известном смысле это относится и к нашему времени). Но через эту разницу восприятия проходил еще один роковой русский водораздел Царское Село – Петроград, а за Петроградом и вся Россия.

«Для нас А. А. Вырубова была его фанатичной религиозной поклонницей, здесь она считалась его любовницей и только. Да простит меня Анна Александровна за то, что я это говорю, за эту вульгарность, но, не веря ей, я только повторяю, что тогда "говорили" в столице, что передавалось в провинцию и что, с другими слухами и сплетнями, подготовило, в конце концов, необходимую для революции атмосферу, или, как говорят французы, – "ле климат". Здесь все упрощалось, делалось более понятным, вульгарным, скверным.

Образ жизни Распутина в Петрограде давал право смеяться над всеми этими религиозностями, богомольями по святым местам, над всем иным хорошим».

Сам Распутин на прославление святого в июне 1916 года не ездил. Воспоминание о том, почему это произошло, оставил тобольский губернатор Н. А. Орловский-Танаевский, который благодаря Распутину свое назначение получил. «…по просьбе Распутина, покровительствуемый им управляющий пермской казенной палатой, Орловский-Танаевский, был назначен губернатором и притом в его родную Тобольскую губернию, о чем Распутин известил его облетевшей всю Россию, столь характерной для него, телеграммой: "Доспел тебя губернатором"», – писал об этом обстоятельстве В. И. Гурко.

В наши дни факт участия Распутина в назначении тобольского губернатора в одной из многочисленных книг, распутинскому окружению посвященных, отрицается с замечательной легкостью: «На самом деле два слова телеграммы, если при этом учесть простонародный и одновременно замысловато-торжественный слог Григория Ефимовича, означали всего лишь поздравление с назначением губернатора в родную для Н. А. Ордовско-Танаевского Тобольскую губернию. В более развернутой редакции мысль Григория Ефимовича звучит следующим образом: "Доспел (успел) поздравить тебя губернатором". Или еще более развернуто и приближенно к современному языку этот текст звучит так: "Наконец-то и я вслед за остальными спешу поздравить тебя с назначением на должность губернатора"».

Вспоминал об этом и сам Орловский-Танаевский: «В один вечер часов в девять входит секретарь:

– Прямо с поезда экстренный именной большой пакет от Министра Внутренних дел.

Я вскрыл. Побледнел. Все в один голос:

– Что такое?

– Сейчас, г-н начальник (станции), где экспресс на Петербург?

– Опаздывает на 3 часа.

– Закажите по линии одно спальное место для меня и следите за поездом, чтобы я не опоздал.

В квартиру:

– Собирайте все, что надо в Петербург, еду на 10 дней <…> Государь личной резолюцией назначил губернатором в Тобольск. Указ Сенату посылается в ближайшие дни. Еду отказываться, если успею и если удастся. То же, что в 1912 году, но еще хуже, два креста на шею: Распутин и Варнава. Ясно, пойдет молва.

Не успели разойтись, срочная телеграмма личная: "Доспел тебя губернатором. Григорий".

– Ну вот, еще не хватало. Дурак. Ты-то при чем?»

И чуть дальше:

«В пути мы задержались в Покровском, поужинали в доме Распутина, который был дома, и соснули 2-2,5 часика. Распутина я отчитал за его дурацкую телеграмму, указав ее ложность, и предупредил, чтобы он никогда мне ни о чем не телеграфировал…»

Таким образом, можно заключить, что Распутин самовольно приписал себе заслуги в назначении Ордовского-Танаевского на тобольское кресло, а на самом деле был ни при чем, и все бы хорошо, когда б не письмо Императрицы Государю, написанное 25 августа 1915 года и в силу своей однозначности не поддающееся никаким лингвистическим и хронологическим манипуляциям: «Наш друг желает, чтобы Орловский был назначен губернатором».

Два месяца спустя состоялось назначение. В своих мемуарах последний тобольский губернатор (и соответственно последний хозяин того дома, где провела в 1917—1918 годах семь месяцев в заточении Царская Семья) описал свою аудиенцию у Императрицы 17 апреля 1916 года. Эта сцена в его воспоминаниях сильно стилизована и окрашена в экзальтированно верноподданнические тона, принятые в некоторых кругах русской эмиграции, но тем не менее определенное рациональное зерно она содержит. Процитируем описание аудиенции с того момента, когда Государыня обращается к мемуаристу:

«– Мы окружены лжецами, изменниками, думающими лишь о себе и о собственных выгодах. Вы – счастливое исключение, нам известно, что в 1912 и 1915 годах вы пренебрегли громадными окладами и спокойной службой, не боясь клички "распутинец"! Да, кстати, мне говорили, что вы не желаете, чтобы Григорий Ефимович Новых был на канонизации в числе близких моих дам, которые собираются ехать. Почему? – Очень взволнованный голос. – Вы третий раз у меня. Впечатление прямого, откровенного человека, такие же отзывы от других. Скажите же прямо, откровенно, неужели Григорий Ефимович то, что про него толкуют наши враги? Неужели Мы, Самодержцы, и я, как страдающая о болящем сыне мать, не смею допускать, да еще и не часто, к себе того, кто приносит сыну помощь?»

Тут надо сразу оговориться: едва ли Императрица могла сказать последние слова. Болезнь Наследника и уж тем более тот факт, что его лечит Распутин, были тайной Царской Семьи, о которой знали немногие, и скорее всего мемуарист, задним числом желая оправдать роль Распутина при дворе, приписывает их Александре Федоровне. Но последуем дальше.

«– Ваше императорское Величество, Вы и Государь, конечно, вправе допускать к себе всякого верноподданного. Я знаю Григория Ефимовича с 1900 года, когда впервые ночевал у него с моим 15-летним сыном и курьером, направляясь в Тобольск. Знаю все, что говорят, и много больше. Верно, он – почти безграмотный мужик, типичный сибиряк, но глубоко верующий в Бога человек и наипреданнейший верноподданный Вашим Величествам. Но я все же дерзаю просить теперь не настаивать на его приезде в Тобольск на канонизацию! Кратко – почему? За ним, хотя и много грехов, но и много страданий. Чем грешнее человек, тем больше ему надо молиться у св. мощей чудотворцев, и пусть это он делает почаще. За ним охотятся вовсю. Давно ли был ранен тяжко, смертельно, Бог спас его. Значит, он нужен. Я жду большого скопления совершенно чужих людей со всей Сибири. Охранять его от легкоподкупаемых людей мудрено. Усиленная охрана – лишний козырь в руках нападающих и клевещущих на Особы Ваши, для меня Священные. Может у св. мощей пролиться кровь. Я сам ему это сказал. Его семью я пригласил лично моими гостями, и они будут! Молчание. Мы почти у дверей.