Представь себе… Беседы о деньгах, политике и жизни вообще - Тензин Гьяцо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Далай-Лама: Я больше доверяю людям. Правительства постоянно меняются.
Фабьен: Что вы думаете о смертной казни?
Далай-Лама: Это ужасно! У смертной казни есть две задачи: устрашить и наказать. На днях по ВВС показывали передачу о восьмидесятичетырехлетнем старике, живет он в Англии, но приехал туда из России. Много лет назад его преследовали нацисты, а теперь он пытается привлечь их к суду. Это обычная месть. Уже нет никаких причин, почему этих людей следовало бы бояться. И те, кто хотят привлечь их к ответственности, на деле жаждут насладиться местью. Это совершенно не нужно.
Фабьен: Тогда как вы предлагаете поступать с теми, кто имел отношение к Холокосту или убийству сотен людей в Чили, Камбодже или Советском Союзе при Сталине, даже если все эти события происходили десятки лет назад?
Далай-Лама: Простить. Не забыть, но простить. То, что совершили эти люди, – отвратительно, ужасно, заслуживает всяческого осуждения, но все это уже в прошлом. В конечном счете все люди заслуживают сострадания и, когда необходимо, – прощения.
Я совершенно не уверен, что смертная казнь имеет хоть какой-то смысл, даже в качестве превентивной меры. Если молодой человек стал преступником оттого, что ему недоставало любви и привязанности, то ненависть здесь ничего не исправит. Если бы в природе существовал молодой преступник, о котором мы бы совершенно точно знали, что он никогда не изменится к лучшему, даже после применения духовных практик, медитации или других средств; если бы мы были полностью уверены, что если он останется в живых, то лишь снова будет убивать людей, – тогда, наверно, можно было бы рассмотреть возможность применения смертной казни. Но я все же не могу поверить, что этот вид наказания может что-то предотвратить. Должны быть иные средства.
Я полагаю, что тюрьмы необходимы. Просто нужно, чтобы изменилось отношение общества к заключенным. Оно должно стать более мягким, нельзя отвергать или делать изгоями людей, которые сидят в тюрьме или сидели в ней в прошлом.
Фабьен: Но мелкие правонарушения обычно совершают подростки, чье первое «преступление» нередко – не более чем незначительный проступок. И когда этих молодых людей сажают в тюрьму вместе с закоренелыми преступниками, это не идет им на пользу. Я думаю, что было бы более правильно привлекать их к общественным работам – это лучше, чем просто сидеть В тюремной камере в окружении других несчастных и озлобленных людей.
Далай-Лама: Несомненно. Если вина молодого человека незначительна – ее можно искупить, но, посадив его в тюрьму, можно оставить всякую надежду на его возвращение в нормальное общество. В этом случае общественные работы определенно могут стать лучшим решением.
Фабьен: А теперь я хотел бы поговорить о спорте.
Далай-Лама: О спорте? О, я в этом крупный специалист. Каждый раз – ноль очков.
Фабьен: Как вы думаете, спорт может заменить собой войны?
Далай-Лама: В некотором смысле да. Он занимает ум и душу человека. Но при этом спортивные хулиганы творят много маленьких войн!
Фабьен: На больших стадионах можно увидеть одновременно до ста тысяч людей, которые прыгают и орут, чтобы поддержать пару дюжин мужчин, бегающих по полю. С одной стороны, это хороший способ сбросить напряжение и выразить свои эмоции; но с другой – наша страсть к спорту часто напоминает невроз, который лишь усиливает соперничество и негативность.
Далай-Лама: Все это так, но я предпочитаю рассматривать спорт как еще одну сферу, где люди могут использовать свой ум и творческие способности.
Фабьен: А что вы скажете о музыке?
Далай-Лама: Человеческие эмоции выражаются не только через мысль, но и другими средствами, например голосом и звуком. Я думаю, что любая музыка, пение или инструментальные жанры воздействуют на наши эмоции. Музыканты всего мира используют эти знания. Громкие, беспокойные звуки вызывают чувство страха или гнева, а мелодичная, нежная музыка успокаивает. Чтение и пение мантр* - это разные вещи. Пение гораздо сильнее воздействует на чувства. Слова, их смысл – те же, но мелодия глубже соединяет нас с ними, особенно во время религиозных молитв.
Фабьен: В Тибете искусство, музыка и литература служили духовным нуждам. Я слышал, что тибетские художники не имели права изменять традиционный стиль и изобретать что-то новое, поскольку все пропорции изображений были священны и неизменны. Что вы скажете об искусстве в Тибете будущего?
Далай-Лама: Инертность тибетского искусства была вызвана главным образом недостатком инициативы и творчества. К примеру, в случае с пятым Далай-Ламой (Пятый Далай-Лама Агванлобсан-джамцо (1617-1682). При нем Тибет стал единым теократическим государством, возник институт Панчен-Лам – вторых после Далай-Лам иерархов тибетского буддизма), по-моему, нельзя говорить о творчестве. Я при слове «творчество» вспоминаю современных художников, которые придумывают нечто совершенно новое, а затем выражают это. А видения пятого Далай-Ламы относятся к совершенно иным сферам. Во-первых, эти видения появлялись у него перед глазами. Он мог ясно видеть некоторых великих лам, какие-то долины, отдельные инструменты и объекты. Затем он описывал свои видения своему художнику или мог нарисовать их сам, но в результате получалось достоверное изображение того, что он видел. Разве это можно назвать творчеством?
Я бы не рискнул проводить параллели между мистическим опытом и творчеством. Художник рисовал лицо разгневанного божества так, как это описывал пятый Далай-Лама. Со временем родилась традиция. Это не творчество. Но тибетская история отмечена и деятельностью великих художников, которые демонстрировали примеры поразительной творческой одаренности при создании новых стилей и способов письма. У нас были великие мастера, к примеру, в школе карма-гадри, и художники, которые, используя удивительные краски и техники, усовершенствовали стили лангбум и петри.
В будущем я вижу два пути сохранения тибетского искусства. Один из них – тщательное подражание старым мастерам, а другой – использование существующих техник для создания новых средств выразительности, соответствующих реалиям современной жизни. Я полагаю, что нужно развивать новые стили, о чем и сказал моему народу. Кстати, не так давно здесь, в Дхарамсале, прошла выставка художников из Тибета. Некоторые их работы были посвящены Дхарме, но другие скорее относились к современному искусству.
Фабьен: Все эти вопросы касаются человеческой среды обитания – и физической, и духовной, того, как люди формируют ее и живут в ней. В связи с этим я хотел бы спросить вас о здоровье. От чего, согласно канонам тибетской медицины, больше зависит здоровье: от психических или физических факторов?
Далай-Лама: Они имеют равноценное значение. Проблемы нашего физического тела отражаются на ясности ума. Часто с телом все в порядке, но мы заболеваем, и вызвано это нашими психическими или эмоциональными переживаниями.
Фабьен: Что лежит в основе хорошего здоровья?
Далай-Лама: Человеческое тело состоит из элементов, о которых я уже упоминал; воздух, огонь, земля, вода и пространство. По самой своей природе эти элементы вступают друг с другом в конфликт. Огонь - горячий, вода - холодная, земля - плотная, а воздух невесом. Все это противоположности. Если бы они не конфликтовали, то не было бы движения вперед. Нечто подобное происходит в нашей тибетской системе философских дискуссий, поскольку она провоцирует столкновение противоречий. В результате может родиться истинное знание или мудрость. Без противоречий не было бы дальнейшего развития. Человека можно считать здоровым, когда эти конфликтующие элементы, составляющие наше тело, находятся в состоянии баланса. Даже если в наше тело проникают посторонние микроорганизмы или вирусы, пока внутренние элементы пребывают в гармонии, наша иммунная система будет работать четко. Тело обладает естественной способностью отражать атаку извне. Но если гармония среди элементов нарушена, то внешние агрессоры находят лазейку для вторжения в наш организм.
Фабьен: Какой медицинской системе вы бы доверили свое здоровье?
Далай-Лама: Я всегда считал, что холистические медицинские системы, рассматривающие в единстве тело человека, его душу и окружение, более эффективны, чем медицина, разделяющая эти элементы, особенно если речь идет о длительных или хронических заболеваниях. После того как я многие годы с успехом испытывал эту систему на себе, у меня появилась огромная, почти слепая вера в эффективность тибетской медицины. Я очень скептично отношусь к аллопатической медицине, хоть и признаю, что она великолепно помогает в срочных случаях. К примеру, когда у меня поднимается высокая температура, то, безусловно, я охотно приму аллопатическое лекарство, скажем аспирин.