Шестая койка и другие истории из жизни Паровозова - Алексей Маркович Моторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вырастешь — космонавтом станешь!
Хотя нужно сделать скидку на те времена. Тогда запуски космических кораблей были событием важности невероятной, о них писали в газетах, показывали по телевизору, а по радио с утра до вечера заводили песню:
Я — Земля.
Я своих провожаю питомцев —
Сыновей,
Дочерей.
Долетайте до самого Солнца
И домой возвращайтесь скорей!
Космонавт — о чем можно было еще мечтать? По этой причине взрослые пребывали в наивной уверенности, что от такого будущего я конечно же просто обязан прийти в восторг. Но почему-то меня это абсолютно не трогало. К Солнцу мне лететь совсем не хотелось, тем более к тому времени я уже читал мифы Древней Греции и хорошо помнил, чем это все закончилось для Икара.
Да и прочие героические и романтические профессии — моряк, геолог, разведчик и полярник — меня никогда не соблазняли. Читать я про это любил, но на себя не примерял.
Лишь однажды я дал слабину. Тетя Юля, сестра моего отца, где-то услышала, что на Новый год нужно обязательно записать на бумажке желание и успеть спалить этот клочок на свечке, пока бьют куранты. И якобы тогда оно непременно сбудется. И как у нее водилось, она тут же стала требовать от всех следовать этому ритуалу. Зная тетю Юлю, никто ей особо не противоречил. Откажешь — в лучшем случае пожмет плечами и посмотрит как на слабоумного, а в худшем — могла и высказаться.
Нам с Асей было разрешено по малолетству записать желания заранее. Ася уселась за дедушкин стол и четверть часа старательно выводила нечто на тетрадном листочке. Из нас двоих писать умела только она. — Так, теперь ты! — нетерпеливо сказала она, завершив свое и положив перед собой новый листочек. — Говори, о чем мечтаешь?
Я совершенно растерялся, мечты мои были столь ничтожны, что даже в свои пять лет я прекрасно понимал, как несолидно с этим лезть к Деду Морозу.
— Не знаю, — честно сказал я, — не знаю, о чем мечтаю.
— Прекрати немедленно! — тут же нахмурилась Ася. — Все о чем-нибудь мечтают!
Она сейчас говорила точно так же, как и ее мама, тетя Юля. И мне сразу стало неловко. Но я решил уточнить на всякий случай, так как всегда брал с Аси пример:
— А сама ты что у Деда Мороза попросила?
Ася взяла в руки свой листочек и с выражением зачитала:
— «Дорогой Дед Мороз! Когда я вырасту, очень хочу стать принцессой и играть на гитаре!»
Ни то ни другое не показалось мне подходящим. Но чтобы не задерживать Асю, а она всем своим видом демонстрировала нетерпение, я промямлил первое, что пришло в голову:
— Хорошо! Напиши: «Дорогой Дед Мороз. Я очень хочу стать танкистом!»
Так Ася и сделала.
Долгие годы спустя, особенно когда наступил призывной возраст, я только и делал, что шептал про себя: «Дедушка Мороз, миленький, забудь об этом, я тогда пошутил!»
В дальнейшем я был куда осторожнее в своих желаниях. Мне хотелось вещей обыкновенных, а именно: иметь полное собрание сочинений Фенимора Купера, носить в кармане игрушечный пистолет, такой, чтоб был похож на настоящий, модель парусного корабля с пушками и съездить в Ленинград.
Но главной моей целью многие годы было дело легкоосуществимое, вероятно и самое массовое, можно сказать — рутинное. Я очень хотел стать пионером.
Все потому, что я рано начал ездить в пионерские лагеря, оказавшись там впервые в шесть лет. Всегда хотел спросить родителей, о чем они думали, когда отправляли меня в такое место, в таком возрасте, да все не нахожу времени. И тогда, в первый мой сезон, еще в автобусе, что вез нас в этот «Орленок», я остро, причем впервые в жизни, ощутил собственную неполноценность. Это когда мальчики и девочки принялись считаться, кто в какой класс перешел.
— Я во второй!
— А я в третий!
— И я в третий!
— И я!
— А я во второй!
— Я в третий!
И так далее.
Когда очередь дошла до меня, пришлось честно сообщить:
— Я перешел в первый класс!
Издевательский хохот был мне ответом.
Дурак, кретин, придурок, посмотрите на него, нельзя в первый класс перейти, малявка, тупица, идиот. Таким образом, мне достаточно рано пришлось узнать, что такое коллективная травля и дискриминация по возрасту и месту в стае.
Мне бы им тогда сказать, что я перешел во второй класс, но только музыкальной школы, хотя не факт, что это изменило бы их отношение.
Буквально за пару первых дней стало понятно, что в пионерлагере все дети делятся на две категории: пионеры и малыши. И не важно, в какой класс ты перешел, во второй или даже в третий. Значение имеет лишь пионерский галстук у тебя на груди. Потому как малышей — не пионеров, а в большом лагере это обычно два-три отряда — раньше всех загоняют спать, не пускают на танцы, не разрешают плавать в бассейне, не отправляют в поход, а в бане заставляют мыться в присутствии вожатых.
А мне даже больше всех этих походов с танцами хотелось красиво вздымать руку в пионерском салюте. Этот жест казался мне исполненным невероятной лихости и изящества. Когда дважды в день, на утренней и вечерней линейке, отличившихся вызывали на подъем и спуск флага, то перед тем, как взяться за тросик, к которому крепился флаг, эти ребята так эффектно отдавали салют, что просто помереть. Но право на это имели исключительно пионеры, туда принимали только в третьем классе, а я осенью лишь в первый должен был пойти. И эти три года ожиданий казались мне вечностью.
Лагерь находился рядом с селом Вороново, когда-то там родился мой прапрадед, которого с малых лет определили камердинером к графу Шереметеву. И село это долгое время было нашим родовым гнездом. И хоть в середине девятнадцатого века основная часть семьи перебралась в Москву, в усадьбу Шереметевых на Воздвиженке, мама тем не менее каждый год проводила в Воронове летние каникулы у дальней родни.
В первый же родительский день в «Орленке» мама взяла меня под расписку, и мы отправились навещать ее тетку и двоюродную сестру. Первым делом у них в избе я
