От татей к ворам. История организованной преступности в России - Александр Владимирович Воробьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В составе шайки нашлось место самым разным представителям русского общества: двое дворян, казак, холоп, гулящий человек. Правда, происхождение главы разбойников Ивана Обоютина нам неизвестно, зато в документе упоминаются его прозвища в преступном мире: Киндеев, Бедарев, Кошира. Внешность и платье каждого из разбойников подробно описаны: указан рост, особенности лица, наличие бороды или усов, цвет волос. Из документа, например, известно, что один из разбойников стриг («сёк») свою бороду. Интересны описания платья вплоть до пуговиц и нашивок, а также шапок. Одежда и головные уборы некоторых разбойников были отнюдь не дешевы: упоминается хорошее сукно и шелк, окрашенные в лазоревый, желтый, вишневый и темно-красный цвета.
О наказании вологодской мужеубийцы Агриппины
В России XVII в. существовал уникальный вид смертной казни, утвержденный Соборным уложением: окапывание в землю. Некоторые подробности того, как применялась эта кара, уготованная мужеубийцам, известны нам из челобитных жителей Вологды и местного архиепископа.
В декабре 1659 г. вологодские губные старосты Козьма Панов и Матвей Данилов-Домнин получили грамоту из Разбойного приказа, по которой крестьянка Корнилиево-Комельского монастыря Агриппина приговаривалась к смертной казни за то, что удавила своего мужа. 22 декабря губные старосты окопали ее в четвертом часу дня (т. е. в четвертом часу после рассвета). «В такой мразный (морозный — А. В.) день» Агриппина долго мучилась, умоляя пощадить ее и постричь в монастырь, пока, наконец, в третьем часу ночи (т. е. в третий час после заката) ее не раскопали чуть живой. Кто же и при каких обстоятельствах посмел остановить казнь?
Известно, что ст. 14 XXII главы Соборного уложения исключала возможность пощады для таких преступниц, даже несмотря на прошения детей или родственников убитого. Однако в Вологде за убийцу вступились посадские люди, тронутые мольбами женщины. Вечером того же дня земский староста и лучшие и средние люди пришли в Софийский собор, где подали челобитную Маркеллу, архиепископу Вологодскому и Белозерскому, который в это время служил молебен после вечерни. Архиепископ, милостиво принявший вологжан, призвал в собор губных старост, которых упросили выкопать Агриппину. После чего она ожидала нового царского указа под охраной в губной избе.
Как завершилась эта история, мы не знаем. Известен случай, когда Сибирский приказ отклонил коллективную челобитную жителей Енисейска, просивших о снисхождении для крестьянки, зарезавшей своего супруга. Впрочем, в другой раз мужеубийцу из Илимска помиловали и смягчили ее наказание в честь «всемирной радости», свадьбы царя Петра Алексеевича в 1689 г.
К сказанному выше можно лишь добавить, что, кроме вологодских жителей, царю отправил челобитную и сам Маркелл, также сообщивший о сути дела своему стряпчему Ивану Токмачову. Еще более важно, что архиепископ надеялся на заступничество царского духовника, протопопа Лукьяна Кирилловича и судьи Разбойного приказа, боярина Бориса Александровича Репнина, которым Маркелл собственноручно составил 2 письма.
Дело об убийстве помещика своими крестьянами
В конце 1620-х гг. судьи Разрядного приказа рассматривали непростое дело об убийстве четырьмя мещовскими крестьянами своего землевладельца Алферия Засецкого. Хотя преступники были схвачены и охотно винились перед властями, разбирательство осложнялось двумя обстоятельствами. Во-первых, вопреки свидетельствам родни Засецкого о том, что убийцы пошли на это злодеяние, «избывая своего крестьянства», а также захватили имущества на 80 рублей и похитили все грамоты и крепости, сами преступники утверждали, что собирались всего лишь убежать от издевательств помещика, который, не таясь, брал «сильно на постелю» их жен.
Крестьяне не раз жаловались на Засецкого его родителям, в наказание отец даже некоторое время держал его скованным цепями. О действиях Засецкого знали не только жители близлежащих мест, но и некоторые монахи Боровенского Успенского монастыря. Кроме того, конфликт с частью крестьян подогревался еще и тем, что Засецкий заставлял их курить вино в разгар сельскохозяйственных работ.
Если верить расспросным речам крестьян, то они даже не собирались убивать Засецкого, а когда он готовился идти в устроенную во дворе «мыльню», они всего лишь связали его и бросили в грязь, где их господин умер от «пару», то есть задохнулся. Убийцы в один голос заявляли, что спешно покинули деревню, не забрав ничего из имущества Засецкого.
Во-вторых, после убийства крестьяне бежали за рубеж, таким образом автоматически перейдя в число государевых изменников. В свое оправдание они утверждали, что «бегали за рубеж спроста от насильства». Затем двоюродный брат убитого Дмитрий Засецкий подал челобитную, в которой заявил, что его крестьяне, будучи родственниками убийц, не только могут что-то знать о преступлении против Алферия, но и собираются лишить жизни и его самого и так же уйти за пределы Московского царства. Взятые под стражу крестьяне под пыткой отвергли все обвинения, а вскоре и вовсе сбежали от приставов за рубеж.
Через некоторое время все беглецы, крестьяне Алферия и Дмитрия Засецких, вернулись обратно, и, как и следовало ожидать, разбирательство продолжилось. Узнав об их возвращении, Григорий Засецкий бил челом о том, чтобы отдать ему людей своего покойного родного брата, кроме одного, который, по мнению Григория, как раз и убил Алферия. Похожую челобитную подал и Дмитрий Засецкий, желавший освобождения своих, не имевших отношения к убийству крестьян, после того как их накажут за побег.
Дьяки Разрядного приказа оказались в затруднительном положении, поскольку подобного дела в их практике еще не было. Среди законодательных норм, сколь-нибудь подходивших к обстоятельствам этого судебного процесса, удалось найти указ о наказании воров-крестьян и зависимых людей, которые, уйдя за рубеж, вернутся затем обратно. Впрочем, если вина беглеца не была доказана, то его по закону надлежало вернуть господину.
Теперь оставалось выяснить, как поступить с убийцами Алферия Засецкого и можно ли удовлетворить прошение его родственников о возвращении им беглых крестьян. Для решения этих вопросов из Разряда отправили память в Разбойный приказ, главное ведомство страны, специализировавшееся на борьбе с особо опасными уголовными преступлениями.
В ответной памяти судьи Разбойного приказа сообщали, что в указной книге их учреждения нет подобной законодательной нормы, и предложили для примера следующую подборку судебных решений по схожим делам.
В 1619/20 г. четверо убийц вологодского землевладельца, жильца Семена Полибина были сожжены по боярскому приговору; в 1621/22 г. двух лишивших жизни князя Федора Лыкова холопов четвертовали, отрубив им ноги, руки, а затем отсекли и головы «на Пожаре» (т. е. на Красной площади); из трех деловых людей, убивших в Переславле-Залесском Алексея Смолина, одного казнили в Москве четвертованием, а другого повесили в Переславле-Залесском; в 1626 г. в Галиче привели в исполнение смертный приговор крестьянам Чеадая Сытина, убившим не только своего боярина, но и его человека.
Важно отметить,
