Журналы «Работница» и «Крестьянка» в решении «женского вопроса» в СССР в 1920–1930-е гг. - Ольга Дмитриевна Минаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Женщины работают в 1930-х гг. крановщиками[283], диспетчерами железнодорожной станции[284], геологами[285], метеорологами[286], водолазами[287], механиками и инженерами автомобильного завода[288], врачами санитарной авиации[289], матросами[290], комбайнерами[291] и трактористками[292], капитанами корабля[293], водят самосвалы[294], испытывают танки[295] и т. д. В многочисленных публикациях «Работницы» и «Крестьянки» к числу наиболее престижных женских профессий относились те, которые связаны с освоением техники.
Неоднократно «Работница» рассказывала о том, что женщины освоили профессию сталевара – сейчас это один из символов сугубо «мужской» профессии, тяжелой и вредной. В 1932 г. на обложке был помещен коллаж из портретов женщин-сталеваров: Феоктистовой (Днепропетровский завод), Ипполитовой (Магнитогорский металлургический комбинат) на фоне нарисованного цеха. В журнале постоянно подчеркивалось, что женщины прекрасно освоили профессии, которые «почему-то считались мужскими»: «женщины не только суп варить умеют – сварим и чугун на славу!»[296].
На Сталинградском заводе «Красный Октябрь»[297] в ответ на призывы журнала домохозяйки пришли в цех, чтобы мужья выучили их, и они были бы готовы заменить мужчин у мартенов и прокатных станов. Не стоит забывать, что аудитория центральных женских журналов была малограмотной (или алфавитно грамотной, т. е. недавно научившейся читать). В публикациях о стройках пятилеток журналисты активно использовали технические термины, называли разнообразные профессии, описывали технологические процессы – употреблялось много незнакомых слов и терминов, которые малограмотная аудитория наверняка не понимала. Для журналистов важнее было укоренить эмоционально окрашенные образы, связанные с индустриальным трудом, чем нести технические знания.
Одним из приемов производственной пропаганды для женщин была поэтизация индустриального труда. Заводы, шахты, станки и другие механизмы, производственный процесс и эмоции, которые должны были испытывать работницы, связывались в стихотворениях в единый, яркий образ. В стихотворении Сергея Дорофеева «Подруга у станка»[298] труд в советскую эпоху противопоставляется труду в «былые годы». Тогда «был тяжел твой женский путь», но теперь работница «добилась свободы, перестала спину гнуть». Тогда труд был тяжелый, беспросветный, вынужденный. А теперь поэт описывает «кудри стружки», «чугуна литого кромки», «резвый бег маховика», «станки поют частушки» – все это вызывает такой восторг у работницы, что все ее движения «бодрой радостью горят».
Типичным представляется стихотворение Е. Филипповой «Лебедчица»[299]. В стихотворении употребляются новые, наверняка незнакомые малограмотной аудитории журнала слова: лебедка, электропроводка, мотор, вагонетка. И обязанности «лебедчицы», и детали производственного процесса тоже вряд ли понятны широкой аудитории.
Как в производственной тематике автор находит положительные эмоции? В шахте «ждет» героиню «любимая (курсив мой – О.М.) лебедка, вытянув, как руки, рычаги», «лампочки лучисто» разделяют ее радость в начале трудового дня. Она любовно ухаживает за своей лебедкой: чистит и смазывает ее. Когда начинает работать мотор, мысли героини «электропроводкой побегут стремительно в забой». Этот образ также вряд ли был понятен малограмотной аудитории «Работницы». Вот пример того, как описано представление работницы о ее вкладе в общий труд:
Я лишь только часовой уклона,
Но когда несутся поезда,
Мне слышней, как воля миллионов
Высит рост ударников труда[300].
Образ труда создается путем активного использования военной лексики: «часовой уклона», «крепости мы приступом берем», «вагонетки двинутся и маршем зазвучат». Несколько раз поэт упоминает о том, что пятилетка «двигается» не только трудом, но и волей: «воля ударной пятилетки», «воля миллионов». Эмоционально и образно доносится мысль, что труд и воля миллионов рядовых работниц слагаются в единый процесс, работают на достижение общей цели. Труд описан как процесс, доставляющий радость, вызывающий душевный подъем, он должен быть целью и смыслом жизни женщины. Для женской аудитории постоянно повторяются журналистами и закрепляются эмоциональные составляющие такого образа труда (он несет радость, счастье, любовь).
Нужно отметить, что 1930-е гг. – время, когда телевидения еще не было, а художественное кино не было широко доступно. Поэтому журналисты часто включали в рассказы и очерки описания природы, которые привлекали бы внимание читательниц и отражали настроение героини. «Вечереет. Тускло блестят железнодорожные пути… Выпал первый снег. Он идет голубым потоком, оседая на ветвях берез и елей, стоящих около пути»[301], – вот типичное включение описания природы в производственный очерк. Эта зарисовка предваряет воспоминания героини о тяжелой жизни в годы Гражданской войны. Описания природы не несут никакой смысловой нагрузки, это скорее эмоциональный камертон. Вот, например, как описаны цеха ткацкой фабрики: «последние ряды станков теряются в туманной дали ткацкого зала, наполненного золотистой пылью хлопкового волокна. Солнечные лучи, по-осеннему яркие и по-весеннему горячие, рвутся в щели между занавесок»[302], «рассвет нехотя начинает белить небо….теплый ветерок порхает в проходах, и кажется, что солнечное тепло исходит вот от этой нежно-золотистой ткани…»[303].
Описание привлекательной внешности героини может играть различные роли: можно противопоставить ее женственность тяжелому и сложному оборудованию, на котором она работает, или подчеркнуть, что героиня не уступит по силе мужчине.
Ударница Настя, машинист паровоза, описана так: «серьезный, вдумчивый взгляд», характер – «огонь с перцем», «с веселой твердостью говорит», «крепкий подбородок, полногубый рот и широко расставленные глаза, пушистые от длинных ресниц», «улыбается лукавыми углами губ»[304]. Это типичный подход – героиня должна быть женственна, привлекательна, но демонстрировать волевой и твердый характер. Ее женственность и хрупкость противопоставляется мощи и силе паровоза.
В очерке о Жене Прохоровой, которая стала пилотом[305], журналистка несколько раз подчеркивает женственность, красоту героини: веселая, сероглазая, жизнерадостная, открытое лицо, светлые волнистые волосы из-под летного комбинезона. Ее рассказ о жизни «такой же красивый и хороший, как и она сама».
Вот другой пример описания внешности героини. Проходчица Московского метро Дуся Ермакова так представлена в очерке: «Со всем жаром юности, со всей энергией своего молодого, здорового организма полюбила Дуся новое дело. Высокая, сильная, немного грубоватая от избытка сил, она сияет светлыми голубыми глазами, сияет улыбкой»[306]. Здоровье, энергия и физическая мощь нужны для профессии проходчицы, поэтому описана девушка «немного грубоватая» – налицо соответствие профессии и внешности. Подобный прием встречается и в заметке о работе грузчиц: среднего роста женщины с широкими плечами «идут ритмичным шагом гуськом, ловко принимают груз, перегружают зерно и другие товары»[307], «звонкие голоса, ловкие движения, отличные показатели»[308].
Одна из задач журналистов – создать представление о престижности и привлекательности труда,
