АГОНИЯ ПАТРИАРХАТА - Клаудио Наранхо

Вызывание духовного руководителя, для чего в «Процессе» имеются соответствующие указания, юнгианец истолковал бы как приглашение к участию в диалоге с внутренним архетипом «мудрого старца» или «мудрой старухи». В то же время Хофман, подобно шаманам и другим религиозным учителям, поощряет отношение к внутреннему руководителю как к некоей сущности, существующей (в отличие от «духовной самости») вне нас.

В настоящее время многие специалисты (как правило, трансперсоналисты) полагают, что за пределами сферы фантазии находится сфера опыта, которая, при выявлении в сознании, опознается обычным умом как нечто, находящееся за его пределами, - архетипический, воображаемый, психический мир, в котором высший ум пребывает подобно тому, как обычный ум пребывает в мире объектов и логических классов. По-видимому, именно в этом глубинном состоянии ум выполняет функцию, связанную с его названием, так как слово ум («mind») происходит от санскритского слова «manas», которое соотносится как с человеком («man»), так и с луной («moon»). Такая изначальная соотнесенность этих двух понятий позволяет видеть в уме человека восприимчивую луну, обращенную к свету духовного солнца.

Независимо от теоретической справедливости или несправедливости гипотезы о взаимосвязи между мистическим опытом и одержимостью (включая высокое вдохновение), с одной стороны, и чем-то запредельным для человеческой психики, с другой стороны, я полагаю, что с практической точки зрения это утверждение справедливо, поскольку именно интеллектуальная точка зрения вызывает проявление супраинтеллектуального, протоархетипического, духовного мира «творческого воображения».

Ни одна религия не утверждает: «Представь себе Бога и беседуй с этим образом». Напротив, указывая на нечто запредельное для человеческой самости - трансцендентное Ты, Святой Другой - различные школы традиционной духовности доказали возможность реализации вы званного таким образом опыта. Вообще говоря, способность погружаться в символы, входя таким образом в созерцательные состояния, идет рука об руку с точкой зрения, согласно которой символы следует рассматривать не просто как символы, а скорее как то, что они символизируют.

Благодаря способности символов занимать место символизируемого ими опыта (основа того, что г-жа Сехешайе назвала «символической реализацией»), некоторые ряды мысленных образов могут служить средствами передачи опыта. Такие «фантазии» можно рассматривать как обряды или ритуалы. В «Процессе» эта особенность играет очень важную функцию на заключительном занятии, когда клиент получает указание представить себе пуповины, соединенные с особенностями негативного поведения, которые уже были исследованы клиентом в самом себе и в своих родителях. Мысленное обрывание этих пуповин пробуждает решимость и желание отделить себя от всей негативности, выявленной с помощью предыдущего анализа интроекций отца и матери. Как и прощение, этот процесс представляет собой направленную медитацию, позволяющую изменить отношения человека с помощью символического обрывания пуповин. При этом символ используется как средство достижения более глубокого опыта, а в человеке пробуждается желание воспользоваться этим средством.

Аналогичным примером символической алхимии служит «рециркуляция», то есть процесс визуализации, который объединяет трансперсональные и аналитические элементы и входит в послетерапевтическое задание человека.

Я замечал, что прошедший терапевтический курс человек обретает безмерную веру в свое полное исцеление. Более правильно, по-видимому, видеть в «Процессе» начало того, что будет полностью достигнуто после продолжительных разногласий между обусловленной личностью человека и вновь приобретенным послетерапевтическим намерением. Поэтому я рассматриваю «Процесс квадринити» как ознакомление с новым отношением, которое выводит человека на путь повседневной внутренней работы, обеспечивает его мотивацией, необходимой перспективой и психотерапевтическими методами для работы над собой. Моя прежняя критика притязаний «Процесса» на исцеление стала более умеренной, когда я признал, что, поддерживая в человеке ощущение исцеления, терапевт применяет в нужный момент очень эффективный метод: побуждает человека отказаться от занятости собой, характерной для психотерапевтической процедуры, и таким образом занять позицию избыточности. Кроме того, «Процесс» побуждает человека отказаться от психотерапевтической зависимости и, что, по словам Боба Хофмана, самое главное, - от стремления быть, чтобы просто быть. Однако со временем все, что было заметено под коврик, непременно появится на поверхности сознания человека и тогда он, естественно, сможет более реалистически взглянуть на «путь любви», простирающийся за первым этапом. Но произойдет ли это само собой?

Если бы кто-нибудь захотел синтезировать психодинамические, трансперсональные, гуманистические и бихевиаристические элементы психотерапии, вряд ли ему удалось создать что- то лучшее, чем описанный выше метод. «Процесс квадринити» вписывается в структуру развития психотерапии как бы в виде ее синтеза, хотя в действительности он являет собой дар интуиции, родившейся вдали от мира, и не знает, так сказать, своих предшественников.

В последние годы «Процесс квадринити» конкурирует с гештальт-терапией в некоторых городах Южной Америки и Европы подобно тому, как в 60-х годах гештальт-терапия конкурировала в Соединенных Штатах с психоанализом. Впрочем, нам еще предстоит осознать многие его потенциальные достоинства. К ним, например, относится ценность «Процесса» для всех желающих стать психотерапевтом. Но куда больше меня интересует возможность использовать потенциал «Процесса» в будущей системе холистического образования, то есть такого образования, в котором аффективная и духовная сторона роста человека будут реинтегрированы в его интересах. Для применения этого структурированного метода достаточно короткого промежутка времени, и поэтому он пригоден для группового использования в школьной обстановке.

Я надеюсь, что вышесказанное проложит путь для дальнейшего раскрытия целительных возможностей «Процесса» для психического здоровья человека и поможет раскрытию доброты, столь необходимой для процветания нашего общества.

Поскольку мне суждено было познакомить мир с «Процессом квадринити», уместно, по-видимому, дополнить вышеприведенные размышления о «Процессе» несколькими замечаниями о моей личной заинтересованности в судьбе рекомендуемого на этих страницах метода терапии и преподавания, ибо благодаря своей заинтересованности я убедился в его ценности для многих людей. На этом основании, в частности, я включил эту главу в настоящую книгу.

Я познакомился с Бобом Хофманом в 1972 году на частной Лекции в Беркли, инициатором которой выступил д-р Лео Зеф. В своей лекции он вкратце описал применявшийся им терапевтический метод. В тот период своей жизни я вовсе не искал новой формы терапии. После многолетних поисков. помощи у терапевтов и духовных учителей я пришел к этапу, который называю «харизматическим». На этом этапе я чувствовал, что нашел то, что мне надо, и тем не менее был взволнован. Вряд ли я записался бы на восемь занятий по психотерапии у Боба Хофмана, если бы не общий интерес к той роли, которую играют в трансформативном процессе взаимоотношения между внутренними элементами: отец, мать и ребенок. Однако лекция оказалась очень полезной. Особое впечатление на меня произвело то, что Боб сумел описать биографии моих родителей и события моего детства, о которых он вряд ли бы смог узнать с помощью обычных средств.

Мне показалось, что основную стратегию «Процесса», используя которую Боб руководил мною, можно применить к группам, заменив вводные психические факторы на структурированный, направленный, контролируемый процесс воспоминаний о жизни и экстраполяции на основе воспоминаний.

В первый раз я записался на занятия в группу из 70 человек (с участием Боба на заключительной стадии «Процесса»). В это время в моей работе с людьми в Института CAT меня особенно интересовал процесс превращения групп в самоисцеляющиеся системы. Во второй раз я записался на занятия в группу из 50 человек, которую вела Реза Ли Ландман (в присутствии Боба в качестве безмолвного крестного отца) с использованием письменных указаний. (В один из редких моментов вдохновения я воспроизвел эти указания. Вскоре после этого я посетил Боба, и он неожиданно заметил, что на занятиях со мной присутствовал д-р Фишер).

«Процесс» получил довольно высокую оценку в этой и других группах Института CAT, и впоследствии многие из моих студентов стали первыми сотрудниками Боба, положив начало бурному распространению «Процесса».

Год спустя, присутствуя на занятиях первой группы Боба в клубе Боркли, я заметил различие в наших подходах. Он старался исключить элементы дуэли и взаимной терапии, зато с помощью магнитофонных записей повысил качество обратной связи со своими учащимися при выполнении ими домашней работы.