Волшебник-юнлинг - E. ea I

возник не моментально. Сперва как у младенца, затем яблоко за три удара сердца подросло до симметрии с правым, радужка приобрела карий цвет, братский здоровому глазу. Все эти долгие мгновения четверо участников напряжённо направляли магию, чей поток каждый из них явственно ощущал, как при энергоёмком колдовстве типа пожарной струи Аква Эрукто.

— Перси, срочно Ренервейт Триа, — интуитивно бросил волшебник-юнлинг.

Префект такое заклинание ещё не применял, но на одном духу сплёл его без помарок.

И после этого заклинания мужчина часто-часто заморгал, смахивая влагу, а под тонкими и закрученными к скулам седыми усами расцвела счастливая улыбка:

— Вижу! Я нормально вижу на оба глаза! Йе-еху-у! — радостно воскликнул осчастливленный профессор, всё ещё левитируемый девушкой.

— Ура-а! — Получилось! — Браво! — Класс! — Круто! — Йе-еху-у!

Зрители тоже завопили от радости за успех в деле, трудность и напряжённость которого они засвидетельствовали лично. Интенсивность свечения их заклинаний Люмос, разгонявших вечерние сумерки, явственно возросла.

Пенелопа сама догадалась поторопиться с тем, чтобы поднять профессора вертикально и поставить обратно на доски слегка колеблющегося понтона.

— Двадцать баллов Гриффиндору и пять Равенкло, — оценил профессор старания учеников. — И от меня лично потом каждому отдельный подарок, друзья! Мерлин, какое же счастье вновь видеть по нормальному! Спасибо, ребята, — всклокоченный мужчина с вечно растрёпанной копной седых волос поклонился в пояс, смутив экспериментаторов столь глубоким выражением благодарности.

— Это вам спасибо за участие в эксперименте, профессор Кеттлберн, — нашёлся Поттер.

— Ха-ха, гриффиндорцы, что ещё сказать! — бодрый старик рассмеялся. Но потом вновь посерьёзнел и просительно произнёс: — Пожалуйста, ребята, давайте после ужина в лазарете восстановим мне левую руку. Магия — это воплощаемое желание, и сейчас я как никогда прежде жажду вновь обладать откушенной рукой.

— Извините, профессор, но у меня после ужина отработка у профессора Локхарта, — уныло ответил Поттер, оставляя инициативу у Сильвануса.

— Оу, я попрошу Альбуса переназначить вашу отработку, мистер Поттер, — заверил Кеттлберн, от волнения и нетерпения постоянно переступая с протеза на протез. — Вы согласны?

— Да.

Остальные участники тоже согласились продолжить эксперимент в больничных условиях.

— Превосходно! Темпус. О, до ужина совсем ничего! Дети, посторонитесь, — и калека поторопился к длинной лестнице, умчавшись аки горный козёл.

— Мы тоже пойдём, — Перси подал руку возлюбленной, желая до ужина получить наградные поцелуи.

Когда они отошли, находившийся в центре внимания мальчишка лукаво сощурился:

— Ну вот, Гермиона, а ты боялась. Слабо нарисовать «Гриффиндор» на поверхности озера? — подначил Поттер, чтобы занять оставшееся время очередной мальчишеской выходкой. Он спрятал остролистовую палочку и достал каштановую.

— Пф, на воде заклинание Колорум не держится, Гарри Поттер, об этом чётко сказано во всех учебниках, — заявила Грейнджер. — Тем более уже ночь опускается.

— Брехня! Глациус. Колорум. Люмос красный. Ну и, кто прав? — наколдовав левой рукой лёд и покрасив его, после чего махнул правой рукой и скопировал физиономию Снейпа.

— Хе-хе, — Рон панибратски похлопал опростоволосившуюся подругу по плечу.

— Гриффиндорцы! Айда ставить наш автограф с автопортретами на Великом Озере! — выкрикнул Поттер, окуная школьников в безрассудное и беззаботное детство.

— О Боже! — Гермиона ахнула от количества желающих поучаствовать в авантюре.

Грейнджер опять пришлось содействовать, на сей раз чтобы ледяные буквы получились красивыми, а не тяп-ляп. До трапезы наморозить гигантскую надпись уже не успевали, но пятьдесят ярдов в длину осилили вовремя. Лёд, слой краски, снова лёд (бугристый от множества складывающихся заклинаний Глациус), заклинание светимости — получилось очень волшебно! Аж русалки и тритоны всплыли, когда дети схлынули, гурьбой помчавшись на ужин.

А в Большом зале разразилась пикировка между мадам Помфри и мистером Кеттлберном, пока не зашёл директор Дамблдор и не погасил перепалку по поводу «безумного эксперимента, лишь чудом удавшегося». Зато вся школа стала в курсе, что «банда Поттера» сенсационно регенерировала магически уничтоженный глаз рыбы и потом глаз человека, совершив доселе невозможное.

Не успел профессор Флитвик, чья пришла очередь, запустить граммофон, как с заполошными криками в Большой зал вбежал Аргус Филч:

— Профессор Дамблдор! Профессор Дамблдор! Там!.. Там!..

— Что случилось, Аргус? — Альбус озабоченно вскочил с трона.

— Там у пристани плавает гигантская красная светящаяся надпись «Гриффиндор» с косяками жителей Великого Озера! — выпалил завхоз, осматривавший двор на предмет потерянных фишек, когда услышал плеск с переливами голосов русалок и проверил.

— Это наш тренировочный автограф. С нарисованными лицами, кто как сумел. К утру наверняка растает, — раздался звонкий мальчишеский голос Поттера.

— Ох-х… — Дамблдор устало осел обратно на свое золотое сидение. — Мистер Локхарт, будьте любезны разъяснить жителям озера, что такое автограф.

— Эм, я приложу всё своё красноречие, профессор Дамблдор, — Гилдерой встал и натянуто улыбнулся, совершенно не представляя, как общаться без знания языка.

— О, Альбус, разреши, пожалуйста, Гарри Поттеру проходить сегодняшнюю отработку у меня вместо мистера Локхарта — я очень-очень хочу обратно левую руку, — и громко пощёлкал показательно выставленным протезом.

— Профессор Кеттлберн, исключительно в больничном крыле! — тут же подала строгий голос хозяйка лазарета.

— Разумеется, мадам Помфри, — улыбчиво ответил ей сосед директора.

— Профессор Локхарт, ваша отработка связана с жизнью и смертью? — поинтересовался директор.

— Нет, профессор Дамблдор, — его улыбка стала приторной.

— Тогда Гарри Поттер сегодня отбудет наказание у профессора Кеттлберна. Можете продолжать спешить к русалкам, профессор Локхарт, — дозволил Альбус, проникновенно глянув над очками-половинками.

Златовласый франт, вырядившийся в лилово-золотое, ускорил шаг. Он ещё не успел выйти, как Флитвик дёрнул палочкой: раздался громкий звон тарелок и удар в барабан, а дальше громкий хор запел «О фортуна!» из сценической кантаты «Кармина Бурана» немецкого композитора Карла Орфа.

O, Фортуна, словно луна ты изменчива,

И разум не в силах постичь тебя;

Что бедность, что власть —

Всё зыбко, подобно льду.

Незабываемое исполнение, запоминающееся раз и навсегда. После громогласного начала хор и музыка резко продолжили тихо, пока в конце вновь ритм и громкость не подскочили почти до оглушающих величин. Излюбленная музыка хорместейра Флитвика! А второй композицией была не менее знаменитая английская классика «Аллилуйя» из оратории «Мессия» композитора Георга Фридриха Генделя, причём немца. Получилось в масть Гриффиндору, так сказать.

С учётом режима «звук вокруг» и вкусовых приоритетов декана Равенкло школьники оказались на этом ужине по уши погружены в хоровую музыку, надо отметить, звучащую живо и классно! При таком исполнении грех не