Золото Удерея - Владимир Прасолов

А уж потом выхода другого не было – пытались они оправдать теперь себя.

Только Косых, уже далеко отстав от них, хмуро поглядывая на заснеженные сосны, плывущие мимо, думал о другом. – А ведь не вспомнил Никифоров о нем, когда избу поджигал, не вспомнил, поджег и все, подперев ход. А еже - ли б он спал как все!?- Через какое то время, завидев сворот к реке, он пустил коней туда. У самой кромки крутого берега распряг лошадей и привязал их к седлу своего коня. Легко скользнув полозьями под уклон, кошева с хрустом проломив тонкий заберег, ушла в воду.

– Ну вот и ладно, так то оно лучше будет, правда Каурый – сказал Косых, обхлопав от снега рукавицы. Конь, повернув к нему голову, коротко всхрапнул.

– Вот и я говорю, на кой ляд нам эта кошева – поправляя стремя, продолжил мужик и легко взлетел в седло.

Через два дня в Сметанинской заезжей избе, как и было сговорено, он нашел Никифорова и Коренного. В дальнем углу кабака сидели они за столом, ополовиненная бутыль очистки видно не прибавила им настроения. Хмуро глядели они, как ввалившийся в кабак Косых, найдя их глазами, бодро шагнул к столу. Глянув, что чужих нет, Косых вытащил из - за пазухи туго набитый кошель купца и положил его на стол.

– Кони мои, а это ваше, не бросать же –

- Убери с глаз! – зло прошипел Никифоров.

- Дак, нету никого - возразил Косых.

- Все одно убери! Потом поделим, с умом.-

Косых молча смотрел на них и ухмылялся – видно до сих пор поджилки трясутся, ничо теперь обвыкнете кровушку пускать, коль первый раз лихо миновало! Уж он - то это хорошо знал.

- Чо скалишся?- рявкнул на него Никифоров.

- Чо смурные такие, будто похоронили кого!?

Никифоров оглядел пустой зал и взял кошель.

- Как добрался?- Спросил Коренной, молча сидевший до этого.

- Тихо все. Кошева с барахлом кой - каким подо льдом. Ночевал в тайге, так что меня никто не видел. Последним дощаником через Енисей перемахнул, мужики втрое за перевоз взяли, а назад уж не пошли, зашуговало реку напрочь. Теперь недели две Енисей закрыт для прохода, пока лед не встанет. -

- Ну и ладно, зови прислугу, ужинать будем – Никифоров, вывернув большим пальцем пробку из бутыли, налил полную чарку. – Пей! –

Появившийся, как из ни - откуда лакей, учтиво спросил – Что изволите барин?-

Ощущая за пазухой плотно набитый деньгами кошель, Никифоров подмигнув Коренному, громко сказал – Гуляем, мечи на стол все что есть, девок зови, водки, вина! Эх! Зальем тоску вином Иван Иванович, помирать теперя что- ль? Проспимся и в путь, до дома недалече!-

- Да, что было - то было, гуляем!- поддержал его Коренной, расстегивая на крутой шее косоворотку. – Зови девок, плясать хочу!- крикнул он исчезающему за прилавок в кутью лакею. И пошло - покатилось, понесло - поехало. Отправив Косых с лошадьми в Рыбное, три дня гулял Никифоров с Коренным в Сметаниной деревне. Три дня и три ночи в пьяном шальном угаре спаивали они всех, кто заходил в кабак, одаривали питьем и угощением без меры. Немало слез пролили обласканные ими женщины, когда по - утру четвертого дня собирались они в отъезд. Уж больно хороши мужики были. После этого неуемного веселья как - то отошло, отлетело все ранешнее, как и не было его вовсе. Не говорили больше о том они никогда, но с тех пор по жизни рука об руку шли. Потому и поднимались в гору их дела, что Коренной способствовал Никифорову во всех его коммерческих начинаниях, за что последний всячески способствовал росту его карьеры. Так и пролетели годы, немало стоило денег Никифорову, что бы помочь другу стать головой в селе. Но и немало труда Коренной положил, что б у его друга, ни каких препон в его делах не было. А дела то у него разные были. Все шло – бежало к обоюдному удовольствию, спокойно и ровно, пока не прошла молва о золотом песке на речках таежных. Пока не появились старатели и не повалил пришлый народ в Рыбное. Вот тут и началось. Загорелись глаза, когда голь перекатная на грязные ноги бархатные портянки мотать стала. Засвербило внутри – как так? Они, коренные ангарцы, этой земли хозяева, а не знали, не ведали, что золотым песком она полна. И теперь эти пришлые, варначье, рожи каторжные, расползаясь по тайге как мураши, выносят из нее песок золотой да самородки. Нахально хапают, нагло и дерзко себя ставят перед местным людом. Это- ж надо! Одна из ватаг, выйдя по осени из тайги, в кабаке Рыбинском прилюдно бабу раздели догола, за каждую тряпку песком платили. Сама раздевалась. Другие, выйдя, по лавкам прошлись, приоделись в бархат да шелк, а одежонку таежную, порты рваные да прокопченные у костров приказали отправить в стирку, аж в сам Париж! Почтмейстер за сердце схватился от эдакой дерзости, а поделать ничего не мог, оплачено – сполняй!

Медленно вторгаясь в жизнь ангарского народа, золотодобытчики безвозвратно крушили сложившийся вековой размеренный уклад его жизни. Традиции людей, привыкших тяжелым трудом добывать свой хлеб, ломались под напором лавины разномастного люда, вдруг нагрянувшего и из грязных ладоней сыпавшего самородное золото. Обесценивая труд таежных охотников, охотники за удачей развращали народ, но это были, как в народе говорят, еще только цветочки. Слух о золотоносных местах быстро докатился до Петербурга, горных дел промышленники, влиятельные особы при дворе Его Императорского Величества, купцы и прочие состоятельные люди всех сословий щедро вложили средства в разведку месторождений и загудела ангарская тайга. Мелкие ватаги бродяг – старателей затерялись в потоке соревнующихся между собой хорошо организованных разведочных партий сплошным потоком хлынувших в эти места. Получив в Горном Приказе разрешение на изыскания золота, они, открыв свои резиденции в близлежащих деревнях и селах, по весне нанимали сотни наемных работников приезжавших со всей России и, снабдив всем необходимым, отправляли в тайгу. Запестрела таежная глухомань починными столбами и явочными ямами, пробив два три шурфа и взяв пробы, партии уходили дальше, закрепив для своих хозяев навсегда золотоносные места. Следом шли приглашаемые для отводов участков чиновники и отводчики Горного Приказа, а уж затем разворачивалась приисковая добыча золота. Село Рыбное и деревня Мотыгина, стали воротами в золотую северную тайгу. Сюда шли обозы с провиантом и инструментом, здесь формировались и набирались наемные рабочие для приисков, все это резко, бесповоротно и окончательно изменило жизнь ангарцев. Громко зазвучали имена первых золотопромышленников открывших богатые месторождения – Машарова, прозванного таежным Наполеоном, братьев Котовых, Орозова, Мытарева, Воробьева. Открылись и заработали, давая невероятно богатую добычу первые прииски. Пуд, два пуда, три пуда золотого песка снимали в день, оглашая свою удачу стрельбой из пушек приисковые смотрители и управляющие. Приисковые рабочие выполнив урочную работу, подав на золотомоющую машину сто, сто двадцать тачек к двум – трем часам по полудню, имели право на неурочную старательскую добычу и продолжали мыть лотками уже лично для себя. Золотая лихорадка покатилась своей беспощадной волной по Приангарью.