Королевство вандалов. Взлет и падение - Ганс-Иоахим Диснер

По свидетельствам различных источников, при Гунтамунде возобновились крупные столкновения между вандалами и мавритано-берберскими племенами южной Бизацены и южной Нумидии. Нападения и грабительские походы кочевников и полукочевников теперь доходили до пограничной области между Тебестой (Тебесса) и Капсой (Гафса), а может быть, уже и области средней Бизацены вокруг Телепта, Суфетулы или Суфеса. Незащищенность вандальских сухопутных границ и неспособность вандалов к боям в горах и пустынно-степных областях теперь привели к самым роковым последствиям. Если Людвиг Шмидт на основании некоторых указаний у поэтов Драконция и Фабия Планциада Фульгенция считает, что «кажется, Гунтамунду в конце концов удалось загнать мавров в их логово» [123], то тогда военное положение вандалов представляется в чересчур благоприятном свете. Ибо наряду с Житием Фульгенция так называемые Таблицы Альбертина ясно показывают, что юго-западные пограничные области подвергались все большей опасности. В этих «табличках» говорится о некоторых торговых соглашениях, датируемых временем правления Гунтамунда, которые после 21 апреля 496 г. были свернуты; впрочем, они характеризуют скромную жизнь мелких крестьян, работавших в соответствии с полурабским статусом колонов, в пограничной области между Тебестой и Капсой. Жизнь этих крестьян, тщательно проанализированная французским исследователем, очевидно, представляет собой полную противоположность благосостоянию высшего слоя вандалов или провинциальных римских землевладельцев; хотя они, должно быть, обладали личной свободой или же были почти свободны, в хозяйственном отношении они с большим трудом держались на плаву, так что должны были, естественно, в особенности опасаться берберских набегов [124].

Для положения вандальского государства тех лет крайне характерно, что теперь ускоренными темпами образовывались все новые берберские государства, а уже существующие усиливали свои позиции. К сожалению, мы едва ли располагаем достаточно точной информацией об этих государствах, называемых по местности (Уаварсенис, Ходна, Аврес, Дорсале) или по имени правителя (Немемха, Каваон); по своему популяционному и территориальному состоянию это были чрезвычайно шаткие образования, находившиеся под деспотической властью князей, а также их телохранителей и воинов. Современные источники характеризуют представителей этих государств главным образом как скотоводов-кочевников (а также кочевников на верблюдах), которые жили за счет грабежей земледельческого населения. Так как эти туземные государства враждовали между собой, вандальские короли также могли использовать их друг против друга. часть мавров, во всяком случае, еще на протяжении нескольких десятилетий оставалась под верховной властью вандалов [125].

После того как в Италии начало образовываться остготское королевство, Гунтамунд был вынужден бросить на произвол судьбы некоторые из своих заморских владений. Правда, сначала вандальский король использовал войну между Одоакром и Теодорихом для того, чтобы разграбить Сицилию. Однако вандальские войска были отбиты готами, и Гунтамунд в конце концов был вынужден просить у Теодориха мира: Сицилия была полностью включена в состав остготского государства и отныне больше не выплачивала вандалам никакой дани (491 г.).

Хотя внутриполитическое положение государства вандалов при Гунтамунде и определялось внешнеполитическими неудачами, все же оно выделяется – прежде всего по сравнению с периодом правления Гунериха – своим благополучием. Во многих сферах, по всей видимости, продолжалось спокойное развитие, а вне пределов зоны берберского наступления аграрное и ремесленное производство, похоже, вскоре выправилось после неудач голодного 484 г. Увеличились и размеры строительной деятельности. Культурные мероприятия короля дали особенный толчок трудам писателей и поэтов, среди которых выделяется Драконций. В Карфагене смог открыть школу грамматик Фелициан. Хотя Гунтамунд уделял развитию культуры не столь много внимания, как его наследник Трасамунд, все же его можно в определенном смысле считать ценителем культуры и искусства. Разумеется, его толерантность и здесь, как и в церковной сфере, имела свои пределы. Так, известный поэт и адвокат Блоссий Эмилий Драконций был заключен в тюрьму, так как он воспел как своего господина вместо короля какого-то чужака – очевидно, византийского императора. Гунтамунд, все-таки менее деспотичный по сравнению с Гунерихом, очевидно, рассматривал поступок известного писателя как государственную измену; поэтому Драконций, несмотря на написанное в тюрьме и наполненное смирением и самоуничижением стихотворение, «Satisfactio ad Gunthamundum regem Vandalorum» (Извинение перед Гунтамундом, королем вандалов), нескоро получил свободу [126].

Государство вандалов при Трасамунде (496-523 гг.)

Престол умершего 3 октября 496 г. Гунтамунда наследовал его брат Трасамунд, вершивший судьбы вандальского королевства в течение почти 30 лет (до 7 июня 523 г.). Естественно, на протяжении этого долгого правления выработалась определенная преемственность политики, которая была прежде всего заметна во внутриполитических предприятиях. Курс Трасамунда основывается прежде всего на соединении культурных тенденций Гунтамунда с антиортодоксальными мерами Гунериха. Именно по этой причине многие его современники высказывали весьма разноречивые оценки Трасамунда, но тем не менее почти все отмечали многочисленные положительные черты этой личности. Поэты Луксорий, Флавий Феликс и Флорентин восхваляют повелителя за его красоту и приветливость и превозносят его духовные и научные устремления. Даже полемические, направленные против Трасамунда произведения Фульгенция Руспийского или Житие Фульгенция, написанное Феррандом, удостоверяют философские и богословские интересы короля, который сделал своей первейшей задачей борьбу арианского учения против ортодоксальной догмы. И все же он пытался обозначить свое королевское превосходство в духовных спорах прежде всего с помощью «убеждения», так что он предстает в более привлекательном свете, чем Гейзерих и Гунерих, представители идеи абсолютной власти и безжалостной государственной необходимости [127].

Во внешней политике определяющим для правления Трасамунда было стремление к улучшению отношений с Византией и с королевством остготов. Король, несомненно, намеревался своей готовностью к компромиссу со средиземноморскими силами ликвидировать или косвенным образом уменьшить постоянно нависающую мавританскую угрозу. Присутствовавшая как среди вандалов, так и среди остготов потребность в безопасности привела – скорее всего в 500 г. – к заключению брака между Трасамундом и сестрой Теодориха Амалафридой [128]. Так как оба супруга уже успели овдоветь, мы можем уверенно считать движущей силой династические устремления обоих государств и их правительств: этот брачный союз как составная часть вошел в систему безопасности, которую Теодорих стремился создать с помощью династических браков внутри мира германских государств, образовавшихся в ходе Великого переселения, и удовлетворял честолюбие и политические амбиции Трасамунда, поскольку в приданое супруга принесла ему область Лилибея и свиту из 1000 знатных готов и 5000 вооруженных слуг. Пограничный камень с надписью «fines inter Vandalos et Gothos» (граница между вандалами и готами) указывает на изменения, явившиеся следствием брачного договора [129]. В политической практике, конечно, готско-вандальская дружба складывалась не так хорошо, как можно было бы предположить. Дело в том, что Теодорих был чрезвычайно заинтересован в поддержании двусторонних дружественных отношений, в то время как Трасамунд больше лавировал и – так как он, конечно, постоянно стремился вернуть своему государству былую мощь – пытался заигрывать с другими государствами, прежде всего Византией. Когда Теодорих в 508 г. запутался в войне на два фронта с Византией и франками, его зять Трасамунд занял выжидательную позицию. Пожалуй, будет несколько опрометчиво вслед за Людвигом Шмидтом делать из этого вывод, что между императором Анастасием I и королем Трасамундом существовал тайный договор [130]. И все же Трасамунд по крайней мере до прихода к власти императора Юстина I (518 г.) поддерживал отношения с Византией на самом высоком уровне, о чем свидетельствуют и вандальские монеты. Так, на золотых монетах Трасамунда появляются надпись DN (Dominus Noster) Anastasius РР (Pater Patriae) Aug(ustus) (государь наш Анастасий, отец отчизны Август) и изображение этого императора [131]. Так как Юстин и Юстиниан, его племянник, побуждаемые чрезвычайно сильными ортодоксальными пристрастиями, выступили в защиту изгнанных Трасамундом африканских епископов, вандало-византийские отношения с 518 г. начали резко ухудшаться. Между тем в 510 г. чуть не произошел разрыв с государством остготов, так как Трасамунд поддержал деньгами бежавшего в Африку претендента на вестготский престол Гесалеха. Теодорих должен был воспринять это как крайне бесцеремонное отношение, ибо в те годы государство вестготов находилось под остготской опекой; вследствие этого он направил вандальскому королю энергичный протест, после чего Трасамунд послал своему шурину письмо с извинениями в сопровождении богатых подарков. Эпизод закончился отклонением этих подарков и серьезным предупреждением действовать в будущем более предусмотрительно. С этого момента, кажется, отношения между остготской и вандальской державами снова вошли в нормальное русло. Конечно, нельзя не удивляться тому, что Амалафриде не удалось оказать на вандальскую политику сколько-нибудь самостоятельное, а тем самым, естественно, проготское влияние. Скорее всего она предприняла такую попытку, однако уступила Трасамунду в искусстве дипломатии; когда после смерти супруга она стала действовать более самостоятельно и составила вместе со своей свитой и, по всей видимости, при поддержке мавританских племен заговор против вышедшего из союза с остготами Хильдериха, она была заключена в тюрьму и умерла загадочной смертью. Хильдерих устранил и ее готское окружение.