Три жизни Алексея Рыкова. Беллетризованная биография - Замостьянов Арсений Александрович

Павел Аксельрод. 1900-е годы [РГАСПИ. Ф. 421. Оп. 1. Д. 15]

Пожалуй, такой яростной поддержки Старик от Алексея Ивановича и не ожидал… Впрочем, как ни храбрился Рыков, съезд для большевиков завершился неутешительными результатами. Их идеи в разгар полицейского подавления революции казались несвоевременно радикальными.

В Центральный комитет, выбранный на съезде, вошли 3 большевика и 7 меньшевиков. Рыков в «тройку» не попал (впрочем, как и Ленин), но его избрали кандидатом в члены ЦК. Он по-прежнему входил в «первую четверку» большевиков, которые всё дальше уходили от своих более умеренных собратьев по РСДРП. Четверка большевиков в ЦК РСДРП, избранная на Стокгольмском съезде, — это Рыков, Богданов, Десницкий и Красин. По существу, тоже — ЦК.

По свидетельству Григория Зиновьева, назубок знавшего историю партии, «В ЦК взяли несколько наших товарищей, как мы тогда говорили, — заложниками. Но в то же время, на самом съезде, большевики составили свой внутренний и нелегальный в партийном отношении Центральный комитет… оказавшись в меньшинстве в избранном съездом ЦК, большевики составили свой внутренний и нелегальный в партийном отношении ЦК, который вел свою сепаратную работу»[33]. О наличии параллельного руководящего центра внутри РСДРП писал в эмиграции и меньшевик-историк, родственник Рыкова Борис Николаевский: большевистская фракция, по его свидетельству, «создала свою особую внутреннюю организацию с каким-то центром, но этот центр еще не носил официального названия». Между прочим, об этом центре не сообщалось ни в «Кратком курсе истории ВКП(б)», ни в «Истории КПСС», хотя в судьбе будущей правящей партии он сыграл роль немаловажную.

Точный персональный состав этого центра не вполне ясен до сих пор, хотя тот же Николаевский в своей книге «Тайные страницы истории» авторитетно утверждал, что его членами были Владимир Ленин, Александр Богданов, Иосиф Гольденберг, Иосиф Дубровинский, Григорий Зиновьев, Лев Каменев, Леонид Красин, Гавриил Линдов, Виктор Ногин, Михаил Покровский, Николай Рожков, Алексей Рыков, Виктор Таратута, Иван Теодорович и Виргилий Шанцер. Участие Рыкова — члена ЦК — в работе центра сомнений не вызывает. Секретарем этого органа назначили супругу и соратницу Владимира Ленина Надежду Крупскую. Ведущую роль в этом центре, судя по всему, играли три человека: Владимир Ленин, Александр Богданов и Леонид Красин. В сохранившихся письмах самого Богданова эта тройка фигурирует под названием «финансовой группы». Рыков в Большевистском центре отвечал за работу крупных партийных комитетов и, по существу, был едва ли не самым энергичным «чернорабочим» партии, действовавшим в России. Основой партийной жизни стала работа над газетой «Пролетарий».

Формально большевики и меньшевики сохраняли единство. В феврале 1907 года РСДРП, пересмотрев прежнюю тактику бойкота выборов, приняла участие в думской избирательной кампании и сформировала во II Государственной думе довольно большую фракцию — 66 человек (из них 15 большевиков и трое «колеблющихся»). Впрочем, уже в июне 1907 года, проведя всего одну весеннюю сессию, эта Государственная дума «приказала долго жить»: на ее роспуске настоял премьер-министр Петр Столыпин, добившийся ни много ни мало ареста социал-демократов — за подготовку к «ниспровержению государственного строя». Вскоре после этого в партии начался новый виток, по выражению Ленина, «разброда и шатаний». В РСДРП проявились новые «уклоны» и группировки. Среди меньшевиков — так называемые ликвидаторы во главе с Юлием Мартовым. Они выступали за полную легализацию деятельности и превращение русских социал-демократов в партию парламентского типа. По сути, это означало полную изоляцию «ленинцев», чьи радикальные идеи невозможно было адаптировать под установки официальной политической жизни. В то же время среди большевиков заявила о себе группа так называемых отзовистов, неформальным лидером которых стал Богданов — один из самых авторитетных соратников Ленина, превращавшийся в его оппонента. Они выступали против участия в выборах и настаивали на активизации революционных методов борьбы. Богданов, Анатолий Луначарский, Мартын Лядов в то время издавали крайне ершистую газету «Вперед». Нередко их называли «впередовцами». Луначарский в то время впал еще и в так называемое богостроительство — он принялся трактовать социализм как новую религию, в которой неким божеством станут «народные массы». Эту увлекательную (и вообще-то небесполезную) эссеистику с мистическим уклоном будущий наркомпрос сочетал с призывами к непримиримой и немедленной вооруженной борьбе за власть.

Ленин — извечный радикал — крайне негативно отнесся к этому направлению, бурно критиковал их за авантюризм. Противники глухо намекали, что Ильич, пожалуй, просто ревнует к Богданову, опасаясь за свою гегемонию среди большевиков. Но этот упрек справедлив лишь отчасти: ведь никто не мешал Ленину присоединиться к отзовистам и перехватить у них инициативу, по части энергии все они значительно ему уступали. Нет, он принципиально не принимал новых идей своего недавнего союзника Богданова. А по поводу участия в парламентской жизни утверждал: «Нельзя овладеть современным моментом, нельзя решить всей совокупности тех задач, которые он ставит перед социал-демократической партией, не решив этой специфической задачи момента, не превратив черносотенно-октябристской Думы в орудие социал-демократической агитации»[34]. Рыков в данном случае искренне поддерживал Ильича: радикализм «впередовцев» он считал несвоевременным, по крайней мере, до тех пор, пока партия не стала по-настоящему массовой, а над богостроительскими идеями Луначарского просто посмеивался.

В июне 1909 года Рыков прибыл в Париж — на совещание редакции «Пролетария», которое, по сути, было совещанием Большевистского центра. На этот раз он впервые выехал в Европу официально, по заграничному паспорту, выданному с предупреждением, что «в случае возвращения в Россию ранее 28 июня 1910 года он будет подчинен гласному надзору на прежних условиях». Большевистская партия (а формально — все еще фракция в РСДРП) в то время оказалась на грани нового раскола и, быть может, исчезновения. Причины этого кризиса из XXI века выглядят как пустоватая схоластика, но в то время они казались самыми принципиальными.

Ленина в те дни позиция Рыкова занимала чрезвычайно. В письме Иосифу Дубровинскому (партийный псевдоним — товарищ Иннокентий) он не скрывал сомнений: «Похоже на то, что Власов теперь решает судьбу: если он с глупистами, обывателями и махистами, тогда, очевидно, раскол и упорная борьба. Если он с нами, тогда, может быть, удастся свести к отколу парочки обывателей, кои в партии ноль». В то время Ленин считал Дубровинского своим верным единомышленником. В конце концов им удалось настроить в нужном духе и подготовить Рыкова к сражению с отзовистами. Он приехал в Париж сторонником Ильича. И Ленин в очередном письме Дубровинскому рассуждал воодушевленно: «Власов дал обещание через несколько дней поехать к Вам. Значит, ждите и ни в коем случае не двигайтесь, чтобы ни в коем случае не разъехаться. Власов настроен по-Вашему: с нами принципиально, но порицает за торопливость. …Значит, не бойтесь: Власов отныне будет у власти, и ни единой несообразности мы теперь не сделаем. Власов упрекает нас за неуменье обходить, обхаживать людей (и тут он прав). Значит, и тут не бойтесь: Власов отныне все сие будет улаживать»[35]. За этими словами — и сомнения, и нервная горячка, и надежда — на Рыкова, как ни на кого иного, и лестная оценка способностей крайне энергичного революционера, который умеет дружески общаться даже с оппонентами, не порывать с людьми после первой стычки. Для политика — полезный навык, и Старик не намеревался отказываться от этого инструмента.