Нефтяные магнаты: кто делает мировую политику - Эрик Лоран
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вашингтон объявляет состояние боевой готовности, и Шестой флот отправляется к берегам Ливии, но времена переменились. Ниспровержение, как в случае с Моссаддыком в Иране, или высадка морского десанта, как в Ливане в 1958 году, стали невозможны. Администрация Никсона решает уступить, надеясь, что сдача базы Уилуса поможет спасти нефть. Расчет неверен: Каддафи настроен объявить немедленную национализацию всех нефтяных компаний, находящихся на ливийской земле. В ходе встречи, которая происходила в казарме, где он живет и работает, «вождь революции» рассказал мне, как его правая рука Абдессалам Джаллуд помог ему установить его стратегию: «Если мы нападем на все компании сразу, это будет провал, — сказал он мне. — У них есть средства обходиться без ливийской нефти в течение долгих месяцев. И национализация ничего нам не даст — у нас останутся на руках пустые сооружения и бесполезные скважины, в то время как все, что нам нужно, это их деньги. Выберем одну компанию, заставим ее подписать новый контракт, поднимем цены на баррель центов на 50, и это будет победа. Все остальные сделают то же самое».
Тиски сжимаются
С полуприкрытыми глазами, одетый в синюю джелабу, Каддафи сидит за своим письменным столом в комнате с побеленными стенами. Он говорит: «События, которые произвели на меня самое сильное впечатление, были алжирская революция и французско-британская агрессия против Египта в 1956 году. Но, помимо этого, я принадлежу к поколению, у которого открылись глаза на политику благодаря Насеру. Он объяснил, что нефть — это оружие, которое арабский мир должен использовать против Запада».
Каддафи решает национализировать «Оксидентал петролеум» по двум причинам: из-за воспоминаний о роскошном празднике, который устроил Хаммер с ливийскими руководителями, раболепствовавшими перед его американскими гостями, но также из-за того обстоятельства, что эта компания наиболее уязвима перед ультиматумом, так как у нее нет запасных источников нефтеснабжения. Хаммер, оставшись в изоляции, становится заложником, но никто не хочет помочь ему. Его ненавидит его собственное окружение, которое он открыто презирает. А пока он пытается просить помощи у тех, с кем всегда сражался. Он проникает в нью-йоркский офис «Эксона», серое узкое здание в восемьдесят этажей в самом сердце Манхэттена, чтобы встретиться с генеральным директором Кеном Джеймисоном, происходит историческая встреча братьев-врагов. «Эксон» со своими 42 миллиардами долларов оборотных средств является первой мировой нефтяной компанией. На 25-м этаже установлен электронный мозг фирмы, откуда можно следить за передвижениями 500 танкеров «Эксона», которые выходят из 115 портов погрузки, направляясь к 270 пунктам назначения, и несут в своих трюмах 160 различных нефтяных продуктов.
Хаммер объясняет Кену Джеймисону, что, поскольку у него нет другого источника нефти, он не может сопротивляться давлению со стороны Ливии. Не может ли «Эксон» помочь ему? Джеймисон предлагает ему нефть, но по нормальному курсу. Хаммер хочет получить ее по себестоимости. «Эксон» отказывается, и президент «Оксидентал петролеум», уверенный в том, что не сможет рассчитывать ни на чью поддержку, решает действовать теперь в одиночку.
Нефтяная индустрия совершает роковую ошибку
Нефтяной индустрии требуется несколько недель, чтобы понять, что, оставив президента «Оксидентал» в таком положении, она совершила роковую ошибку. Хаммер пробует много способов. Безжалостный в делах, он из тщеславия хочет излить душу перед собеседником, которого он считает — и напрасно — способным создать ему легенду. И он описывает мне те свои попытки.
После его неудачи в «Эксоне» он обедает на техасском ранчо бывшего президента Линдона Джонсона в компании Джеймса Макдоннела, основателя и президента авиакомпании «Макдоннел-Дуглас».
— В конце обеда, — рассказывает Хаммер, — он поделился со мной: «У меня есть хороший шанс продать партию самолетов в Иран, но иранцы хотят заплатить мне нефтью, и я не знаю, что мне делать». Я предложил ему ее продать. Через четыре дня я встречусь в Тегеране с шахом, который приобрел эту нефть у западных компаний, работающих на его земле. Он согласился, чтобы «Оксидентал» взялась ее продать и чтобы я переуступил ему большую часть прибыли, и тогда он сможет приобрести самолеты-истребители Ф-16. Через месяц, в середине июля, я полетел в Афины, где в самой строжайшей тайне должен был быть подписан договор. Но иранские чиновники так и не появились.
Тогда Хаммер решил прибегнуть к последнему способу: к переговорам с ливийцами, знающими, что у него не осталось на руках ни одного козыря. Его управляющий в Триполи Джордж Уильямсон на основании сведений, полученных по каналам ЦРУ, информировал его, что руководители в преддверии празднования первой годовщины их прихода к власти решили изгнать из страны «Оксидентал».
«Девизом всей моей жизни, — сказал мне Хаммер, — могут быть простые слова: ничего не должно случиться такого, чего бы я не предвидел или не желал. Плохо, когда командира берут врасплох».
«Выбор между отступлением и разгромом»
Ливийский кризис наносит удар по горделивому символу веры Хаммера. Утром 30 августа 1970 года он высаживается в аэропорту в Триполи, чтобы начать переговоры. Он перевел весь свой штаб в Париж и каждое утро в 6 часов покидает отель «Риц» на Вандомской площади, вылетает из Бурже в ливийскую столицу и возвращается в Париж в 2 часа ночи. Он совершает это ежедневное путешествие через Средиземное море, потому что, как он говорил мне, «не хотел спать в Ливии из страха быть взятым в заложники». Из-за своего недоверия он нанимает самолет, который его перевозит, так как он боится, что его собственный самолет могут конфисковать.
Его партнером по переговорам является «ливиец номер два» — Абдессалам Джаллуд, тогда премьер-министр, в настоящее время находящийся в немилости. Это человек горячий, любящий хорошо пожить, намного более гибкий и гораздо менее суровый, чем Каддафи, с которым у меня был случай встретиться и который сообщил мне удивительные сведения о методах переговоров Хаммера:
— Он, казалось, признавал все наши требования и свои собственные ошибки и приговаривал униженно: «Мне хотелось бы остаться в Ливии. Поймите, что я слишком стар для того, чтобы начинать что-то в другом месте». Он даже добавил, вспоминает, посмеиваясь, Джаллуд: «Я буду доволен тем, что вы мне оставите».
В конце концов, 14 сентября 1970 года они достигли соглашения, скрепленного рукопожатием в уголке зала для собраний в помещении Революционного Совета. «Оксидентал петролеум», восьмая мировая компания, обязуется платить дополнительно по 30 центов за баррель, и эта цена может увеличиваться ежегодно на 2 цента в течение пяти лет. Компания также согласна на увеличение налога с 50 до 58 %.
Другие компании находились в крайней подавленности. Как признавался один из управляющих «Шелл»: «В тот момент у нас был выбор между отступлением и разгромом».
Три месяца спустя после окончания переговоров руководители «патриархов» прибывают в Вашингтон на встречу с государственным секретарем Уильямом Роджерсом и советником по вопросам национальной безопасности президента Никсона Генри Киссинджером. Нефтяников сопровождает их адвокат Джон Макклой. Все осознают опасность ситуации, но никакого решения не принимается. Макклой четко определил за несколько лет до этого роли нефтяных компаний и США в одной секретной аналитической записке: «Компании являются ценными плательщиками арабских режимов. Если они не передают странам-производителям тех прибылей, которые должны передавать, то этим странам следует получать эти значительные суммы прямо у Соединенных Штатов под видом иностранной помощи».
Эта система позволяет Вашингтону открыто помогать Израилю и тайно арабам, в обход Конгресса. Но она придает крупным компаниям влияние, которое возрастает благодаря иностранной политике США.
Очень быстро плотина прорывается, и в конце октября 1970 года все компании, работающие в Ливии, присоединяются к «Оксидентал», что вызывает огромное потрясение, никогда прежде не случавшееся, в структуре цен на нефть. Это победа, предвосхитившая требования, которые ОПЕК предъявит тремя годами позже, и произошедшая в самый худший для нефтепромышленников момент: рынок драматическим образом оказывается перевернутым, и теперь, после двадцати лет перепроизводства, спрос намного превышает предложение. Власть над рынком впервые в истории переходит от покупателей к продавцам.
В августе 1973 года «Оксидентал» уступает Ливии 51 % своих активов, 49 %, оставшихся у нее, гарантируют приличный ежегодный доход. Кроме того, в обмен на этот шаг Триполи платит фирме 136 миллионов долларов — огромную сумму, которая поражает руководителей всех соперничающих компаний, начиная с Бункера Ханта, ультраконсервативного техасского миллиардера, старого соперника Хаммера: совершив тот же шаг, он получает всего лишь 40 миллионов долларов.