Миллионер из коммуналки - Никола Иванович Леонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это точно, – кивнул Лев. – Значит, ваше общение с Константином не выходило за рамки, так сказать, профессиональных тем?
– Почти никогда. Профессиональных тем вполне хватало. Программирование – сфера неисчерпаемая. А Костя очень талантлив. Я думаю, он мог бы преподавать здесь, а не учиться. Он знает столько всего… Вот и я тоже. Я хочу научиться. Как он. Многие относятся к этому легкомысленно. Думают, что все само придет. Но так не бывает, я знаю. Поэтому и хочу научиться. Как Костя. Чтобы разбираться во всем, как он. Он очень талантлив. Просто гений.
– А давно ты заметил в нем эту гениальность? – спросил Гуров, которого озарила некая догадка.
– Да, с самого начала. Еще на первом курсе. Я заметил, как он отвечал на вопросы. Преподаватель спрашивает что-нибудь, и все сидят, думают, ищут ответ. А у Кости ответ всегда был готов сразу. Иногда он даже специально не говорил, чтобы дать другим шанс. Но видно было, что знает. И всегда у него было заметно нетерпение, досада, что до других так долго доходит.
– И, поняв, что Костя – гениальный программист, ты захотел перенять у него все эти «примочки» и стать таким же, как он?
– Да. Я хочу научиться. Все остальные с нашего курса даже в подметки Косте не годятся. Если бы они понимали это, они бы толпой ходили к нему на консультации. Но они не понимают. Думают, что главное – это получить диплом. А я хочу научиться.
«Что ж, вот и разгадана еще одна небольшая загадка, – подумал Лев, слушая неожиданно разговорившегося Игоря. – Похоже, инициатива этой оригинальной дружбы исходила вовсе не от Соловьева. Такие, как он, и не замечают „ботанов“, подобных этому Игорю. Парень сам навязался, своим стремлением „научиться“, несомненно, польстив самолюбию новоиспеченного студента. Он с радостью стал передавать ему „секреты мастерства“, но что касается частной жизни и личных обстоятельств, все это и для Игорька наверняка оставалось такой же тайной за семью печатями, как и для всех остальных».
Поняв, что и от «близкого друга» ему не удастся узнать ничего интересного по главному вопросу, он отпустил Игоря, который уже начинал волноваться, что не успеет на следующую пару.
– Что ж, по крайней мере, у нас теперь есть адрес, – произнес Гуров, проходя по коридору вместе с Борисовым, вызвавшимся проводить его. – Как знать, может, там-то мы и узнаем ответы на все вопросы.
– Вы поедете на квартиру к Косте? – заботливо поинтересовался Борисов.
– Разумеется. Так или иначе, мне необходимо найти его. В квартире или где-то еще. Квартира предполагает наличие соседей, соседи часто имеют полезную информацию, так что будем надеяться на лучшее.
– Я очень прошу вас, если окажется, что Костя сейчас находится дома, скажите ему, чтобы появился в институте. Или хотя бы позвонил в деканат. В общем, как-то дал знать о себе. Я действительно очень беспокоюсь за него. Мало ли что могло случиться.
Не особенно веря в искренность этого «беспокойства», Лев тем не менее пообещал.
Спускаясь вниз и размышляя о том, что сказал Игорь Киров, он еще раз отметил, что и в этом случае, даже при общении с таким преданным поклонником своего таланта, ценящим доверие и способным хранить секреты, Константин Соловьев не спешил эти секреты ему доверять. Столь трепетное отношение к неприкосновенности личного пространства поневоле наводило на мысль, что пространство это заполнено чем-то подозрительным. Что за тайны оберегал девятнадцатилетний юноша и каким образом эти тайны могли быть связаны с его внезапным исчезновением – эти два вопроса очень четко обрисовались перед мысленным взором полковника после посещения института.
«Навряд ли „закрытость“ Кости объяснялась детскими комплексами или давними обидами, как предполагает Борисов, – думал Гуров. – Ведь в школе он был даже чересчур общительным, и никакие комплексы не мешали ему периодически устраивать драки и прочие веселые мероприятия. Что же получается, в школе у него с коммуникабельностью не было никаких проблем, а стоило перейти в институт, как тут же заиграли детские комплексы? Что-то плохо верится».
Гораздо более правдоподобным казалось предположение, что одновременно с поступлением в институт в жизни Константина Соловьева произошло еще некое событие, вполне возможно, не очень положительного характера. И теперь он так тщательно оберегает свое личное пространство не потому, что его преследуют детские комплексы, а потому, что ему действительно есть что скрывать.
Выйдя на улицу, Лев сел за руль и начал маневрировать, выезжая с небольшой стоянки, расположенной возле института. Благополучно выбравшись из стройных рядов автомобилей и уже сворачивая на трассу, он заметил в зеркале заднего вида серую «Мазду». Машина, по-видимому, тоже только что выехала со стоянки и теперь неспешно продвигалась следом за ним. Профессиональная память тут же подсказала, что такая же, а возможно, даже эта же самая машина следовала у него «в корме» по дороге к институту, но большого значения этому инциденту он не придал. Даже когда выехал на трассу и увидел, что «Мазда» следует за ним по пятам, не стал накручивать себя, предпочитая думать, что серой машине просто по пути с ним.
Через некоторое время «Мазду» обогнала «Тойота», потом между ней и машиной полковника вклинилось еще несколько автомобилей, и Гуров перестал думать об этом, переключившись на мысли о недавнем разговоре.
Упоминание Игоря о том, что за несколько дней перед своим исчезновением Костя «психовал», настораживало и заставляло думать, что это самое исчезновение не было таким уж внезапным. По-видимому, в жизни молодого человека происходили какие-то важные и, возможно, не очень приятные события, которые он ни с кем не обсуждал, но сам переживал довольно остро.
«А если что-то происходило, значит, должны были быть и люди, с которыми это связано, – логически мыслил Гуров. – При всей своей необщительности мальчик жил не в вакууме. Пускай он не рассказывал о своих делах Игорьку, но те, с кем эти дела были связаны, конечно же, стопроцентно в курсе. Осталось только найти этих людей».