Конец "Зимней грозы" - Георгий Ключарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Нет, солдатами мы рождаемся. Солдатами! Необученными вот только… И каждое поколение учится по-новому, если война не научит. А дороже, чем ее учеба, никакая другая не стоит!»
Днище броневичка покачивалось и вздрагивало под ногами, и он, прикрывая лицо руками от обжигающего встречного ветра, то и дело инстинктивно хватался за кромки люка, чтобы сохранить равновесие. Занятый своими мыслями, вокруг поначалу ничего не замечал.
Теперь, во времена необъявляемых, внезапных тотальных войн, при современном оружии, как никогда раньше, опасна массовая психологическая неподготовленность к войне. Она, пожалуй, обошлась дороже всех других неподготовленностей. В сознании вдруг возник зримый образ князя Андрея, в ночь на Бородинское сражение страстно высказавшего перепуганному его волнением Пьеру свое ненавистное отношение к врагу. «Враг, разоряющий мой дом, убивающий и детей моих, и отца, — помнится, говорил тогда князь Андрей, — унижающий и оскорбляющий меня на попранной им родной моей земле, должен уничтожаться без всякой пощады, и он, князь Андрей, будь его власть, не брал бы пленных!..» И сколько товарищей Кочергина по оружию, да и он сам, думают теперь точно так же. Но прошло уже полтора года войны, и враг в глубине России, на Волге! Да, родиться солдатом мало. Надо еще научиться воевать и наперед всего — ненавидеть врага!
Подойдя к речушке, Бородкин повернул вниз по ее течению и через километр, снова развернувшись от леса к дороге на Ермохинский, прибавил газу. Шелунцов, не высказывая удивления по поводу этих замысловатых маневров, молча вел свой «бобик».
«Бывалый солдат! — с теплотой вспомнил знакомое выражение Кочергин. — И в избу не зашел, в «бобике» зубами стучал, хоть Бородкин не мог его за мной не посылать. И как выкрутился?» — подивился он деликатности Шелунцова.
— Подарок-то Ибрагимову успел смастерить? — крикнул вниз.
— Муштук-то? Аккурат управился, только вот майора в лесу разве сыщешь!
За Ермохинским показалась Мышкова, густо заросшая по берегам. У моста Бородкин притормозил и, низко нагнувшись к часовым, что-то сказал. Один из солдат козырнул. Машины прогромыхали по новому настилу моста, восстановленного саперами. Перед разведчиками разверзлась ночная степь. Фарфоровая белизна снегов чуть светилась как бы своим собственным светом. Только он, казалось, позволял ночью так далеко видеть степные валы, прорезанные шрамами балок. Змеившаяся меж ними дорога, едва заметная под снегом, влекла в неведомое. На ней не было следов жизни. Водитель Бородкина прибавлял и прибавлял скорость. Интервалы между машинами увеличивались, и комья снега из-под гусениц тридцатьчетверки Зенкевича все чаще стучали по броне «бобика». Шелунцов жал на газ. Ветерок заметно сильнее жег щеки, и Кочергин уже не раз растирал их до боли. Командиры, высунувшись из открытых люков и вглядываясь вперед, заняты были тем же. Вскоре путь пересекла другая дорога, ведущая к Дону, на мост к Нижне-Чирской. Ее почти зализало снегом: на том берегу был враг. Впереди слабо обозначились черточки домов Ильмень-Чирского. Головная тридцатьчетверка повернула на юг. Дальше на сотни километров вглубь лежала немая степь. В ней затерялась мертвая артерия железной дороги Сталинград — Тихорецк, которую корпус пересек 20 ноября. Внешнее кольцо разрубило ее в ста километрах южнее гремящего и пылающего Сталинградского «котла», где-то у еще безвестных городка и станции Котельниково. Из снега торчали кусты чернобыльного бурьяна. Кочергину почудилось, что чем дальше, тем они становятся гуще и выше, как лес. Глаза слипались. Мучительно хотелось спать.
— Опять лес, ребята, чтоб ему сгинуть! — высунувшись по пояс из башни, ругнулся Бородкин, когда Шелунцов, обогнув стучавшие на холостом ходу танки, поставил броневичок справа от головной тридцатьчетверки. Кочергин сбросил дремоту.
Козелков уже торчал в башне рядом с командиром разведки. Орлик, недоумевая по поводу остановки колонны, выехал из нее на своей семидесятке и встал с другой стороны танка Бородкина. Все прислушивались. Нет, ничего, кроме скрипа стволов, постукивания и шороха ближайших веток на пронизывающем, выбивающем слезу восточном ветерке. Повернувшись назад, Бородкин негромко подал команду. Моторы один за другим заглушили. Стал слышен шорох поземки. Больше ни звука!
Только, спускаясь к Дону, пересекли большак на Котельниково, как все вокруг быстро изменилось. Кончилась безликая степь. Зализанные снегом, заросшие заиндевелым красноталом и татарником балочки сменились пологими складками местности, поросшими ольшаником и березкой. Деревья группами сбегали вниз. Впереди они стояли плотной стеной. Ее неровный зубчатый гребень чуть заметно рисовался на беззвездном небе. Надев очки, Кочергин до рези в глазах вглядывался в темень.
— Черта здесь без автоматчиков сделаешь! — негромко заговорил Козелков. — Выставись вот так напоказ, и крышка!
— Зря беспокоишься, Иван. В Спецпоселке ничего толком не знают. Ну, сказали, была там прошлой ночью немецкая разведка… Из Ромашкинского вроде бы, с Дону. И все! — заметил он в ответ.
Бородкин молчал. Остальные тоже.
— А мы вроде б большой хутор или станицу с запада обошли. Пригорелой сажей и жильем тянет. Слышите? — подал голос командир разведки.
Никто не ответил.
— Померещилось, Костя, тебе! — запоздало откликнулся Орлик.
— Мне? Мы сибиряки, охотники родовитые. Нюх волчий!
— Давай-ка, командир, я на «бобике» пошарю, разведаю. У него на малом газу мотор почти неслышен, — предложил Кочергин.
— Куда тебе! Ты здесь штаб, а его беречь надо, — хмыкнул Орлик.
— Довольно подъелдыкивать! — повысил голос Бородкин. — Прав Кочергин. На броневичке поначалу поселок пощупать, это идея! А танки с двух сторон его подстрахуют. Дело!
— Так я осторожно, — оживился Кочергин. — Случись что, Шелунцов меня из «Дегтярева» прикроет.
— Эка придумал! А «бобик» что? Мишень? — фыркнул Орлик.
Нотки бывалого фронтовика, поучающего дилетанта, явственно прозвучали в его голосе.
— Любишь трепаться! Твое предложение?
— Тихо! Вам подраться осталось! Командую я! Точка! — Голова Бородкина скрылась в башне. Зашуршала «километровка». — Здесь, на карте, вдоль Дона вот речушка, — раздалось из люка. — Мы у нее стоим. Она, верно, под снегом. Дальше берег обрывистый, а над ним, восточнее, Ромашкинский и есть. Если там немец, он под огнем большак за поселком держит. Надо его с тыла проверить, с этой вот стороны, где стоим.
Снова зашуршала карта. Бородкин торопливо ее складывал.
— Поезжай, Кочергин, — едва показавшись, заспешил он. — За тобой в двухстах метрах семидесятки пойдут. Орлик выручит, если что. Зайдешь в поселок с середины, — махнул он рукой, — Орлик следом, с этого конца, а я на тридцатьчетверках с противоположной стороны. Поднимусь вдоль обрыва. Начинаю я по твоей, помначштаба, ракете, если раньше немца не всполошишь. Фашистов от леса отсечем, чтобы как в Немках не получилось, и они наши.
При слове «Немки» план Бородкина сразу четко обрисовался. Он намерен имитировать танковый охват. В темноте, в обстановке внезапности нападения, легкие танки вполне сойдут за средние. При этом командир надеется не дать противнику укрыться в лесу…
— Кабы сослепу на что не напороться, — включился Козелков. — Я, не зная броду, уже совался в воду! Помните Карповку? Она да Ляпичев у меня во где сидят! Без колес остался, а мог и без головы!
— Поглядим, — ответил Бородкин решительно, — чем немец богат и чем «гостей» встретить горазд! Крой, Кочергин! Впрочем, погоди, сначала я. А ты с Орликом постой еще десяток минут.
Командир замолк, будто на секунду в чем-то усомнившись, как накануне Мотаев.
— Ты, Коля, — повернулся он к Орлику, — держись потише, к помначштаба близко не подходи. Ракета будет или стрельбу услышишь, тогда его выручай. Понял? Давай, Иван, в свою машину!
Танки снова зарокотали моторами. Махнув на прощание рукой, Бородкин не спешил закрыть крышку люка. Три машины медленно поползли вверх, вдоль основания обрыва, к поселку. Подминая молодые деревца и ломая ветки, они удалялись, растворяясь в ночной тьме. Пофыркивание моторов и негромкий лязг металла на короткое время покрыли шум зимнего леса, отдавшись холодком в спине. Скоро пропали и светлячки выхлопов. Но Кочергин неотрывно, до боли в глазах вглядывался туда, где исчезли танки, недоумевая, почему их не засекли и не обстреляли немцы, если они действительно так близко. «Ночью разведчиков врасплох не застанешь, — начал сомневаться лейтенант и немного размякать, — они не какой-то заштатный гарнизон. Нет здесь немцев скорее всего».
Семидесятки Орлика тем временем успели развернуться. Водители выключили моторы. Все замерло. Кочергин с нетерпением смотрел на часы. Светящиеся стрелки на циферблате, казалось, застыли. Три минуты, пять, восемь, десять… Пора.