Твердь небесная - Юрий Рябинин

В 4-м корпусе был составлен небольшой отряд из пяти рот и двух охотничьих команд под началом подполковника Кусачева, на который возлагалась задача попробовать прорвать японскую оборону хотя бы на самом узком отрезке и, таким образом, открыть путь для наступления более крупных сил. Была включена в отряд и 12-я рота Можайского полка.

Кусачев разделил отряд на две колонны: левую возглавил сам, а правой поручил командовать Тужилкину.

Отряд выступил ночью. Обе колонны благополучно миновали свои заградительные линии, незамеченными перебрались через Ша-хэ и бесшумно устремились к неприятельским позициям. Японская заградительная линия не была столь основательной, как русская. Это естественно: японцы предполагали лишь наступать, невзирая ни на что рваться вперед, почему и не устраивали могучего оборонительного вала.

Убедившись, что по проволоке не пропущено электричество, русские легко перервали ее в нескольких местах. Но в это время по ним забил пулемет – отряд был обнаружен. Большого вреда, однако, атакующим пулемет не доставил: впотьмах он бьет почти наугад. Рассыпавшись по полю и согнувшись в три погибели, русские бросились к японским окопам. Разрозненные ружейные выстрелы также не могли их остановить. Обе колонны почти без потерь добрались до неприятеля.

Группа подполковника Кусачева действовала молодецки: яростно набросившись на японцев, дюжие тобольцы многих из них перекололи, а остальных обратили в бегство. Но затем случилось непредвиденное: кто-то из бегущих прочь японцев швырнул в преследующих их русских гранату, и та угодила аккурат под ноги Кусачеву. Грохнул взрыв. И лихой подполковник рухнул замертво. Оставшиеся без командира роты смешалась и остановилась. Японцы же, оправившись от потрясения, атаковали эту обезглавленную группу и отогнали ее за заграждения.

Наступление правой колонны, бывшей чуть ли не вдвое меньше левой, вышло не намного успешнее. Выбив неприятеля из окопов, Тужилкин не стал его преследовать, а приказал укреплять занятую позицию, обращая теперь ее фронтом в обратную сторону. Но тут и тужилкинскую группу постигло бедствие: японцы, оказывается, успели заложить мощную мину в один из окопов, – может быть, потому они так легко и уступили русским свои передовые позиции, чтобы предоставить им отведать этого сюрприза. Через короткое время, после их отхода, в окопе, занятом одной из охотничьих команд, прогремел страшный взрыв. Русский невеликий отряд в один миг потерял свыше пятидесяти человек. И из них почти половину убитыми.

Тотчас вслед за этим японцы бросились в штыки – отбивать утерянные позиции. Но русские, взбешенные таким коварством врага, ожесточились и лихим встречным ударом не только отбросили японцев, но преследовали их до второй линии укреплений, ворвались туда на плечах неприятеля и захватили пулемет. Но задерживаться там Тужилкин не рискнул – это было уже слишком далеко от своих.

Отряд возвратился на передовую японскую линию. Прежде всего, Тужилкин распорядился двум взводам перенести в тыл всех выбывших из строя – не только раненых, но и убитых. А затем все-таки продолжил укреплять занятые позиции. По его приказанию солдаты устроили бруствер, выложив вдоль неглубоких японских окопов камни, мешки с землей и даже трупы самих японцев. Особенно штабс-капитан позаботился укрепить фланги, устроив там из названных материалов подобие флешей.

Таким образом, на русском фронте, на участке, занимаемом Можайским полком, образовался выступ, способный служить удобным плацдармом для дальнейшего наступления.

Остаток ночи прошел спокойно, – отряд Тужилкина даже не обстреливался, – может быть, японцы собирались с силами, чтобы затем наверняка выбить противника из бывших своих позиций или вовсе уничтожить его там. Но и русские даром времени не теряли: отряд еще до рассвета получил подкрепления – Сорокоумовский послал в распоряжение Тужилкина три роты и пулемет. И велел держаться, покуда не подойдут значительные силы, предназначенные для наступления.

Но никакие силы за весь следующий день так и не подошли. Командование 1-й русской армии, похоже, находилось в нерешительности: то ли наращивать достигнутый на линии 4-го Сибирского корпуса частный успех, то ли отвести вклинившиеся в японское расположение роты, пока неприятель их не уничтожил.

Но что самое потрясающее! – японцы также не предпринимали никаких действий. Тужилкин и весь его отряд до боли в глазах вглядывались в расположение врага, всякую минуту ожидая атаки, но японцы даже шимозами не тревожили противника.

Так прошел день. Тужилкин нисколько не сомневался, что ночью на его отряд навалится по крайней мере бригада, – не могут японцы оставить такой опасный клин в своем расположении! Штабс-капитан предупредил всех бывших у него в подчинении офицеров: в случае атаки на них боя не принимать, а, дав по неприятелю залп, немедленно отходить. Так действовать распорядился Сорокоумовский – многоопытный командир полка, по истечении суток после наступления отряда Кусачева и Тужилкина, суток, прошедших в странном, необъяснимом бездействии русского командования, понял, что занятый его ротами выступ за Ша-хэ, очевидно, не рассматривается начальством в качестве плацдарма для дальнейшего наступления, почему и удерживать его, рискуя бездарно потерять там полбатальона, нет никакого смысла. Поэтому полковник переменил свой первоначальный приказ и теперь предоставил Тужилкину право самому решать, когда оставить позиции за Ша-хэ.

Но ночь проходила час за часом, а ожидаемого «банзая» так что-то все и не слышалось.

Уж рассвет забрезжил. А днем японцы не очень-то теперь лезли на рожон – поняли, что в светлое время один русский «максим» стоит целого полка.

– Братцы! – Мещерин, потрясенный пришедшей ему в голову догадкой, нарушил долгое всеобщее молчание. – А ведь он не будет больше наступать!

– Верно дело! – скурвился японец! – подтвердил Матвеич.

– А кому там наступать-то? Некому! – отозвались из соседнего взвода. – Уж мы ложим его, ложим! Он же не двужильный, право дело! Поди, силы-то начисто вышли!

– Так, что же, братцы! наша взяла что ли?! – воскликнул Васька Григорьев. – Конец баталии?!

Наверное, их услыхали дальше по линии, – кто-то, кажется, уже из другой роты, не сдержался и завопил: «Ура!». В этом крике слились все накопленные солдатами за время многодневной битвы душевные переживания – и отчаяние, и усталость, и плач, и восторг, и великая радость от счастливо завершенного дела. И тотчас следом всех будто прорвало: весь тужилкинский отряд, весь отбитый у японцев выступ, взорвался победным криком, воем, ревом. Солдаты бросились обниматься. Многие утирали слезы.