Партизанское движение в Приморьи. 1918—1922 гг. - Николай Ильюхов

Это была самая высокая и важная статья расхода финансового бюджета Ревштаба. Деньги в партизанском быту играли самую ничтожную роль. И в самом деле, зачем они нужны были партизану, когда в каждой деревне, в каждой крестьянской избе он находил «стол и дом», сердечную встречу хозяина? Табак — и тот получал каждый из них бесплатно от корейцев, занимающихся, между прочим, табаководством. В те моменты, когда противник вытеснял нас из русской деревни и мы вынуждены были на день-два уйти в сопки, мы располагались там в корейских фанзах, обычно разбросанных в тайге, и переходили на «азиатскую кухню». Корейцы в Сучанском районе старались всячески поддерживать партизанское движение, видя в нем свою защиту от японского империализма и надежду в случае победы на то, что партизаны будут добиваться улучшения их экономического положения. Поэтому каждый из корейцев считал своим долгом помочь нам, и всякий раз, когда партизанский отряд останавливался в фанзах, там устраивался целый праздник: варилась лучшая чумиза[3], подавались самая изысканная «чемчи»[4], всякие пряности и т. д.

При всех этих условиях, потребность в денежных средствах сокращалась в значительной степени по всем статьям партизанского хозяйства. Однако нужда в деньгах не могла свестись к нулю. Трудность, с которой приходилось добывать деньги, делала наше «финансовое ведомство» предметом постоянных забот всех работников. Статьи доходов были весьма неустойчивы; благодаря этому, конечно, не было и твердой «финансовой системы». Более или менее постоянным доходом был у нас налог на кулаков и зажиточных крестьян, политически враждебно настроенных против нас. Этот налог являлся полунатуральным-полуденежным, причем соотношение между этими двумя его элементами находилось в зависимости от нужды данного момента. Высокий авторитет партизанской власти и полное бессилие наших недоброжелателей из названной части крестьянства обеспечивали сравнительно быстрое и беспрепятственное поступление налога, и никакого специального налогового аппарата не требовалось. Впрочем размеры этого дохода для нас были далеко не достаточны. Количество крестьян, которые входили в эту категорию облагаемых, было настолько мало, что теперь мы без всякого труда могли бы их всех перечислить по фамилиям. Это были те, которые являлись идеологами, вожаками и не отказались до последних дней от своих бессильных попыток противодействовать нашим социалистическим лозунгам, те, которые стремились перевести движение партизан на рельсы эсеро-меньшевистских или колчаковских требований. В дальнейшем нами будет доказано, что наличие двух политических течений в крестьянстве Приморья было, фактом немаловажного значения, так как партизанская программа, которая целиком и полностью воспроизводила лозунги Октябрьской революции, далеко не удовлетворявшие желаний капиталистической верхушки деревни, вынудила кулаков и связанных с ними богатеев на открытое выступление за колчаковскую власть. С этой точки зрения возникновение «налога» на враждебные нам слои деревни лишь фиксировало наличие такого расслоения крестьянства, и налог играл в наших руках роль орудия классовой борьбы.

Вторым сравнительно постоянным источником являлось обложение лесопромышленников. Богатейшие леса Приморской губернии издавна привлекали русских и иностранных капиталистов. Прибыль, которую они получали от этой своей деятельности, была настолько велика, что лесопромышленники готовы были пойти на всякий риск и даже игнорировать дикую ненависть к «красным бандитам», лишь бы продолжать работу в районах, занятых партизанами. Все лесные концессии были в наших руках, и для белых они были недосягаемы. Поэтому ни один из капиталистов не мог обойти Ревштаб и должен был вступить в сношения с ним, если хотел обеспечить себе в работе безопасность. Мы воспользовались выгодой своего положения и давали разрешения на лесные разработки или лицензии на вывоз материалов лишь при условии выплаты нам специального налога или доставки продовольствия и других предметов из Владивостока. Главный контингент промышленников составляли японцы, которые, пользуясь своей «неприкосновенностью», охраняемой интервентами, могли более свободно доставлять нам из городов все, что мы требовали. Что касается русских капиталистов, то они в этом случае попадали в очень «неудобное» для себя положение. Они должны были нелегально, скрываясь от своих друзей по классу, снабжать нас, своих врагов, идя наперекор классовой «совести» и интересам. И они делали так. Это было ярким показателем омерзительной жадности, рвачества буржуазии и поразительным примером «классовой солидарности» наших врагов, весь незатейливый смысл которой заключался в том, чтобы добиться права выхватывать высокие барыши.

Не совсем последним источником пополнения наших финансовых ресурсов нужно считать так называемые «выкупы», к которым мы впрочем прибегали лишь в случаях крайней и неотложной нужды. Эта своеобразная, возможная пожалуй только в условиях партизанства форма экспроприации буржуазии состояла в том, что мы проникали в стан противника, арестовывали наиболее крупного капиталиста и затем под угрозой смерти предлагали пленнику внести определенных размеров контрибуцию. Этот путь был опасным, скользким; поэтому мы воздерживались от возведения его в систему, а когда прибегали к нему, то поручения возлагались на проверенных ответственных товарищей. Наиболее характерен в таком роде случай с бывшим водочным королем Дальнего Востока Пьянковым; о нем расскажем для того, чтобы не было ложного истолкования нашей системы «выкупов».

В мае 1919 г. т. Ильюхов с ротой партизан и подрывной командой, руководимой виртуозным подрывником т. Ярошенко, отправился из Цемухинской долины (куда к этому времени были стянуты все партотряды) на станцию Раздольное Уссурийской жел. дор.; он имел задание напасть на расположенный там колчаковский гарнизон, состоявший из 800 штыков пехоты, бронепоезда и батареи, выбить из винокуренного завода колчаковскую охрану, взорвать железнодорожный мост и захватить в плен хозяина завода И. С. Пьянкова. Полностью этот план реализовать не удалось, так как колчаковцы получили от шпионов сведения о нашем приближении и приняли меры предосторожности. Завод был взят без выстрела: колчаковцы побоялись вступать в бой и бежали в Раздольное. В то время как подрывная команда «хозяйничала» у полотна железной дороги, закладывала фугас под мост, резала телеграфные провода, сваливала столбы, развинчивала рельсы и т. д., — на заводе был арестован Пьянков, у которого конфисковали 19 прекраснейших лошадей, 8 пишущих машинок для «печатания» газеты «Вестник партизана» и т. п. Через час колчаковцы пустили против нас бронепоезд и повели наступление пехотой. Завязался бой, оказавшийся безрезультатным для обеих сторон: колчаковцы боялись подходить к занятому нами заводу и вели стрельбу на таком расстоянии, что никакого вреда причинить нам не могли; партизаны выставили вперед свою цепь и тем препятствовали дальнейшему продвижению противника. В это время на заводе был открыт митинг рабочих, где их информировали о политическом положении и о задачах, за осуществление которых партизаны борются.