Прозорливый Видок Фиглярин - Марина Аммон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но даже на страницах незавершенной повести писателю удалось представить колоссальный по своему размаху футурологический прогноз, поставивший окончательную точку в многолетних поисках идентичности, метаниях автора между различными национальными и социально-политическими группами. Сын соратника Т. Костюшко, названный в честь последнего, капитан наполеоновской армии, член вильнюсского литературного объединения шубравцев Ян Тадеуш Кристоф Булгарин окончательно самоопределился в пользу действительного статского советника Фаддея Венедиктовича Булгарина. Именно поэтому в произведении вся сложная картина будущего человечества видится писателю через призму развития России: от вопросов повсеместного использования русского языка до тех или иных геополитических проблем восточнославянской империи. Несмотря на очевидную утопичность данной части «правдоподобные небылиц», многие прогнозы автора оказались чрезвычайно близкими к истине. Примечательно, что, вознося язык российского государства на пьедестал национальной словесности, в будущем автор не видит его в качестве средства международной коммуникации: «Хозяйка сказала мне несколько слов на неизвестном мне языке, но, увидев, что я не понимаю, спросила по-русски, неужели я не говорю по-арабски.
— Нет, — отвечал я, — в наше время весьма немногие ученые занимались изучением сего языка.
— Это наш модный и дипломатический язык, — сказал профессор, — точно так же, как в ваше время был французский».
В контексте футурологического дискурса еще более дальновидным выступает описание Ф. Булгариным научно-технических аспектов будущего: «...я увидел господ и госпож в парчовых и бархатных платьях, выметавших улицы или поспешавших с корзинами на рынок в маленьких одноместных двухколесных возках, наподобие кресел: они катились сами без всякой упряжки по чугунным желобам мостовой с удивительной быстротой. Вскоре появились большие фуры с различными припасами, двигавшиеся также без лошадей. Под дрогами приделаны были чугунные ящики, из коих на поверхность подымались трубы: дым, выходивший из них, заставил меня догадываться, что это паровые машины». Аналогичное смелое для своего времени предсказание делает автор касаемо использования в будущем и других транспортных средств: «подводные суда, изобретенные в наше время американцем Фультоном и усовершенствованные англичанином Джонсоном, введены в употребление» и др.
Писатель также делает попытку осмысления праксеологических и этических аспектов научной практики. В качестве доминанты функционирования общества называются: приоритет интеллектуального труда: «<...> у профессора будет более золота, нежели в наше время было у всех вместе взятых откупщиков, менял и ростовщиков!..»; утилитаризм любого рода исследований и изобретений: «Из одного любопытства, право, не стоит посвящать жизнь на новые открытия и усовершенствования»; прерогатива этики науки над другими, техническими, дисциплинами: «Особенная наука под названием: применение всех человеческих познаний к общему благу — составляла отдельный факультет».
Показательно, что при всем своем восхищении технологиями XIX века автор моделирует возможные последствия их использования, апеллируя, например, к необходимости рационального природопользования: «Оттого-то, что наши предки без всякой предусмотрительности истребляли леса и не радели о воспитании и сохранении дерев, они наконец сделались редкостью и драгоценностью». Приведенная ситуация в созданном писателем мире, вместе с рядом других причин, привела к глобальной смене климатических поясов и заставила жителей Сибири выращивать... бананы. Вместе с проблемой планетарного потепления колоссальным по своей смелости воспринимается также утверждение Ф. Булгарина по поводу судоходности Северо-Западного Прохода. Известно, что появление морского пути через Северный Ледовитый океан вдоль северного берега Северной Америки через Канадский Арктический архипелаг стало возможным только в XXI веке в результате таяния ледников.
Отдельную футурологическую группу в «правдоподобных небылицах» со ставляют художественно-литературные прогнозы писателя. Очерчивая круг авторов, которые пройдут испытание временем и останутся на полках читателей даже в XXIX веке, Ф. Булгарин довольно критически относится к собственному творчеству: «...тщетно я искал моего имени под буквой Б. Увы! я не мог отыскать его под спудом тысячи лет, и все мои статейки, критики и антикритики, над которыми я часто не досыпал ночей, в приятных надеждах на будущее — исчезли! Сперва я хотел печалиться, но вскоре утешился и, выходя за двери, весело повторил любимое мое выражение: Vanitas vanitatum et omnia vanitas! (Суета сует и всяческая суета)».
Безусловно, далеко не все предвидения писателя имеют шансы сбыться. Некоторые из них слишком смелые, даже нелепые, как, например, громоотвод в шляпе или специальные шарики, которые нужно класть в рот и уши, чтобы не оглохнуть от грома во время грозы. Кроме того, автор моделирует цивилизацию, где в совершенстве освоили механику и технологии паровых машин, что в глазах современного читателя выглядит явным анахронизмом. Часть же предсказаний настолько дальновидная, что решительно принять или отвергнуть их на сегодняшний день не представляется возможным (терраформирование Луны, подводные города, инновационные приспособления для повышения слуха, сенсорики, виртуозной вкусовой модификации пищи и др.).
С учетом вышесказанного, следует заметить, что в своих фантастических произведениях Ф. Булгарин предстает чрезвычайно неоднозначным писателем. С одной стороны, упомянутый автор публикует ряд текстов философско-публицистического звучания («Правдоподобные небылицы, или Путешествие к средоточию Земли», «Сцена из частной жизни, в 2028 году, от Рождества Xpистoва», «Чертополох, или новый Фрейшиц без музыки»), где довольно интересные сюжетные решения нередко обретают довольно шаблонное художественное воплощение, а элементы фантастического выполняют четкую служебную функцию в рамках просветительской проблематики. Тем не менее, особое место в наследии Ф. Булгарина занимают «Правдоподобные небылицы, или Странствование по миру в XXIX веке» как первый пример прогностической литературы в российском вербальном искусстве. Данное произведение демонстрирует исключительную энциклопедическую образованность автора, его осведомленность в новейших научно-технических достижениях своей эпохи, а также точность их экстраполяций в будущее, что свидетельствует об исключительном таланте писателя как футуролога.