Иуда. Рассказы - Валентин Тумайкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда последние лучи заходящего солнца, заливавшие комнату красным светом, погасли, в коридоре послышались шаги. Антоновна торопливо поправила волосы и сказала:
– Видать опять Захаровна. Вот как ее не впустишь? Не стану же я прогонять.
В эту секунду дверь открылась и Захаровна вошла. Бледная, взволнованная, с глазами полными ужаса.
– Чего стоите-то?
– А что же нам, плясать что ли? – ответила пренебрежительно Оксана.
– Господи! Да вы еще не знаете!? – воскликнула Захаровна удивленно. – Ведь Сергея убили! Уже весь народ собрался у их дома.
Оксану как будто бы подкосило. Она часто замигала глазами и опустилась на стул.
портрет
Ночь была тёплая, лунная. Учитель рисования Василий Кузьмич Бабочкин, по прозвищу Боччони, стоял у мольберта и писал портрет своего брата Фёдора. Весь облик художника отображал состояние беспредельного вдохновения: взгляд сосредоточенный, отрёшенный; волосы вздыблены, как у человека без определённого места жительства, выходящего из глубокого запоя. Он стоял почти неподвижно, только слегка косил одним глазом на закрытую дверь, за которой спала жена Клава.
Василий Кузьмич часто работал по ночам, хотя не страдал бессонницей. Просто ему не хватало светового дня, чтобы успеть воплотить в жизнь всё задуманное. К тому же днём постоянно отвлекали ученики из школьного кружка «Этюд», которые прибегали показывать свою мазню. Не придумав ничего лучшего, учитель обычно посылал их куда-нибудь подальше за город, делать зарисовки с натуры. Но тогда непременно появлялся друг – заядлый рыбак Костя – с неисчерпаемыми рассказами о своих коварных ухищрениях при ловле в Дону щук, сомов, сазанов и судаков. От него отвязаться было куда сложнее. У Василия Кузьмича не раз возникало желание послать его тоже, и даже знал, куда, но как-то всё не решался. Ночью же никто, кроме Клавы, ему помешать не мог. Да и Клава не причиняла никаких хлопот. За всю жизнь она ни разу не устроила скандал, требуя немедленно отправиться в постель. Нет, она просто входила в мастерскую, мягко возмущалась, недовольно захлопывала за собой дверь и, опечаленная, удалялась в их общую спальню.
Мастерская Василия Кузьмича занимала часть кухни, загромождённой полотнами в искусных запылённых рамках. Столько прекрасных картин приютилось на полу, на стенах, за шкафом и даже на четырёх из шести стульев, расставленных вокруг обеденного стола! Пусть их никто не покупал – Василий Кузьмич не снискал славы великого художника – что ж, ничего тут не поделаешь, он не роптал на судьбу, не огорчался, получал учительскую зарплату, тем и довольствовался. А ночами трудился из любви к искусству, и это обстоятельство ничто поколебать не могло. При всём при том каждое творение, выходящее из его рук, было неповторимо. Картины отличались небывалой достоверностью и реализмом, в них не было ни грамма фальши. Возможно, сам того не подозревая, Василий Кузьмич творил бессмертные произведения.
Конец ознакомительного фрагмента.