Угнать бы ладью у Харона... - Геннадий Прашкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так что не надо дразнить Большого старика.
— У каждого автора есть «ближний круг», так или иначе влияющий на его творчество...
— Моя жизнь всегда проходила в научной среде. В этом мне крупно повезло. С самого начала я живу в новосибирском Академгородке — несомненно, одном из самых значительных мировых научных центров. Некоторые мои друзья давно академики, другие — доктора наук. Жена — геофизик, дочь — врач. Внуки тоже интересуются наукой. Правда, такая вот закономерность: чем дальше от Новосибирска, тем почему-то больше друзей-писателей...
— Женщина — надежная спутница жизни...
— Плохих не держим.
— ... и женщина, которую мы любим горячечной плотской любовью...
— А как же без этого?
— ... это одна и та же женщина?
— Без комментариев.
— Что должно больше волновать писателя — некое пространство (миры) или время («столетье на дворе»)?
— Говорят, что душа может существовать отдельно от тела. Не знаю... Угнать бы ладью у Харона... Надо будет переговорить с Женей Лукиным... Вы ведь знаете, наверное, как хорошие девочки должны есть шоколад?
— Как?
— С отвращением.
— И все же?
— А если всерьез, то Пространство и Время неразделимы. Двадцатый век для меня — это и София, и Тбилиси, и Стамбул, и юго-восток Азии, и Питер, и Нью-Йорк, но это одновременно и Оттепель, и Карибский кризис, и любовные истории, и высылка Солженицына, и гонения на фантастику, и друзья. Главное — рассказывая о пережитом, найти верную интонацию. Тогда сюжет становится вторым делом, и слова приходят сами. Георгий Иосифович Гуревич мечтал написать о сорок восьмом годе, о молчащем телефоне, о некоем друге, делающем себе имя на вещах загнанного в угол космополита безродного... Не пришла нужная интонация... Может, теперь об этом расскажу я...
— Фантастический роман «Царь-Ужас» и исторический роман «Секретный дьяк» — очень разные произведения. Но и там, и там речь идет о жизни, о любви, о смерти, о вечных проблемах. Означает ли это, что писатель всегда работает на вечность?
— Писатель — он как троякодышащая рыба. Должен дышать и так, и вот этак, и еще вот так. Писатели — черви, перерабатывающие листву быта, удобряющие вечность. Бессмертен лишь вид, это понятно, любой индивид смертен. Видите, сколь многому я научился у якутского поэта с коренным именем Август? В свое время Виталий Бугров мечтал, что писатели-фантасты станут когда-нибудь как кукушки Мидвича: будут все знать с первого часа рождения. Вот тогда появятся необыкновенные вещи, рассчитанные на вечность. Произнося это, Виталий сильно вздыхал, прикидывая возможности наших фантастов. Ведь все начинают с нуля, а вечность — она и есть вечность. Недавно я закончил повесть «Белый мамонт». Это перевод с неандертальского. Еще одна попытка понять, «из какого сора растут стихи, не ведая стыда». Творят ли искусство жалкие калеки, выбрасываемые из активной жизни обстоятельствами, или истинное искусство создается все-таки исключительно сильными личностями? В некотором смысле над этим все задумываются — и реакционный романтик Бушков, и гуманист без берегов Кир Булычев. Неандертальцы мечтали о совершенном орудии. Они мечтали построить Большое копье для охоты на огромного мамонта. Они хотели иметь много вкусного жира и мяса. И мечта сбылась: они построили Большое копье. Правда, к этому моменту исчез объект — мамонт вымер.
Так часто бывает в истории.
— Ваши планы?
— Пиратский роман. Настоящий северный пиратский роман, для написания которого собраны уже все материалы. В каком-то смысле этот роман примкнет к историко-авантюрным романам «Секретный дьяк», «Тайна полярного князца», «Носорукий». Одновременно работаю над книгой веселых фантастических рассказов и над книгой о многих превосходных вещах «Малый Бедекер по НФ», главы из которой время от времени печатаются в журнале «Если». Это достаточно широкая панорама литературной жизни с 60-х годов прошлого века по наши дни. Разумеется, многое в «Малом Бедекере» связано с отечественной фантастикой, с ее историей, с ее творцами. Люди слишком быстро уходят, еще быстрее забываются...
Да много чего хочу, как говаривал герой одной античеловечной повести.
Беседовал Владимир Ларионов