Якутское танго. (Повесть) - Евгений Руднев

Николай распустил довольную улыбку по высушенному якутскими ветрами и солнцем аскетическому лицу.

– Правильно мыслишь! В корень смотришь!

– Плохо, что полевой сезон кончается, – усмехнулся кисло, с передергом губ Кравченко. – Конец августа ведь уже. В сентябре появятся «белые» мухи. Промозглая чахоточная сутемь. Одна утеха: комаров нет, исчез гнус.

– Да, времени в обрез.

– И еще. Боюсь, дружэ, что Лагода не даст нам завершить съемку. Он на тебя большой зуб имеет. А тут еще – пустой шлих идет. Доброе слово лежит, а худое далеко бежит. Одно к одному, хай ему грець. Как нарочно!

Николай померк.

– Доказывать что-либо Лагоде сейчас бесполезно. Наш спор с ним могут решить только алмазы.

– А вот их-то мы и не нашли.

– Сразу только у старика Хоттабыча все получалось.

– Да, тут ты, наверно, прав, – согласился Кравченко. – Всему свой черед. Сначала юшка, а потом – пампушки с чесноком, как говорят у нас в Полтаве. И все-таки алмазов пока нет. В этом вся соль, Коля, вся трагедия, понимаешь?

Николай нервно мерил шагами маленькую комнату, долго молчал. Где-то за окном заимки тоскливо кричала кукша, сухо щелкали шишки на лиственнице…

Выдавил чуть слышно:

– Понимаю… чего уж тут не понимать, дружэ.

А Кравченко захрустел пальцами, опустил глаза долу – словно завинил в чем-то перед Медведевым. Утешать его не стал, выложил все как на духу:

– Мерзлота заметно снижает достоверность сейсморазведки. Да и интерпретировать все, строить годографы в этих условиях – очень сложно. Вот такие пироги.

– Надо думать! Думать над тем, как ликвидировать или хотя бы уменьшить влияние мерзлоты.

Смолянистый чуб Кравченко зачастил вверх-вниз:

– Верно! У меня в сейсмоотряде вторым оператором Тарас Бойчук. Он из западно-украинского города Дрогобыча. Земляк, словом. Вот хоть и говорят, что где два украинца – там три гетмана, но мы с Тарасом единодушны: мерзлоту нужно перехитрить. Есть уже у нас с ним кое-какие соображения на сей счет. Теоретические пока…

– Так вам и карты в руки! Людей хватает?

– На днях еще два бойца подъедут.

– Откуда?

– Из Украины, откуда же еще. Там нашего брата-геофизика по сей день не очень-то жалуют. А эти двое… Богдан Андрущак и Петро Федорчук… хлопцы что надо. Сейсмику добре знают. Пять лет назад Ивано-Франковский университет закончили, друзья Тараса Бойчука.

– Значит, вас – запорожцев из Украины, потомков Тараса Бульбы, – будет теперь у нас четверо?

– Получается.

– Ну, действуй!

Кравченко задумчиво сморщил крутой лоб, вздохнул с простоном. У Сергея сегодня явно был примат размышлений над действиями – он словно предчувствовал плохое. Но выхода в данную минуту не видел, потому и решил сменить пластинку.

– Будем стараться, – сказал вполголоса геофизик и после паузы лениво добавил: – Все время снятся знаменитые крупные алмазы. Те, что видел на цветных картинках в книгах по минералогии… «Куллинан», «Звезда Сьерра-Леоне», «Великий Могол», «Кимберлей», «Виктория», «Снежная королева», «Бродерик»… Прямо-таки наваждение какое-то! – Поджал губы, окатил Николая тревожно-тоскливым взглядом. – А приносит ли алмаз счастье, а?

– Ты это… о чем? – засопел Николай.

– Алмаз «Наполеон» украшал шпагу Наполеона Бонапарта в битве при Ватерлоо, кою он проиграл. Владелец алмаза «Хоух» Людовик XVI был гильотинирован по приговору Конвента. Алмаз «Санси» не спас бургундского герцога Карла Смелого, носившего «царь камней» в шлеме – герцог был убит во время сражения при Нанси… Этот список я могу продолжать до утра… Может, нашему брату-геологу лучше все-таки искать не алмазы, а что-то другое, а?

Николай поморщился.

– Брось эту мистику, эти параллели.

Медленно отворилась дверь, вошел шурфовщик Джангылы – широколицый скуластый малый в заскорузлой от глины брезентовой робе, в резиновых сапогах с подвернутыми потертыми голенищами. Приблизившись к Николаю, тихо сказал:.

– Отец заболел, командир. Сердце плохо стучит, да. Останавливается сердце. Отпускай в алас.

– Ты что… письмо получил из дому?

Шурфовщик грустно скрестил на груди руки – пальцы загрубелые, в кровавых мозолях.

– Старший сын написал. Почтовая птица-вертолет сегодня утром привезла… Весной отцу предлагали в больница – не захотел. А теперь – совсем худо. Выпущенную стрелу вернуть нельзя. Как бы не опоздал Джангылы.

– Сколько дней ты хочешь?

– Три дня моя хочет. Дашь? – Шурфовщик сломал косые морщинки на чисто выбритых розанах.

– Дам, что за вопрос. Причина уважительная. Бери лодку-моторку и поезжай. Вот ключ от моей квартиры в городе… Ты уже был там, знаешь где это. Переночуешь у меня, а утром отправишься на автобусе в свой алас.

– Спасибо, командир. – Джангылы блеснул стальной челюстью, взял ключ и вышел, плотно прикрыв обитую камусом дверь.

И тут же заявился радист Миша Рябцев с бумажкой в руке.

– Радиограмма, Николай Иваныч. Срочная!

Николай взял радиограмму. Сердце неприятно сжалось и враз стало жарко – он уже все понял.

Депешу от Лагоды читал вслух:

– «Ввиду бесперспективности поисков алмазов на Западном планшете, дальнейшую разведку прекратить. Партия перебазируется в Заячью долину с целью поисков олова. Начало перебазировки – первое сентября. Об исполнении немедленно доложить. Лагода».

Кравченко присвистнул:

– Круто взялся Иван Петрович! Круто!

– Дальше некуда.

– Мы с тобой, Мыколо! Мы тоже хотим найти алмазы, – решительно заявил Кравченко.

У Николая чуть потеплело на душе. Сергей Кравченко ему нравился давно. И геофизик хороший, и умелец народный (полтавский!), мастер по дереву. В палатке у него – чемоданчик, а в нем – зачитанный до дыр «Кобзар» Тараса Шевченко в полиэтиленовом пакете и инструменты разные – лобзики, стамески, молоточки деревянные, ножи, напильники. Возьмет Серега простой кусок дерева (от лиственницы или ели), обкорнает его немного стамеской, подправит одним ножом, другим; подвигает туда-сюда лобзиком, приложится напильником. Глядишь – уже и Лиса Патрикеевна на тебя пялится. В этой же палатке сработанные им деревянные чернобривцы, слон, медведь, петушок-золотой гребешок. А еще – песец, росомаха, рысь. Золотые руки у человека!

Николай и сам любил вырезать из дерева разные вещицы, потому и оценил сразу по достоинству талант Кравченко. Но сейчас – не до этого.

«Положеньице, дьявол бы его побрал… Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. На распутьи Иван-царевич. Прибились его резвые ноги, опустились его белые руки… Какой же выход, что предпринять?» – спотыкался в мыслях Николай.

– Следующий сеанс связи с городом – через четыре часа. Какой будет ответ Лагоде, Николай Иваныч? – справился радист, вопросительно поглядывая на начальника партии. Но тот угрюмо молчал.

– Что скажешь, Сережа?

– Сложная ситуация. Лагода от своего не отступит.

«Тсс… тсс… тсс…» – домовито точила где-то в закутке заимки мышь. Люди потерянно молчали, думали. Первым подал голос Николай:

– Кому что, а лысому расческа… – молвил он с отрешенным видом. Потом встрепенулся, словно возвращаясь из небытия к яви, и с решительным видом, чуть весело сказал: – А-а, семь бед – один ответ! Отвечать за все буду я. Как-нибудь переживу. Будем продолжать поиски кимберлита!

– Не боишься? – На пухлых, усыпанных лихорадкой губах Кравченко плавала усмешка.

– Иного пути не вижу, – повел плечами Николай и, повернувшись к радисту, обрисовал в цвете дальнейшую ситуацию. – Ответной радиограммы, Миша, от меня не будет. На вопрос, почему Медведев молчит, отвечай примерно так: «Начальник партии на самом дальнем профиле, в лагерь еще не вернулся.» Всё. Рубикон перейден. За дело, Сережа! Начинай геофизическую съемку вокруг озера.

Несколько секунд Кравченко пристально разглядывал кончики своих заскорузлых геологических сапог с поцарапанными ремешками. Поднял голову, сверкнул фиксой:

– Понял! Чао. – И пулей вылетел из заимки.

Николай и радист молча смотрели друг на друга. Каждый ждал, что скажет другой. Как поступит другой.

– Насколько я понимаю, Николай Иваныч, чтобы завершить съемку вокруг озера, нужно еще, как минимум, недели две…

– Правильно понимаешь, Миша!

– В таком случае, – заключил философски радист, – я буду подвергаться, как показывает практика, бомбардировка радиограммами Ладоги денно и нощно. Разрешите текст второй – и последней! – нашей ответной радиограммы сформулировать так: «Начальник партии по-прежнему в маршруте. Там и ночует. Связи с ним не имею».

– Согласен, – засиял Николай («Он не один! Ребята его поддерживают!») – Спасибо, Миша.

2

Четырнадцать дней пролетели в одночасье и быстро, и незаметно, хотя шума и грохота такого эти таежные дебри, наверно, не слышали никогда. Все последние дни тайга жила другой, нервной и напряженной жизнью.