Сидней Рейли: шпион-легенда XX века - Робин Локкарт

Хотелось бы еще отметить, что Сидней Рейли никогда не работал на циничных и безыдейных хозяев, полагающих, что мир создан только для них и больше ни для кого. Этот человек умел трудиться одновременно и душой, и телом. Величайшим удовольствием его жизни было выполнение заданий, перед которыми пасовали все остальные.

Считаю себя в неоплатном долгу перед множеством людей, без которых публикация этой книги оказалась бы невозможной. Более того, ее просто нельзя было бы написать без помощи друзей и коллег Рейли. В связи с этим я выражаю самую теплую благодарность члену конгресса майору Стивену Эли, баронессе Бадбергской миссис Элеоноре Бишоп, сэру Роберту Брюсу Локкарту, достопочтенному Рэндолфу Черчиллю, сэру Полу Дьюксу, Пепите Бобадилья, Альфреду Ф. Хиллу, А.Ф. Керенскому, сэру Реджинальду Липеру, миссис Лаудон Маклин, Джорджу Николсону, генерал-майору сэру Эдуарду Спирсу, полковнику Д.С. Тальботу и еще многим другим лицам, имена которых пока нельзя назвать вслух. Но более всего я благодарен бригадному генералу Г.Э. Хиллу, ближайшему коллеге Сиднея Рейли, помощь которого при подготовке этой книги оказалась бесценной.

Р.Н. Брюс Локкарт

Дичлинг, Суссекс

Глава 1

И этими неясными словами я начинаю свой рассказ.

Дорога казалась скучной и не отличалась красотой придорожного пейзажа. Подобно большинству машин образца 1917 года, автомобиль, ехавший по этой ничем не примечательной дороге, был длинным и тщательно отполированным. Сквозь полумрак баварских сумерек посторонний наблюдатель различил бы в салоне неясные очертания двух людей в военной форме. Автомобиль вдруг начал притормаживать и наконец, жалобно чихнув мотором, остановился окончательно, слева от густой сосновой рощи. Теперь можно было заметить, что у пассажира, занимавшего заднее сиденье, на полковничьем кителе блестят медали, а его водитель одет в форму капрала.

Капрал обернулся, что-то коротко пояснил пассажиру и, открыв дверцу, вышел из машины. Подойдя к багажнику, он вынул из него сумку с инструментами. Потом, открыв капот, он принялся возиться с мотором. В течение нескольких минут было слышно лишь негромкое позвякивание металла о металл. Через какое-то время над крышкой капота появилась голова шофера.

– Герр оберет! – Голос капрала громко звенел в вечерней тишине. – Герр оберет, вы меня крайне обяжете, если поможете с одной штуковиной. Здесь нарушен электрический контакт. Если герр оберет любезно выйдет из машины и подержит маленькую гайку, пока я буду закреплять другой конец кабеля, автомобиль будет готов через несколько секунд.

Полковник, который даже в сгущавшихся сумерках выглядел одновременно и суровым начальником, и робким интеллигентом, выбрался из салона и, сдернув с рук дорогие кожаные перчатки, осторожно положил их на крыло машины. Склонившись над двигателем, пассажир внимательно посмотрел на то место, куда капрал указывал черным от масла пальцем.

Если даже полковник, тупо уставившийся на катушку зажигания, и понял, что тяжелый гаечный ключ стремительно опускается на его череп, то это ощущение длилось не более доли секунды.

Вытерев руки, водитель осторожно раздел обмякшего полковника и затем аккуратно положил тело в багажник. Чтобы быть уверенным в том, что смерть наступила окончательно, капрал крепко сжал горло офицера пальцами обеих рук. Через несколько минут он ослабил хватку, потом взвалил обнаженное тело на плечи и понес свой груз в сторону темневших неподалеку сосен. Сумерки уже превратились в темноту, но капрала это нисколько не смущало. Легко ориентируясь среди деревьев, он вышел к небольшой поляне, находившейся в самом центре рощи. Тело полковника рухнуло на траву. Убийца поднял с земли большую сосновую ветку, надежно скрывавшую свежевырытую могилу. На дне ямы лежала приготовленная заранее лопата.

Чтобы сбросить свою собственную форму и надеть ее на труп офицера, капралу понадобилось меньше пяти минут. Затем, скатив тело в яму, он принялся быстро работать лопатой. Когда могила была закопана, он снова прикрыл свежую землю сосновой лапой.

Голый водитель рысью бросился назад к дороге. Остановившись на обочине дороги, он минуту-две чутко прислушивался и, видимо не почуяв ничего подозрительного, подбежал к автомобилю, вынул из багажника полковничью форму. Бросив короткий взгляд на темневшую рядом кромку леса, он начал одеваться. Офицерские башмаки немного жали, но все остальное пришлось ему в самый раз.

Капрал, превратившийся в полковника, вытащил из-под водительского сиденья что-то похожее на большой табачный кисет. Его содержимое и водительское зеркальце быстро помогли ему изменить внешность. Тьма сгустилась окончательно, но практические навыки экс-капрала позволяли ему преображать собственное лицо в абсолютной темноте так же успешно, как и при ярком дневном свете.

В окна здания Генерального штаба Германии ярко светило солнце: время приближалось к десяти утра. За огромным прямоугольным столом в просторном конференц-зале собрались все те, кто стоял во главе немецкой армии – фельдмаршалы, генералы, адмиралы: фон Гинденбург, Людендорф, фон Шеер, Гиппер. В торце стола восседал Его Императорское Величество кайзер Вильгельм П.

Все стулья, за исключением одного, были заняты. Начало совещания откладывалось на полчаса из-за отсутствия начальника баварского отдела штаба, принца Рупрехта. Фон Гинденбург недовольно хмурился – для такого молодого офицера, как Рупрехт, опоздание должно быть верхом неприличия. Непростительного неприличия.

Едва часы пробили десять, двери конференц-зала распахнулись. Громкий щелчок каблуков на пороге, четкое отдание воинской чести, и опоздавший офицер безукоризненным строевым шагом вошел в помещение. С виноватым выражением на лице вновь прибывший полковник принес извинения за вынужденное опоздание – не успел выехать из Баварии, как его личный шофер неожиданно заболел. Пришлось отвозить его в ближайший госпиталь и вести машину самому.

Кивнув кому-то в знак приветствия, полковник занял свободный стул. Так Сидней Рейли стал посещать совещания высшего военного командования Германии.

Глава 2

– Кто родом вы?

– Я жребием доволен, хоть мой жребий

И ниже, чем мой род…

Сидней Рейли – будем звать этого человека именем, под которым он наиболее известен, – родился на юге России, недалеко от Одессы, 24 марта 1874 года. Мать была обрусевшей полькой, отец, очевидно, полковником русской армии с неплохими связями при дворе Его Величества. Семья исповедовала католическую веру. Несмотря на принадлежавшие земли, род считался захудалым, из так называемых аристократов «второй ступени». Даже через много лет, рассказывая о своей жизни самым близким друзьям, Рейли никогда не упоминал свою подлинную фамилию. Известно только его христианское имя – Георгий. Воспитываясь наравне со школьными сверстниками и сестрой Анной, которая была на два-три года старше, он брал дополнительные уроки по истории, математике, иностранным языкам и правилам хорошего тона.

С ранних лет юный Георгий выделялся способностями, которые оценивались явно выше среднего уровня, а любознательность не имела границ. Но самое яркое проявление его индивидуальности заключалось в страсти к изучению иностранных языков. Уже в зрелые годы он часто ссылался на слова древнего мудреца, которые любил цитировать его учитель: «Знать иной язык – значит обладать иным духом». Глубокую веру в Бога он перенял от своего дяди, священника-католика из Одессы. В тринадцатилетнем возрасте Георгий увлекся искусством фехтования, и через некоторое время ему уже не было равных ни среди сверстников, ни среди старших подростков, включая молодых армейских кадетов. Двумя-тремя годами позже в Георгии открылась замечательная способность к меткой стрельбе из пистолета. А ведь он был еще так молод!

Будущий шпион экстра-класса преклонялся перед матерью и сестрой, но более всего уважал отца – и как армейского полковника, и как главу семьи. Казалось, что ему обеспечена блестящая военная карьера, однако, повзрослев, Георгий приобрел привычку спорить с теми, кто старше его и умнее, а это едва ли сочеталось с армейскими принципами. Он отказывался безоговорочно принимать точку зрения других людей, в том числе и своих родителей. Казалось, что утолить его жажду знаний невозможно. В оживленных дискуссиях начинал проявляться сильный характер. Доказывая свою правоту, Георгий бешено жестикулировал руками, забывая обо всем. Его сестра осуждала эту демонстративную невоздержанность брата, говоря, что такое поведение может быть простительным для итальянца, но никак – для русского аристократа.

Когда Георгию исполнилось пятнадцать лет, его мать серьезно заболела, и отцу пришлось выписать из Вены известного врача, еврея по национальности, который находился в их семье до полного ее выздоровления. Георгий и доктор в одно мгновение стали закадычными друзьями. Этот врач изрядно попутешествовал по миру. Особенный интерес мальчика вызывали рассказы о жизни в разных европейских столицах. Впервые он услышал, что существуют и другие уклады жизни, совсем не похожие на привычный российский стиль. С юношеской прямотой Георгий твердо уверовал: все люди яростно борются за пребывание в своей колее, но и пальцем не пошевелят для того, чтобы покинуть накатанную дорожку. В нем родилось отчаянное стремление к общению с молодыми людьми из других стран. Скучная перспектива службы в русской армии больше не привлекала Георгия, и как только мать окончательно поправилась, он объявил, что уезжает в Вену учиться на врача. Несмотря на недовольство всех членов семьи, он проявил упорство и назначил день своего отъезда. Его венский друг, считавший, что химия более перспективна, нежели искусство врачевания, посоветовал Георгию посвятить три года учебы именно этой науке.