История моего безумия - Тьерри Коэн

После поступления в Нью-Йоркский университет я поселился в квартале Гринвич-Виллидж, где написал несколько коротких рассказов. Это была проба пера, мне хотелось проверить, умею ли я рассказывать истории, но за роман взяться не решился – опасался, что на «длинную» дистанцию не хватит дыхания, воли и таланта. Я поделился с Даной своей безумной мечтой и не скрыл от нее, как боюсь, что никогда не сумею осуществить ее. Она дала мне разумный совет: подожди, пусть желание сесть за письменный стол станет таким сильным, что победит все сомнения и прогонит прочь неуверенность в себе.

И я ждал – почти два десятка лет, карабкался по карьерной лестнице, делал все, что полагается делать хорошему мужу и отцу, а к сорока годам почувствовал, что стремиться больше не к чему, и вернулся к мечте о писательстве. Сочинение романа было для меня сродни поискам Грааля, я понимал, что реализуюсь как личность, только если сделаю это. Дана всячески меня поддерживала, обещала помогать по мере сил и возможностей. Она верила в меня и относилась к моей затее как к своей собственной. В этом и состоит истинный смысл супружества: каждый трудится на благо другого, делает все, чтобы он раздвинул рамки, в которые сам себя загнал, стал сильнее и не боялся провала.

Работа длилась почти два года. Два года я вел неравный бой со словами и наслаждался каждой победой, каждой фразой, сочиненной на пределе возможностей. Утром уходил на работу, а вечером спешил вернуться к моим героям, продолжить их историю. Дана вела себя с редкостным самоотречением, занималась нашей дочерью Мэйан и даже к телефону мне подходить не разрешала, чтобы я, не дай бог, не отвлекся, не расстроился. Она бесшумно входила в тесный кабинетик, ставила рядом с компьютером чашку чая, гладила меня по спине, улыбалась и исчезала. И я любил ее еще сильнее – не только как жену, но и как «товарища по оружию».

После завершения работы она первой прочла текст и со слезами на глазах потребовала, чтобы я разослал рукопись по издательствам. Реакция Даны обескуражила меня, но и ужасно польстила, и я решил довериться женскому чутью. Она сделала несколько копий, разложила их по конвертам и отослала самым известным агентам страны. Когда кто-то из них звонил, мы замирали в предощущении невероятных перспектив и не верили сами себе.

Глава 3

Мы пережили пять месяцев абсолютного счастья. Мой агент выбрал издателя, мы подписали договор, и началось волшебство превращения рукописи в книгу. Мы с Даной познавали новый мир с простодушием провинциалов, впервые увидевших огни столичных бульваров. Мы как дети восхищались встречами с другими писателями и радовались, что теперь сможем осуществить свои мечты.

Все были уверены в успехе моего первого опуса – уж очень удачная сложилась конъюнктура: критики в один голос хвалили романы некоего Нормана Макколи, которые много недель занимали первую строчку книжного рейтинга газеты «Вашингтон Пост». Все издательства искали «своего Макколи», и мой Господин Издатель решил, что я вполне подхожу на эту роль.

Я постепенно открывал для себя реальную жизнь книжного бизнеса, где бухгалтеры заменили филологов, рекламные слоганы вытеснили грамматические правила, а книгу «продавали», как новый напиток, изумительно утоляющий жажду.

Мой роман вышел в свет весной, через месяц после «премьеры» Макколи, и почти сразу составил ему достойную конкуренцию. Пресса не слишком жаловала Нормана: журналисты принимали его застенчивость за снобизм и в пику ему посвящали мне множество статей и репортажей, подогревая интерес к новому таланту. Затеялась война – без нашего участия, боевые действия вели агенты, издатели и пресс-секретари. Я и подумать не мог, что, «возвращаясь в казармы», армии оставляют на поле боя так много жертв.

В какой момент мы утратили контроль? Этот вопрос часто задают себе люди, чья жизнь внезапно переменилась из-за какого-то неожиданного происшествия или в силу возраста. Они удивляются, почему не добились желаемого, не исполнили предназначения, о котором, возможно, даже не задумывались в молодости, когда пытались через призму надежд и идеалов представить свое будущее.

В какой момент человек превращается в тупого придурка, слепого и глухого до такой степени, что всю жизнь играет чужую роль, симулируя чувства, эмоции? Мало кто способен найти ответы на эти вопросы, ведь личность человека размывается медленно и незаметно под воздействием компромиссов, самоотречений, мелких предательств, прикрытых фальшивыми оправданиями: желанием, нуждой, усталостью, нестерпимой жаждой продвигаться все выше и выше…

Лично я точно знаю, когда началось мое падение. Я превратился в существо, которое возненавидел, вскоре после появления первого романа. А может, чуть раньше, когда закончил писать и решил, что мое сочинение достойно публикации. Гордыня, до поры до времени скрывавшаяся в глубинах сознания, заставила меня уверовать, что текст вышел интересный, а мой невероятный творческий дар открывает фантастические перспективы.

Я должен был испугаться абсурдного ощущения всемогущества, а не предаваться буйному ликованию, благодаря Бога за то, что выбрал меня из множества кандидатов в писатели. Я возгордился и, пыжась от осознания будущего величия, рассказывал жене и близким друзьям, что мною заинтересовалось издательство. Я не понял, что этот новый мир соткан из иллюзий, заблуждений, претензий и всех тех недостатков и пороков, которые я много лет пытался победить.

Так что же мне следовало сделать? Отказаться от мечты, не писать роман? Жить в состоянии фрустрации?[3] Спрятать рукопись в ящик стола, чтобы ее никто никогда не прочел?

Нет, я не жалею ни об одном из своих решений, меня изменили не они. Я поглупел не за один день: изъян был изначален. Любовь жены согревала меня, до поры до времени усыпляя сидевшую во мне дурь. Дана была моим солнцем, она усмиряла темные стороны моей натуры, заставляя верить в незыблемость нашего счастья.

Именно это я должен был беречь как зеницу ока.

Глава 4

Через пять месяцев, которые были наполнены потрясающе интересными, восхитительно счастливыми событиями, возникли первые проблемы. Опьяненный успехом, я согласился играть во все игры: беседовал с журналистами, подписывал книги для читателей, выступал на книжных салонах и конференциях. Я быстро привык к аромату популярности, заполнявшему все окружающее пространство. Дана знала меня лучше, чем я сам, и забеспокоилась первой.

– Ты все реже бываешь дома и почти не видишь Мэйан, а ей очень нужен отец, – сказала она как-то раз. – Ты занят работой, рекламной кампанией книги, а на жену и дочь времени не хватает.

– Потерпи еще немного. Роман отлично продается, так что я скоро уйду с работы и посвящу себя вам и писательству.

– Что ты такое говоришь? – удивилась Дана.

– А зачем обучать менеджменту пресыщенных боссов, если можно этого не делать?

– Но ты любишь свою работу!

– Любил… Да, любил, когда начинал. – Я занял оборонительную позицию.

– Не принимай поспешных решений, не зная, надолго ли хватит вдохновения! У тебя есть замысел следующего романа?

– Нет. Ничего определенного. Но, если я продолжу ходить на службу, точно ничего не сочиню.

– Первый роман ты написал, не уходя с работы.

– Условия игры изменились. Когда я начинал, никто ничего от меня не ждал и не назначал сроков сдачи.

– А теперь назначают?

– Да. Мой агент и издатель условились, что я буду писать по роману в год и сдавать рукопись к весне.

– Неужели ты согласился? – Дана пришла в ужас.

– Конечно! Это редкая удача, я не могу упустить свой шанс!

– Удача? Шанс? Творчество не подчиняется законам коммерции! – взорвалась моя жена. – Вдохновению плевать на сроки, оговоренные в договоре. Сейчас уже июнь!

– Ты права, но у меня есть еще полгода и…

– Надеешься успеть? Над первой книгой ты работал два года! – перебила меня Дана.

Этот спор стал одним из первых в нескончаемой череде размолвок, подорвавших наши отношения. В тот вечер я заметил в глазах жены ужас. Позже он превратился в досаду.

Мои агент и издатель разработали умелую маркетинговую стратегию, которая должна была обеспечить успех всем последующим романам и помочь мне в один прекрасный день свергнуть с престола Нормана Макколи. Правило было простым – писать по роману в год, по образцу и подобию первого, то есть замешивая интригу на сантиментах, саспенсе и сексе. Так родилось «правило трех С». Рецепт моего успеха.

Второй роман обогнал на финише книгу Макколи, и пресса признала мое первенство. Отзывы и рецензии были хвалебными, я вышел в лидеры и не собирался никому уступать «главенствующую высоту»