Ищи в аду свою звезду - Вадим Михановский

Пока есть ход держись, пилот. А если ад вокруг ищи в аду свою звезду...

Не берусь судить о качестве его стихов, это, во-первых, занятие деликатное, а во-вторых, и это главное, Вячеслав нравился мне как человек... Но вот, например, белые стихи Из его фантастической повести-поэмы: "...если будет день, когда окаменевший пепел, еще хранящий радиоактивность, покроет почву вымершей планеты, как полотно смирительной рубашки, стянувшей туго тело идиота... то я хочу быть спорой... Серой спорой с.непоборимою способностью деленья - живою спорой!.. Началом новых миллионолетий сурового и трудного отбора в пути от протоплазмы к совершенству". Решайте сами, нужен ли этим взволнованным строкам какой-либо комментарий? Или вот еще. Это из его "Атлантиды". Был "...огромный остров, где пел бетон, сверкали сталь и пластик в прекрасных музыкальных воплощеньях (разрядка моя. - В. М.), где по спирали серого асфальта неслись, как пули, электромобили, ракеты перечеркивали небо..." Все, вроде бы, не ново, все узнаваемо в повестях Назарова- и дельфины, и Атлантида. Но (вспомним мысли автора, о блочном строительстве) это лишь своеобразный антураж, прием, помогающий не отвлекать читателя от главного, потому что главное здесь - в ситуациях, в поведении людей, в их жизненной, в общественной, личной человеческой позициях. Вот перед нами (тоже узнаваемый!) делец от науки с высоким званием советского академика, сделавший себе имя на мнимом приручении дельфинов, и он же, подстроивший дело так, что люди открывают стрельбу по ним: псевдоученый боится, что его "постулаты" в науке, весь его жизненный уклад будут нарушены... Старейшины дельфиньего племени вынуждены констатировать: люди "нарушают равновесие природы и убивают друг друга. Разве могут убивать разумные существа?" И разве можно уничтожать среду, в которой обитаешь? (В последней фразе я поменял лишь форму глагола, поэтому она выведена из кавычек). Еще более подтверждает авторскую концепцию "Атлантида", имеющая подзаголовок "Фантастическая поэма". Вводка в нее тоже традиционна: мы уже с вами знаем, что это был огромный остров, "где пел бетон, сверкали сталь и пластик", и т. д. Но автора заботит другое: отчего погибла Атлантида от землетрясения, от испепеляющего атомного пожара? Или, что самое страшное, все произошло из-за того, что люди, достигшие высот цивилизации, затворились в своих благоустроенных конурах и перешли однажды только на механическое общение посредством кнопок и тумблеров, т. е. стали обходиться не только без блочных фраз, но и вообще без слов? Уходя чуть в сторону, я вспоминаю, как лет пятнадцать назад Вячеслав Назаров с горечью высказывал мысль о том, что в нашей литературе некоторые авторы упрямо рубят сук, на котором сидят, т. е. все реже используют живую народную речь, нагромождают в своем творчестве родительные падежи,' отглагольные существительные и пассивные формы глагола, сооружают порой такие стилистические лабиринты, из которых даже корректорам мудрено выбраться. И это уже не смешно, потому что в этом деле мы зашли слишком далеко. - Слово уже не зовет! - сокрушался Назаров. И вот через годы после этого разговора читаю в "Атлантиде" о том, что там погиб Хранитель живой речи. И только поэтому, только из-за того, что "убили слово, убили зов, спокойней стало без зова слов" - перестал существовать легендарный остров Атлантида. А был "он неприступным и могучим, огромный остров, где убили слово... Где он сейчас? Ни голоса, ни ветра... Где след его? Ни волоса, ни пепла... И потому мы начали с Началаот кремня в лапе к лазерным лучам..." Я могу лишь повториться: судите сами о поэтических строках В. Назарова. Но с гримасой о них в наше суровое время может высказываться, по-моему, только нечто непробиваемо толстокожее с полнейшим отсутствием горячего тока в жилах. В этой связи уместно привести высказывание сотоварища Назарова по перу Д. Жукова о рассказе "Нарушитель" - на мой взгляд, одном из самых крепких в нашей советской фантастике: "Неземная красота чужой планеты, ее пейзажи, мастерски придуманные и поэтически описанные Назаровым, все это как-то не вяжется со словом "мертв". Не может быть красивым мертвый мир. Ткань повествования неназойливо делает ощутимой тревогу героя повести... и он совершает преступление или... подвиг. Космический устав категорически запрещает намеренное введение в чужие миры естественных организмов. Андрей нарушил устав, дал жизнь планете..." Вспомним, Назаров искал своего Натти Бампо. Не нашел ли он его в Андрее Соколове? Ведь не случайно от идеи активного переустройства мира Назаров пришел к другой идее - идее "писателя-поводыря" по Будущему. Он, пытаясь понять Будущее, призывает человечество быть разумным - "без условностей и оговорок, которые позволяем себе в стенах своего дома..." Этические и философские проблемы туго завязаны в творчестве Назарова в один узел. Но борьба за жизнь, не омраченную бедами, борьба за торжество человеческого разума - вот основная веха для творчества Назарова-фантаста. Коротко скажу о самой сильной, на мой взгляд, стороне его литературного мастерства. Лично я давно убедился, что писатель, вышедший из крестьянской среды, чувствует себя, как рыба в воде, в диалогах, вообще в разговорной речи. Примеров приводить не буду, они, как говорится, у всех на языке, особенно у искушенного в литературе читателя... Вот и Вячеслав Назаров. По-моему, он особенно силен в прорисовке характеров посредством прямой речи. У него каждый из персонажей, благодаря своему разговорному языку, отличается от других. " - А вы очень красивы, Джой. Почему вы не выходите замуж, а? - Потому что вы... имели неосторожность родиться на тридцать лет раньше меня. Больше вопросов нет? - Сдаюсь, сдаюсь, Джой, я в полном нокауте. Ответ так же крепок, как и ваш кофе. - Я постараюсь, чтобы кофе был еще крепче..." Внешне это выглядит легким трёпом шефа с научной сотрудницей. Всего несколько строк. Но в них рельефно проступают и характер, и интеллект молодой женщины. Это как бы микросюжет в сюжете повести, и читатель невольно ждет дальнейшего его развития. ...Держу в руках последнюю книгу Вячеслава Назарова. Он прожил после операции около пяти лет. Многое успел сделать и в этот короткий срок, еще больше осталось в замыслах, не успело воплотиться в дела. Но и то, что им выдано на-гора в свои почти 42 года, достойно всяческого уважения. Он был из той категории русских писателей, которых издавна в нашей литературе почему-то принято считать немного наивными, слишком доверчивыми простаками. И только после того, как их не станет, мы вдруг начинаем понимать, что с их уходом от нас мы потеряли нечто большее: вакуум, созданный их отсутствием, почему-то не заполняется. Если творческую зрелость позволительно, как и человеческую жизнь, делить на определенные периоды, то назовем этот срок, в который только-только вступал Вячеслав Назаров, юностью творческой зрелости... Рано, очень рано ушел из жизни этот незаурядный человек. А книги его остались с нами, они живут, они работают на наше время. Вот она передо мной, его последняя книга, на ее черной обложке вместо названия оттиснуто: "Вячеслав Назаров". И все. И этого, конечно, достаточно. Многое в этой книге я читал с волнением, с комком в горле, вот как, например, эти его стихи: