Ваше Сиятельство 7 (+иллюстрации) - Эрли Моури

Человек с остробоем насторожился и решительным шагом направился прямо на этот звук к кустам. Элиз подняла половинку кирпича. Страх, недавно холодивший ее, внезапно рассеялся. Осталось только решимость. Решимость и вера в своего демона. Продираясь через кусты, мужчина не видел, что на довольно высоком штабеле кирпичей кто-то стоит — его внимание было сосредоточено ниже, на темном углу между домом и забором. Выждав момент, Элизабет метнула половину кирпича, целясь ему в голову. Однако, она не рассчитала силы, и ее снаряд лишь задел ногу незнакомца. Тот от неожиданности охнул и, повернувшись, найдя ее глазами, вскричал:

— Ах ты тварь!

В ярости он бросился к штабелю, вскидывая остробой.

* * *

Встать мне пришлось как никогда рано: не позднее без пятнадцати шестого требовалось оказаться на Сальцевой, там, где новые богатые особняки соседствовали со старыми домиками. Еще лет двадцать назад они были частью поселка, а теперь это, извините, Москва, при чем даже не слишком окраина. В субботнее утро, да еще в такую рань дороги в столице свободны, поэтому «Елисей-7» службы извоза докатил мне с ветерком раньше назначенного срока. Мне еще пришлось дожидаться минут десять Сашу Растопина. Он — человек Торопова, и выбрал я его потому, что этот парень мне понравился своей смекалкой и навыками в тот темный день, когда мы в Шалашах решали вопрос с братьями Гришко и заодно с жуткими птичками Геры.

Пока он не появился, я присел на трухлявой лавочке у забора одного из старых поселковых домов. Отложил в сторону пакет с одеждой и достал из кармана листок, на который собственноручно перерисовал схему Геннадия Степановича и еще раз изучил ее, сверился с распорядком охраны и перемещением сторожевых по территории вокруг особняка Козельского. Надо признать, этот красноносый козел укрепился очень серьезно, и без моих хитростей к нему не подступишься. Вернее, подступиться-то можно, но будет шума столько, что сюда в один миг слетится вся московская полиция вместе со службой имперской безопасности. И мне это надо еще меньше, чем самому Григорию Юрьевичу.

Пройти на охраняемую территорию я планировал незамеченным. Точнее, неверно опознанным. И именно для этого я сейчас сидел и ждал человека, взятого на помощь у сыскного агентства. Он появился ровно 5.45, и я на него в шутку наехал: — Сань, это чего ты самого графа ждать заставляешь? Тезка мне еще!

— Так я, ваше сиятельство… — он вскинул руку, поглядывая на часы, — пять сорок шесть сейчас.

— Да шучу я, все нормально, — я протянул ему руку, здороваясь. — В общем, все без изменений. Так сказать, план «А». И очень надеюсь, что не будет никаких «Б». Уверен, что с замком справишься.

— Ну так, чего его вскрывать — старая добрая механика, — усмехнулся Растопин так, словно я спросил его о чем то уж слишком плевом, чтобы вообще об этом говорить. — А вот от поддержки там, возле «территории» вы зря отказались, — слово «территория» он выделил, указывая на важность объекта.

— Не зря, Сань. Есть такая поговорка: меньше народа — больше кислорода, — произнес я расхожую истину из покинутого мной мира. — В данном случае это справедливо. Ну идем?

Мы пошли к другому поселковому дому, где жил некий Антон Иванович Рубич — один из охранников князя Козельского — заступающий сегодня на дежурство. Я остановился, не сворачивая в проулок. Растопин пошел дальше. Когда до эрмимобиля, стоявшего у ворот дома оставалось метров тридцать, Саша наклонился так, чтобы его не видели за забором, и незамеченным подобрался к старенькому «Рысаку Дельта». С замком возился он минуты три-четыре, затем я увидел, как слева от места извозчика приоткрылась. Затем открылась другая — позади нее. Почти беззвучно Саня скользнул в салон. «Только бы не забыл дверь запереть и надеть маску», — подумал я.

Теперь началось утомительное ожидание. Прошло не менее минут двадцати, а Рубича все не было, и в голову полезли неприятные мысли: «Может у него отгул? Может заболел? Может…», — и много всяких может. Пускать в действие план «Б» моей операции «Заземление», ой как не хотелось. Тогда бы мне пришлось произвести куда более грубое вмешательство с проникновением в головное здание Ведомства Имперского Порядка, что не слишком лучше плана сподвижников князя Ковалевского, который они держали на случай моей неудачи. И тогда очень сомнительно, что за такой разбой на нашей стороне окажется император.

Мои мысли прервал скрип калитки. Вот и вышел Антон, ухоженный, подтянутый в синей форме с нашивками.

Открыл двери своего «Рысака» и неторопливо сел в салон. Я выждал оговоренные тридцать секунд и направился к эрмимобилю. Зашел с правой стороны, открыл двери и плюхнулся на кресло, рядом с хозяином «Рысака».

— Доброго здравия, Антон Иванович, — приветствовал я, глядя, как Растопин, облаченный в черную маску, держит у его затылка пистолет.

Рубич буркнул что-то невнятное, и тогда я представился:

— Мы еще не знакомы… Ну так вот, я — граф Александр Петрович Елецкий, — добрая улыбка осветило мое лицо. — И смею вас заверить, с вами сегодня ничего дурного не случится. Более того, вам выпала честь послужить на благо нашей империи. Позже, этак не ранее, чем завтра, вы сможете оценить свой огромный вклад в очень важное для нашего отечества дело. Сейчас же для вас происходящее кажется странным и неправильным, но этот период следует перетерпеть. В общем, заводите — едем к Шалашам. Там я скажу, что вам следует делать.

— Никуда я не поеду! Немедленно покиньте эрмик! — сердито процедил он, не отрывая затылок от ствола пистолета. — Вы не понимаете, с кем я служу. Я под самим Козельским!

— Очень даже понимаем. То есть, добровольно служить империи не желаете? Да? — уточнил я, доставая наручники.

— С вами разберутся уже сегодня, — проговорил он сквозь зубы.

— Сань, представляешь, он не хочет! — сказал я, нажимая на рычажок соседнего кресла.

— Ой, как жаль! Как жаль! — заохал Растопин и решительно опустил спинку кресла извозчика, повалив Рубича. Я же без долгой возни защелкнул браслеты на его запястьях. Когда Саша с немалым трудом втянул его на задний диван, я сел за руль и включил прокачку генератора, тихо зашипел котел. Если откровенно, эрмики — не сильная сторона графа Елецкого. Он прежний,