Горюч-камень - Дмитрий Дмитриевич Осин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мягкий, прохладный ветер распахивал зыбкую темь летней ночи. Красные звезды на соседних шахтах горели, как нарочно, ярче яркого. Шла последняя декада, а полугодовой план добычи угля еще не выполнен, зажигать звезду нельзя. Она едва угадывалась во тьме над копром, и Дергасов старался не глядеть в ту сторону.
«Девяносто семь и три десятых, — с раздражением вспомнил он — который раз за день. — Добить бы хоть к концу месяца, если уж к пленуму не добили!»
Окрестные шахты выполнили план полугодия досрочно. Завтра на пленуме горкома руководители их будут выглядеть именинниками. Соловьинку и Дергасова подвела авария. Неделю назад он созвал начальников участков, распорядился задержать отпускников, перебросить на добычу всех, кого можно, а результатов пока не видно.
Приезд представителя «Гипроугля» в такую пору показался ему подозрительным.
«Пронюхал, наверно, про аварию, — чувствуя, что дело плохо, забеспокоился Дергасов. — Едет копать да выпытывать!»
Интерес к щиту он истолковывал как прикрытие какого-то другого, несомненно более подспудного интереса, и держался настороже.
«Развесь только уши. Они, представители, это умеют: влезут в душу, а там…»
Возле шахтоуправления у них была галерея передовиков. Один из портретов, в самой середке, покривился вместе с подставкой. Дергасов вгляделся, узнал погибшего звеньевого Рудольского и, не веря себе, разозлился:
— Давно бы снять! А Гуркин и не думает…
На шоссе полыхнули фары идущей машины. Немного погодя она показалась ближе, ныряя в выбоинах асфальта, свернула к шахте.
«Едет!..»
Торопливо поднявшись на второй этаж, Дергасов вошел в кабинет, зажег свет. Стол, как всегда, был завален образцами углей, сработавшимися деталями шахтных механизмов, захватанными бумагами.
«Надо бы убрать, — подумалось ему. — А, ничего! Пускай видит: шахта…»
Площадку залил стремительный свет. Когда он погас и затих мотор, Дергасов высунулся в окно, окликнул показавшегося Рослицкого:
— Поднимайтесь сюда! На второй этаж…
— Спасибо, — отозвался тот и, отпустив машину, пошел в шахтоуправление.
Они встретились в коридоре. Рослицкий оказался на целую голову выше; Дергасов был плотней, солиднее. Поздоровавшись, оба мельком оглядели друг друга, точно стараясь составить хоть и первое, но, по возможности, безошибочное впечатление.
«Трудноват, — подумал о представителе Дергасов, словно примериваясь, как с ним держаться и что говорить. — С голыми руками не подступишься!»
Удержавшись от поспешных умозаключений, Рослицкий как можно непринужденней сказал:
— А я чуть вместо вашей шахты на какой-то комбинат не угодил.
— Есть, есть тут такой, — как можно предупредительней подтвердил Дергасов и по праву хозяина радушно предложил: — Садитесь, пожалуйста!
Рослицкий сел, но не возле стола, а на клеенчатом диване. Несмотря на позднее время и дальнюю дорогу, он, казалось, совсем не устал.
— Суродеев говорил вам, что меня интересует, — и достал папиросы. — Что у вас за щит? Расскажите поподробней.
Все с тем же непреходяще-тревожным чувством Дергасов закурил, стал рассказывать. Настороженные его глаза, спрятавшиеся за медноватыми ресницами, оживились.
— Геология нашего месторождения, как вы знаете, сложная, трудная. Угольные пласты сильно обводнены, испытывают большое давление горных пород. — Руки его, казалось, жили самостоятельной жизнью. Рассказывая, он чертил то ли схему угольного месторождения, то ли контуры обводненности. — Мы как-то подсчитали с работниками «Шахтоосушения»: давление на отдельных участках у нас достигает ста двадцати тонн на квадратном метре.
Откинувшись на спинку дивана, Рослицкий счел необходимым удивиться:
— Ого? Сто двадцать тонн!
— Больше ста двадцати, — многозначительно повторил Дергасов и, пересиливая зевоту, заученно продолжал: — А это в свою очередь оказывает влияние на характер горных выработок. Трапецеидальное деревянное крепление, которое применяется в обычных условиях, у нас не выдерживает нагрузки, выходит из строя. — Размашистыми штрихами он начертил на бумаге усеченный вверху четырехугольник и показал Рослицкому. — Стояки ломаются, кровля оседает…
Резко перечеркнув стенки трапеции, Дергасов на обратной стороне листа нарисовал довольно правильный круг, рядом с ним — лежащий, овальный, как бы придавленный сверху, стал объяснять снова:
— Мы разработали другой тип крепления — круглое, металлическое. При нем, по расчетам, давление намного меньше. Но и это не дает нужного результата. Завтра, когда спустимся в шахту, я покажу вам, что происходит с круглым креплением, — и, обведя овальный круг еще раз, бросил карандаш. — На отдельных участках оно становится яйцеобразным.
Рослицкий — светлоглазый, в незастегнутой куртке на молниях — с неподдельным увлечением пытался представить себе, что происходит в шахте.
— Хотя давление на одну треть меньше?
— Да, почти на треть, — Дергасов увлекся, забыл о своей, опаске. — Мы пришли к тому, что необходимо нечто другое, принципиально новое, — едва сдерживая самоуверенные нотки, продолжал он. — И применили… метростроевский щит.
Достав чистый лист бумаги, он так же стремительно набросал на нем контуры щита и попутно сообщил:
— Идею взяли у метростроевцев, а они в свое время, кажется, у англичан. Размеры и габариты рассчитали применительно к нашим задачам. — Все время Дергасов говорил о себе во множественном числе, как было принято, и ни разу не оговорился, хотя Рослицкий отлично представлял себе, что на первых стадиях инженерной разработки тот, наверно, продумал и рассчитал все это один. — Наш щит ведет откаточный штрек к новому месторождению; тоннель — из тюбингов. Здесь вот, под стальным козырьком, работают проходчики и водитель щита; в задней части имеются домкраты, которыми он упирается в уложенные кольца и передвигается вперед. За смену наши проходчики обычно укладывают три-четыре метра.
Похоже было: он видел щит даже здесь, сидя в кабинете, и не скрывал, что гордится. Все, что поначалу показалось в нем неприятным, исчезло. Даже осторожная выжидательность, настороженность.
«А может, мне только почудилось это? — подумал Рослицкий, оценивая по достоинству сделанное Дергасовым, и сквозь него, как сквозь призму, видя уже все остальное. — Инженер вроде как инженер. Даже лучше многих…»
Последнее время он работал в отделе рационализации и изобретательства и, по правде, порядочно обленился, возомнил себя большим специалистом, даже литератором, стал воображать, что способен на нечто другое, большее, и обижался на начальство, державшее его в черном теле.
«Приеду в Москву, напишу не только докладную, а и о щите. «Новаторы семилетки», — загораясь, он уже видел написанное в газете и свою фамилию чуть ниже заголовка на средней колонке. — А что? Не чичирка какая-нибудь, а трехколонник или хотя бы подвал. Сразу увидят: не только в командировку съездил, но и открыл… новаторов!»
Но чем больше он слушал Дергасова, тем явственней чувствовал какое-то несовпадение впечатлений. По тому, как тот встретил его, как держался вначале, у Рослицкого стало складываться убеждение, что Дергасов ни в коем случае не герой будущего очерка. И в то же время тот находился в самом фокусе событий.
Впервые Рослицкий сталкивался
