Искусство войны - Сунь-цзы

Но это есть жадность, обращенная к самим себе, к своему полководцу, к наградам, получаемым от своей страны. Главное же не в этом. Сунь-цзы говорит о том, что "жадность захватывает богатство противника". Полководец должен уметь направить жадность своих солдат именно в эту сторону. Об этом и говорит Ду My: "Нужно заставить своих воинов видеть те богатства, которые можно захватить у противника. Если захватишь богатства противника, непременно раздай их. Пробуди в солдатах такие желания, и тогда каждый из них сам пойдет в бой".

Таковы эти поистине варварские "стимулы", которые, по мысли Сунь-цзы и его последователей, побуждают людей сражаться и вообще идти на войну. Нечего и говорить, что такого рода положение превосходно укладывается в общую картину Китая времен Сунь-цзы, когда правители предпринимали войны только для захвата и грабежа и в своих интересах старались разжечь эти инстинкты у солдат. Впрочем, это наблюдалось не только в Древнем Китае, эти же "стимулы" пускались в ход в любой агрессивной войне и после Сунь-цзы - вплоть до последних лет.

Глава III.

Стратегическое нападение

"Наилучшее - сохранить государство противника в целости, на втором месте - сокрушить это государство. Наилучшее - сохранить армию противника в целости, на втором месте - разбить ее. Наилучшее - сохранить бригаду противника в целости, на втором месте - разбить ее. Наилучшее - сохранять батальон противника в целости, на втором месте - разбить его. Наилучшее - сохранить роту противника в целости, на втором месте - разбить ее. Наилучшее - сохранить взвод противника в целости, на втором месте - разбить его. Поэтому сто раз сразиться и сто раз победить - это не есть лучшее из лучшего; лучшее из лучшего - покорить чужую армию не сражаясь", - такими звучащими парадоксально словами начинает эту главу Сунь-цзы.

При этом Сунь-цзы вовсе не филантроп. В VII главе своего трактата он говорит о полководце: "Он вторгается (на территорию противника. - Н.К.) и опустошает, как огонь" (VII, 8), а в XII главе, специально посвященной "огневому нападению", говорит о сожжении населения, запасов, обозов, складов, воинских частей противника. Следовательно, он придерживается принципа войны на уничтожение, но полагает, что это "на втором месте"; на первом месте, "лучшее из лучшего", - это не подвергать насилию, не "вторгаться и опустошать", а сохранить страну противника в целости, "подчинить себе ее не сражаясь". Сунь-цзы считает, что "можно, не притупляя оружия (т. е. не пуская в ход оружия. - Н.К.), иметь выгоду". Как это достигается? "Стратегическим нападением".

Исходным пунктом Сунь-цзы во всех его советах и указаниях является мысль, что наилучшая война - это такая война, которая дает максимум выгоды при минимуме вреда. Эта мысль проводится у него через весь трактат и находит яркое выражение в заключительной, XIII главе, где он называет "верхом негуманности" (а это в его устах есть наиболее сильное осуждение) жалеть средства на организацию военной разведки, или, иначе говоря, вступать в войну или вести войну вслепую, подвергая себя риску больших и ненужных жертв. Стремление во что бы то ни стало оградить свое государство от разорения и получить в свои руки противника тоже неразоренным, сохранить для себя всю его живую силу и материальные ресурсы, что именно и дает подлинную выгоду, - такое стремление характерно вообще для военных и политических философов старого Китая. Война - "на втором месте", к ней прибегают тогда, когда другого выхода нет. "Поэтому тот, кто умеет вести войну, покоряет чужую армию не сражаясь; берет чужие крепости не осаждая; сокрушает чужое государство, не держа своего войска долго". Кто это умеет, кто умеет сохранить в целости объект завоевания - страну противника, тот может, по словам Сунь-цзы, "оспаривать власть в Поднебесной", т. е. может претендовать на положение верховного правителя. Завоевание без сражений - наилучшее завоевание, война без военных действий - наилучшая война. Так полагает Сунь-цзы, а за ним и все выдающиеся военные писатели старого Китая.

Вэй Ляо-цзы IV главу своего трактата начинает следующими словами,-

"На войне бывают победы, одержанные посредством Пути; бывают победы, одержанные посредством мощи, бывают победы, одержанные посредством силы. Когда, поставив у себя высоко военное дело и оценив противника, приводят его к тому, что дух у него падает, войска рассеиваются, наказания, хотя и сохраняются, но не могут быть применены, это будет победа Пути. Когда, введя у себя все нужные законы и постановления, установив справедливые награды и наказания, создав удобные орудия (нападения и обороны. - Н.К.), внушают своему народу уверенность в победе, это будет победа мощи. Когда разбивают чужую армию, убивают ее полководца; взобравшись на передовые укрепления противника, пускают в ход военное искусство, громят массы противника, захватывают его землю и, совершив такие подвиги, возвращаются домой, это будет победа силы".

Таким образом, и Вэй Ляо-цзы, подобно Сунь-цзы, считает, что наилучшая победа - это победа без сражений. К сражению следует прибегать только тогда, когда нет никаких других путей. "Оружие - это орудие бедствия, - предупреждает он, - борьба противна добродетели, полководец - это агент смерти. Поэтому к войне прибегают только тогда, когда это неизбежно" ("Вэй Ляо-цзы", VIII, 28).

В "Диалогах" Ли Вэй-гуна в уста одного из собеседников - танского императора Тай-цзуна - вложены следующие слова: "Покорять чужую армию не сражаясь - это наилучшее, сто раз сразиться и сто раз победить - это среднее; рыть глубокие рвы, возводить высокие редуты и обороняться за ними - это самое худшее" ("Ли Вэй-гун вэньдуй", III, 69).

Такая точка зрения, по-видимому, была характерна для китайской доктрины войны. Как уже было сказано, почти все выдающиеся авторы после Сунь-цзы в той или иной форме высказывают эту же мысль. Исторические хроники представляют дело так, будто и практика китайских войн свидетельствует о том же: в ряде случаев достигнутые победы они относят к категории побед, одержанных без сражений, причем именно такие победы оценивают очень высоко.

Как уже заведено в литературе старого Китая, эту тактику должны утвердить своим примером личности, которые принимаются за образец высшей государственной мудрости, - древнейшие легендарные правители Китая Яо, Шунь, Юй. Так, например, рассказывается, что во времена Шуня (2255-2205 гг. до н. э. по традиционной хронологии) восстала страна Саньмяо, т.е. племена мяо. Юй выступил на усмирение мятежников, но, увидев, что их страна по характеру своей территории очень хорошо приспособлена для обороны, счел бесполезным пробовать покорить ее оружием, как повествует хроника, вернулся со своей армией домой и энергично занялся у себя упорядочением своей страны, насаждением в ней благ культуры, поднятием благосостояния населения и этим добился того, что страна Саньмяо очень скоро сама изъявила покорность.

Во время Троецарствия (III в.) вэйский правитель Цао Цао (Цао-гун, т.е. император У-ди, 155-220 гг.) взял осадой хорошо укрепленный город Ханьдань и никак не мог взять одну из мелких крепостей Иян, защищавшуюся гарнизоном с храбрым Хань Фанем во главе. Тогда Цао Цао направил против этой крепости своего военачальника Сюй Хуана. Тот решил действовать иначе. Вместо того чтобы идти на приступ, он послал на стреле в стан противника послание Хань Фаню, в котором убедительно разъяснял всю бесполезность сопротивления и предлагал сдаться. Он сумел так хорошо развить свою аргументацию, что вполне достиг своей цели: убежденный его доводами Хань, Фань прекратил сопротивление.

Такая тактика, говорят хроники, применялась и в междоусобных войнах, и во время восстаний, как, например, в конце Суйской эпохи в правление Ян-ди (605 - 616), когда одно из восстаний приняло большой и опасный размер. Отправленный против восставших полководец попробовал действовать методами беспощадного подавления, но этим достиг только того, что восстание разразилось с еще большей силой. Тогда Ян-ди поручил усмирение другому своему полководцу - Ли Юаню, будущему основателю танской династии. Ли Юань принял совершенно иную тактику. Как передают хроники, он понимал, что восстание вызвано жестокостью самого Ян-ди и его тираническим правлением. Поэтому он вместо сражения принял все меры к тому, чтобы всякими благами, предоставленными восставшим, склонить их к прекращению мятежа, что ему и удалось. Таким образом, дело изображается так, будто бы с опасным восстанием было покончено без войны. Нетрудно, однако, увидеть, что со стороны Ли Юаня это был только искусный маневр, предпринятый им ради своих собственных целей: стремясь низвергнуть Суйскую династию и самому захватить власть, он, естественно, пытался всяческими средствами привлечь на свою сторону симпатии населения, и кровавое подавление восстания вызвало бы озлобление не столько по адресу Ян-ди, сколько по адресу прежде всего самого усмирителя. Этим и объясняются действия Ли Юаня.