Сталин: как это было? Феномен XX века - Владимир Кузнечевский

Отставка зависела, конечно, не от мнения делегаций, а от того, как поведут себя в этой ситуации Зиновьев и Каменев, пребывавшие на этот момент в ореоле единственных высших руководителей партии, авторитет которых никто не оспаривал. А они решили, что главную (и единственную) для них опасность представляет Троцкий. «Трюмного же машиниста» можно не опасаться и потому Сталина следует сохранить на должности генсека. Тем более что заниматься рутинной работой по восстановлению страны они оба даже в мыслях не держали, оставив такую тягомотную обязанность Сталину. Это была тяжелая работа, но Сталин за нее взялся.

А работы было невпроворот. Председатель ВСНХ СССР и заместитель председателя Совнаркома и Совета Труда и Обороны Алексей Рыков в 1923 году в докладе «Хозяйственное положение страны и выводы о дальнейшей работе» сообщил, что урожай в 1922 году «дал примерно 2,8—3,5 млрд. пудов валового сбора хлеба, то есть около 60—70% хлебной продукции довоенного времени, а промышленность сократила свое производство по сравнению с довоенным уровнем до 20—25%»{69}.

В течение 1922-го, 1923-го и половины 1924 года Сталин фактически один стягивал политические обручи вокруг рассыпающейся на части бочки советской государственности. По свидетельству технического секретаря Оргбюро и Политбюро Б. Бажанова о том, как проходили заседания высших органов партии (а других свидетельств на тот период мы не имеем), видно, что и председательствующий на заседаниях Политбюро Каменев, и Зиновьев, и Троцкий и другие до настоящей работы по управлению страной не «опускались». Их интересы вращались в высших сферах политики. Генсек же в это время, что называется, «пахал» внизу, в трюмном отделении.

Насколько можно судить, именно в это время Сталин начинает расставаться со своими романтическими настроениями. Во-первых, ему становится ясно, что без централизации, без создания жесткой вертикали власти, без укрепления государственного механизма страну из кризиса не вытащить. А во-вторых, он, судя по всему его поведению, начинает понимать, что ставка Ленина на всевластие партии, на ее диктатуру, которую вождь прикрывал термином «диктатура пролетариата», хотя никакого пролетариата в стране в целом и близко не было (85% населения составляли крестьяне), не срабатывает. В партийные комитеты сплошь и рядом идут люди, которые ничего в управлении экономикой не понимают и именно потому, что проваливаются в экономической и административной сфере, валом идут в партийные комитеты. Там — голая власть (командование в сфере назначения кадров) и никакой ответственности за результаты хозяйствования.

У генсека, который взвалил на себя практически все бремя управления страной, начинает накапливаться раздражение на своих ближайших соратников — Зиновьева и Каменева.

Еще в июне 1924 года, практически через четыре месяца после похорон Ленина, он самочинно, не посоветовавшись с Зиновьевым и Каменевым, публикует две статьи в «Правде» под общим заголовком «Об итогах XIII съезда РКП(б)». Правда, перед этим он 17 июня, под тем же названием, прочитал доклад на курсах секретарей укомов при ЦК РКП(б). В этом докладе он впервые сильно, порою даже в издевательском тоне, покритиковал двух своих союзников по фронту борьбы с Троцким — Зиновьева и Каменева.

Выстрел по своим соратникам в борьбе с Троцким был хорошо продуман. Двух самых видных руководителей партии и государства генсек обвинил в теоретической безграмотности, незнании идейного наследия вождя и нанес личное оскорбление, обозвав их теоретические позиции просто «чепухой». Какой же публичный политик может такое стерпеть? Они и не стерпели.

Для начала Каменев и Зиновьев подали в ЦК письменную жалобу, где отметили, что генсек ЦК партии не имеет права выносить на публику вопросы теоретического характера, не поставив их предварительно на обсуждение в Политбюро и в ЦК. Но этого им показалось недостаточно, и они потребовали созвать пленум ЦК.

Ряд авторов сталинианы пишут, что такой пленум состоялся в августе. На самом деле из 53 членов ЦК и 34 кандидатов в члены Зиновьеву и Каменеву удалось собрать только 25 человек, т.е. около 28 процентов списочного состава, и потому лишь в конечном итоге мероприятие назвали Пленум ЦК РКП(б). Разбирательство было очень острым и продолжалось два дня — 19 и 20 августа 1924 года.

Большинством голосов участники Пленума «признали неправильность позиции т. Сталина и принципиальную его ошибку по вопросу о диктатуре партии». Зиновьеву же предложили написать специальную статью и опубликовать ее в «Правде». Лидер ленинградской партийной организации статью написать согласился, но потребовал, чтобы она была опубликована в «Правде» не как точка зрения Зиновьева, а в качестве позиции редакционной коллегии газеты. 23 августа 1924 года статья была опубликована в главной партийной газете как редакционная.

Зиновьев торжествовал победу. Сталин сорвался и прямо на совещании написал заявление об отставке.

«Полуторагодовая совместная работа в Политбюро с тт. Зиновьевым и Каменевым, — написал он на чистом листке бумаги, пущенном по столу президиума Совещания (зачитывать свое заявление вслух он не стал) — после ухода, а потом и смерти Ленина, сделала для меня совершенно ясной невозможность честной и искренней совместной политической работы с этими товарищами в рамках одной узкой коллегии. Ввиду этого прошу считать меня выбывшим из состава Пол. Бюро, прошу считать меня выбывшим из состава Секретариата (и оргбюро) ЦК. Прошу дать отпуск для лечения месяца на два. По истечении срока прошу считать меня распределенным либо в Туруханский край, либо в Якутскую область, либо куда-либо за границу на какую-либо невидную работу. Все эти вопросы просил бы Пленум разрешить в моем отсутствии и без объяснения с моей стороны, ибо считаю вредным для дела дать объяснения, кроме тех замечаний, которые уже даны в первом абзаце этого письма. Т-ща Куйбышева просил бы раздать ЦК копию этого письма. С ком. прив. И. Сталин. 19.VIII.24».{70}.

Однако так ли уж рисковал Сталин, подавая такое письмо? Думается, не слишком. Если бы риск действительно был большим, генсек такое письмо не написал бы ни в коем разе.

В Политбюро ЦК к этому времени состояли Бухарин, Зиновьев, Каменев, Рыков, Сталин, Томский, Троцкий — 7 человек. Сталина в нем поддерживали всего двое — Рыков и Томский. От Бухарина можно было ждать при голосовании чего угодно, но надежды на то, что он безоговорочно поддержит Сталина, не было никакой. В целом соотношение сил в Политбюро было 3: 5 не в пользу Сталина.

А вот в Секретариате ЦК положение было обратным. На тот момент в нем состояли — Сталин, Андреев, Зеленский, Каганович, Молотов. Сомневаться Сталину можно было только в позиции Исаака Абрамовича Зеленского, который был открытым сторонником Каменева. Таким образом, соотношение сил в Секретариате было 4: 1 в пользу Сталина.

Зеленский на августовском пленуме голосовал против Сталина, за что 20 августа был из состава Секретариата и Оргбюро выведен и сослан секретарем Среднеазиатского бюро ЦК (Леонард Шапиро. Коммунистическая партия Советского Союза. London, 1990, с. 408). (Позднее, в августе 1937 года, был арестован по делу «Антисоветского правотроцкистского центра». В последнем слове сказал: «Мои преступления перед партией, перед страной и перед революционным народом велики. Именно поэтому я не вижу никаких мотивов, никаких оснований искать обстоятельств, смягчающих мое преступление и вину». 13 марта 1938 года приговорен к смертной казни и расстрелян.)

Далее. Оргбюро. 11 человек: Андреев, Бубнов, Ворошилов, Догадов, Зеленский, Каганович, Калинин, Молотов, Николаева, Смирнов А.П., Сталин. Против генсека выступили в тот момент Бубнов (большевик с 1903 года, в 1923-м примкнул к Троцкому но потом переметнулся в лагерь Сталина, расстрелян 1 августа 1938 года), Догадов, Зеленский, Смирнов, Николаева. Соотношение сил 6: 5 в пользу Сталина.

И действительно, хоть удар, нанесенный Сталину, был очень для него болезненным, но в итоге его не только не отпустили с должности генсека, но и обязали всю руководящую верхушку партии, к которой присоединили и председателя ЦКК В. Куйбышева (сторонника Сталина), строго придерживаться партийной дисциплины.

Но главное было сделано, правящая «тройка» перестала существовать, она трансформировалась в «семерку». С сентября 1924 года «семерка» высших руководителей партии стала по вторникам собираться в кабинете Сталина и сговаривалась о вопросах, обсуждаемых в четверг на заседаниях Политбюро, по сути предопределяя их решение в нужном ключе. Таким образом, в конечном итоге Сталин только укрепил свои позиции в партии, хотя внешне и был вроде бы осужден за своеволие.

Весь остаток этого десятилетия прошел под знаком борьбы Сталина за власть в партии с представителями так называемой ленинской гвардии — Зиновьевым, Каменевым, Бухариным, Рыковым, Томским, другими, а также шло добивание уже практически поверженного Троцкого. В российской сталиниане второй половины XX века и в 2000-х годах вся эта эпопея выписана достаточно подробно и внешне — близко к истине. Поэтому я не вижу смысла повторяться. Сталин одержал над всеми ними полную победу. Замечу лишь, что политическая борьба за лидерство между Сталиным и его группой, с одной стороны, и Троцким, Зиновьевым, Каменевым — с другой, достигала очень острых форм. Но тогда Сталин крови соперников не жаждал. Все, чего он пока хотел от них, это чтобы они сохраняли лояльность. Ему даже не нужно было, чтобы они публично каялись, признавались в ошибках и т.д. Он даже готов был оставить их в руководящих органах партии, но с одним условием — сохранением лояльности по отношению к победившей группировке. 25 июня 1926 года в письме к Молотову, Рыкову, Бухарину Сталин писал: «Зиновьева нужно вывести из Политбюро с предупреждением вывода из ЦК, если не будет прекращена его работа по подготовке раскола; либо мы этот удар сделаем сейчас, в расчете, что Троцкий и другие станут опять лояльными, либо мы рискуем превратить ЦК и его органы в неработоспособные учреждения, а в ближайшем будущем схлопочем себе большую бузу в партии во вред делу и единству…»