История России. Том 2. XIX–XX века. Учебное издание - В. Болоцких

7.4.4. В чём заключалась непоследовательность и незавершённость реформ Александра II

Наиболее серьёзные упреки в адрес Александра II со стороны либеральной, демократической и революционной общественности и близких к ним историков были и есть упрёки в непоследовательности, незаконченности реформ, так как здание не было закончено; освобождение крестьян, земская, городская, судебная, университетская, цензурная и военная реформы не были увенчаны конституцией России или хотя бы созданием всероссийского земства, предложения о созыве которого появились с самого начала.

Но противоречивость, непоследовательность Александра II заключаются не в том, что он не даровал даже самой куцей конституции, он и не должен был, не собирался и не обещал ничего подобного. Противоречивость и непоследовательность самодержавного монарха заключается как раз в том, что он всё-таки дал земство, суд, университетский устав, допускал гласность и т. д. Ибо цель и смысл его преобразовательной деятельности (осознаваемые или нет) – укрепление устоев самодержавия с помощью казённой тяжёлой промышленности, модернизации армии и прочего. Но для того, чтобы было на что и кому строить железные дороги, заводы и работать на них Александр II и его правительство были вынуждены пойти на ликвидацию крепостничества и неизбежно сопровождающие эту акцию реформы. Но этому сопротивлялись, особенно в начале, косные массы дворянства и чиновничества (которые вполне справедливо полагали, что ничего хорошего им это не принесёт) и чтобы провести преобразования приходилось прибегать к мерам, выходящим за рамки самодержавной бюрократической монархии. Это создание внесистемных учреждений для подготовки реформ (губернские комитеты, Редакционные комиссии), привлечение и выдвижение талантливых, энергичных чиновников и специалистов. Но после провозглашения реформ эти учреждения ликвидировались, а люди – удалялись. Наиболее яркий пример – Н. Милютин, которого царь назначил временно исполняющим должность товарища (заместителя) министра внутренних дел (с трудом, после двух отказов), продержал два года во временном состоянии и немедленно отправил в отставку после подготовки всех необходимых документов. На смену более или менее прогрессивным бюрократам при Александре II в ходе реформ всегда приходили более консервативные, а то и просто реакционные. Так министра внутренних дел Ланского, под чьим руководством шла подготовка освобождения крестьян, сменил Валуев, Ростовцева после его смерти – министр юстиции ярый реакционер Панин и т. д. Самодержавие и радо было бы обойтись без всех этих отклонений от установленного порядка и без таких людей, как Н. Милютин, но вынуждено было обращаться к ним в кризисные моменты и избавлялось от них как только хотя бы казалось, что опасность миновала.

Доказательств самодержавности Александра II, преданности его идеям великодержавного мощного военного государства сколько угодно. Ещё будучи наследником он зарекомендовал себя сторонником самой реакционной политики. Он был одним из инициатором создания Бутурлинского цензурного комитета, задачей которого было следить за самими цензорами, полностью поддержал отца в усилении реакции в стране после революций 1848—1849-го гг. в Европе. Таким он остался и на престоле.

7.4.5. Самодержавность русских царей XIX в.

Следует сказать, что все российские монархи XIX в. от Александра I до Николая II были самодержцами по своей сути, защитниками самих основ самодержавной власти. Даже Александр I, несмотря на его либеральные мечты в юности и конституционные проекты на престоле, в обычной жизни и государственной деятельности вёл себя как самодержец и не терпел покушений на свою власть со стороны кого бы то ни было. Сперанского его противникам удалось свалить, внушив Александру I мысль, что его любимец мнит себя выше императора. Де Санглен, личный агент Александра I, вспоминал, что слышал в начале 1812 г., как император возмущался вполне разумным советом Сперанского не участвовать лично в предстоявшей войне с Наполеоном: «Что же я такой? – Нуль! Из этого я вижу, что он подкапывался под самодержавие, которое я обязан вполне передать наследникам моим».66 17 марта 1812 г. без объяснения причин Сперанский был отправлен в ссылку и официальных обвинений ему так и не было предъявлено.

Ещё большим самодержцем был Николай I, которому даже нравилось, что его боялись и он откровенно благоволил к тем, кто не только его боялся, но и не скрывал этого, отличая их внеочередными чинами и наградами. Он не терпел даже кажущегося «разномыслия» и при его неосторожном проявлении со стороны своих собеседников приходил в состоянии сильнейшего гнева и обычно кричал много, не стесняясь непечатных выражений. Николай I был нетерпим к любой критике своих поступков. Когда один из министров вошёл в Комитет министров со своими соображениями по поводу одного из утверждённых царём повелений, то уязвлённый император со скрытой угрозой произнёс: «Чтобы называли меня дураком публично перед Комитетом, или другою коллегиею, этого, конечно, никогда не попущу». С искренним недоумением он спрашивал у председателя Государственного совета И. В. Васильчикова: «Да неужели же, когда я сам признал какую-нибудь вещь полезной и благодетельной, мне непременно надо спрашивать на неё сперва согласия Совета?»67

Из последних Романовых только два Александра – Первый и Второй – получили разностороннее образование и имели учителями и наставниками просвещённых и гуманных людей, которые стремились воспитать наследников в соответствующем духе. Наставником Александра II был поэт В. Жуковский, а воспитателем К. Мердер, отличавшийся высокой нравственностью, добротой, твёрдостью характера и вместе с тем гуманностью.

Но с малых лет будущему императору гораздо больше нравилось участвовать в парадах и разводах, чем постигать азы наук и управления государством. Даже Николай I, хотевший видеть наследника «военным в душе», был озабочен тем, «что он любит одни только мелочные подробности военного дела» и оказывает мало усердия в изучении военных наук. Он также внушал сыну идеи незыблемости самодержавия в России. По поводу отречения короля Франции Карла X от престола из-за угрожавшей революции Николай I сказал наследнику: «Глава монархического правительства теряет и позорит себя, уступив и на один шаг восстанию! Его обязанность поддерживать силою права свои и предшественников. Его долг пасть, если суждено, но… на ступенях трона».68

Александр II в полной мере воспринял идеи и наставления отца, поклявшись у его гроба хранить верность его заветам. Об истинных мотивах и побуждениях Александра II говорят его письма брату Константину Николаевичу. Многочисленные государственные заботы у Александра II были подчинены одной всепоглощающей цели – восстановить престиж и величие «дорогой нашей России» после поражения в Крымской войне. Это величие он понимал как дальнейшее расширение империи, укрепление её военного могущества, восстановление позиций России на международной арене. Александр II выражал глубокое удовлетворение успехами России на Дальнем Востоке – приобретениями на Амуре. С неподдельной радостью сообщал брату о победах на Кавказе, о пленении Шамиля летом 1859 г. В 1861 г. Александр II сохранял в распоряжении наместника Кавказа князя А. Барятинского все военные силы и средства при самом критическом положении финансов и крайней тяжести расходов на Кавказскую войну, составлявших шестую часть бюджета страны. Александр II был готов к активным действиям в Малой Азии в случае войны или падения турецкого господства в Европе. Именно при Александре II шло активное завоевание Казахстана и Средней Азии, при полном его одобрении.

В то же время в сообщениях брату о внутренних делах, финансах, крестьянском вопросе видна сдержанность, краткая информативность, нет личного, эмоционального отношения к происходящему, как это было в отношении военных и внешнеполитических событий. Александр II явно отдавал предпочтение имперским интересам, а не улучшению быта бывших крепостных крестьян.69

В письмах на Кавказ князю А. И. Барятинскому Александр II, помимо кавказских дел, писал о других событиях своей частной и политической жизни. О подготовке освобождения крестьян он только упоминал, хвалил реакционера министра юстиции Панина, сменившего умершего Ростовцева во главе Редакционных комиссий и при котором содержание подготовленных документов менялось не в пользу крестьян. О подписании Манифеста и его обнародовании Александр II просто сообщает, не выражая никакой радости или гордости за свершение великого дела освобождения от рабства миллионов подданных и отмечает только с удовлетворением, что «несмотря на панические страхи, всё прошло спокойно и в совершенном порядке». Гораздо больше его беспокоят волнения в Варшаве. А в апреле 1861 г. император пишет князю: «Внутренние новости, касающиеся вопроса освобождения крестьян, довольно неплохие. Правда, то там, то здесь происходят беспорядки, которые приходится сурово подавлять».70