Криптоистория Третьей планеты - Владимир Контровский

Звёздные Владычицы испытывали чувство, несколько напоминавшее разочарование — ни одна из здешних рас Привычного Мира не восприняла всерьёз магический путь развития. Технодети могли быть довольны — их путь совершенствования Разумных сделался здесь основным. Похоже, Галактика напрочь игнорировала магию как реальное понятие. Оно и понятно — от добра добра не ищут, так зачем же рыться в полуистлевших манускриптах и разбираться в смутных символах, когда наука и техника год за годом приносят свои вполне осязаемые плоды?

Третья планета системы Жёлтой звезды не являлась исключением. Человеческая раса этого Мира, столетие за столетием, тысячелетие за тысячелетием неспешно переползавшая от бронзы к железу, от одного претендовавшего на власть над миром царства-государства к другому, как-то вдруг проснулась и скачкообразно рванулась вперёд по пути технического прогресса. Накопилась критическая масса знаний, приведшая к своеобразному взрыву. На смену опередившим своё время Архимеду и Леонардо да Винчи пришли сотни и тысячи учёных и инженеров, и первые писатели-фантасты всерьёз предрекали грядущую в не столь отдалённом будущем полную власть человека над природой — во всех её ипостасях.

Мудрые Пяти Доменов предполагали, что к данному явлению приложили руку Технолидеры, ну и что из того? Магия не навязывается никому, к ней приходят сами. Но следить за Третьей надо — по прогнозам всё тех же Мудрых, её обитатели вполне могут за кратчайший (особенно по вселенским меркам) срок заполучить очень мощное оружие, способное прекратить само существование этой расы Носителей Разума.

…Это было, как струя ледяного зимнего ветра средь жаркого летнего дня. Где-то рядом, на стыке Миров и измерений, то ли в гиперпространстве, то ли в реальности, проскользнуло нечто зыбкое и трудно осязаемое. Так бывает, когда поблизости проходит направленная куда-то — причём это место назначения может располагаться невообразимо далеко — фантомная копия-призрак. Не слишком необычно само по себе — в Познаваемой Вселенной миллионы Магов, и вероятность в любом месте и в любое время натолкнуться на след творимого чародейства достаточно высока. Но отчего-то Предводительнице сделалось тревожно, хотя немедленно проведённое придирчивое (насколько это позволяла сделать совокупная сила семи Магинь) сканирование близлежащих слоёв Мироздания не выявило ничего настораживающего.

Боевая семёрка Звёздных Валькирий уходила в Астрал. Эски доверяют интуиции, и Предводительница решила сообщить о замеченном явлении Главе фратрии. Окрестности системы Жёлтой звезды нелишне просмотреть ещё раз, и не семью, а семью десятками Магов. В конце концов, стремительное развитие гуманоидной расы Третьей планеты само по себе заслуживает внимания, равно как и всё относящееся к этой планете.

Мелочей при охране Жизни не бывает.

Несмотря на поздний час, адмиралу не спалось. Пересыщенный информацией, перегруженный мозг отказывался отключаться и переходить в состояние отдыха. Звучно тикали судовые часы, этот звук был единственным, нарушавшим тишину, да и он быстро гас в плотной вате царившей в кают-компании полутьмы. Чуть подрагивала под ногами палуба: пары разведены, машины прогреты, и корабль в любой момент готов сорваться с места и понестись туда, куда пошлёт его воля адмирала. Привычные звуки и запахи — с ними командующий флотом России на Тихом океане сроднился за без малого сорок три года службы, с 17 мая 1861 года, когда двенадцатилетний кадет Степан Макаров впервые вышел в открытое море на клипере «Стрелок».

Адмирал командовал Тихоокеанской эскадрой чуть больше месяца, и каждый день требовал от него максимального напряжения. Мало было переломить упаднические настроения, возникшие после первых успехов японцев (причём переломить не словами и призывами «не пощадить живота за Расею и за царя-батюшку», но реальными делами и ощутимыми успехами). Эскадра поверила в своего командующего, но любая вера нуждается в подкреплении. А сейчас, когда два лучших линейных корабля — новейшие «Ретвизан» и «Цесаревич» — застыли беспомощными левиафанами, зализывая нанесённые гарпунами японских торпед раны, выводить корабли в открытое море из-под огневого щита береговых батарей представлялось крайне неосмотрительным.

Противник явно сильнее, к тому же в строй японского флота вот-вот войдут ещё два первоклассных бронированных крейсера, «Кассуга» и «Ниссин», благополучно прибывшие в Японию и уже укомплектованные командами и снаряжением. Да, дипломаты и военные допустили серьёзную ошибку — корабли эти строились в Италии для Аргентины, а потом вдруг оказались выставленными на продажу любому желающему. Пока в Петербурге судили да рядили, стоит или нет покупать эти великолепные, оснащённые по последнему слову военно-морской техники суда, да прикидывали, сколько кому из ведущих переговоры персон в результате перепадёт, японцы не медлили и проворно заключили с судостроителями соответствующую сделку. Теперь у Того будет четырнадцать броненосных кораблей против девяти русских (шесть у Макарова в Порт-Артуре и три у Иессена во Владивостоке). Ведь два покалеченных в первый день войны броненосца вернутся в строй ещё не завтра…

И ко всему прочему, общий язык с сухопутными генералами найти никак не удавалось, словно они воевали под разными знамёнами и преследовали абсолютно разные цели. Душная атмосфера зависти, интриг и сплетен, а перед ними враг, и враг умелый и опасный, а не какие-то жёлтые макаки, как любят выражаться в генеральских кругах. Японская армия стремительно продвигалась в глубь Манчжурии, возникла реальная угроза блокады Порт-Артура с суши, а скрипучая и ржавая военная машина Российской империи всё никак не могла раскачаться и набрать обороты. А в Петербурге от него, вице-адмирала Макарова, командующего русским флотом на Тихом океане, упорно ждали чуда — вплоть до полного и молниеносного разгрома Того и бомбардировки японских островов.

Макаров верил в победу, но его вера основывалось на точном расчёте соотношения сил противоборствующих сторон. Пока он мог уповать лишь на мины да на ночные рейды миноносцев, высылаемых в море для разведки и, буде возможно, атаки обнаруженных крупных кораблей японцев. Вот и этой ночью восемь миноносцев были направлены к островам Эллиот — имелись сведения, что там сосредоточиваются вражеские войсковые транспорты для десанта на полуостров Гуаньдун. Если японцев удастся обнаружить и атаковать, и атаковать успешно, это будет той реальной победой, которой так не хватает русскому флоту. Слишком много понаделано ошибок и до открытия военных действий, и в начале этой злополучной войны, чтобы вот так запросто переломить ход событий в пользу России.

Адмирал сидел в кают-компании крейсера «Баян», на котором он находился почти постоянно, так что на эскадре привыкли считать «Баян» флагманским кораблём. И это тоже было новым и непривычным — адмиралу положено пребывать на самом мощном корабле и вести за собой флот на сокрушение супостата. Так всегда поступали всё флагманы всех стран — в первую очередь адмиралы флота Её Величества, владычицы морей Британии. А Макаров выходил в море на лёгких крейсерах, — и на «Аскольде», и на «Новике», — пренебрегая многовековыми традициями. Он считал, что боем удобнее управлять со стороны, находясь на быстроходном и достаточно защищённом корабле, отсутствие которого в боевой линии лишь незначительно ослабит общую огневую мощь эскадры. Броненосный «Баян» со своими двумя восьмидюймовыми и восемью шестидюймовыми орудиями, прикрытый бортовой и палубной броней и с ходом в двадцать два узла (больше, чем у тяжёлых крейсеров японцев) подходил для этой цели как нельзя лучше. На нём всегда можно оказаться в нужное время в нужном месте, выйти из-под обстрела для спокойного анализа и оценки обстановки, тогда как адмиральский флаг на корабле первой линии притягивает неприятельские снаряды подобно магниту, делая флагманский корабль основной мишенью для всех орудий всего вражеского флота.

Сидя в одиночестве за столом, освещённым переборочными светильниками, адмирал прихлёбывал обжигающий чай. Может быть, для истрёпанных нервов (хотя со стороны вряд ли кто-нибудь мог предположить, что у командующего вообще есть нервы) лучше было бы выпить стакан рома, но не хотелось туманить сознание алкоголем. И так с ним, с сознанием, творится что-то неладное, какое-то отупение и свинцовая тяжесть, от которой хочется лечь и забыть всё на свете…

Бесплотная Тень проскользила над городом, крепостью и гаванью с замершими там железными коробочками, битком набитыми местными разумными существами. У них ночь, время отдыха их биологических организмов, и ауры людей тоже спят, как закрывшиеся на тёмное время суток цветы. А Тени нужно отыскать одно-единственное существо среди многих тысяч — именно за этим её сюда и послали.