Хроника отложенного взрыва - Феликс Меркулов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что-нибудь случилось? — Ольга была заинтригована. В удостоверении ей бросилось в глаза слово «Интерпол».
— Ничего не случилось, — ответил, мягко улыбаясь, Гольцов. — Разрешите подсесть к вам в машину?
— Вы даже можете забрать ее, — ответила женщина. — Если она нужна вам для срочных служебных нужд. Я знаю закон.
— Нет, мне нужны только вы.
Гольцов обошел капот и сел на пассажирское сиденье. Ольга отметила, что у него быстрые и уверенные движения, как у охотника.
— Я хотел рассказать вам одну историю, Ольга, — произнес Георгий, снимая шапку. — У меня есть человек, который очень дорог мне. Он спас меня, когда мне было очень тяжело. Я не могу назвать его другом, потому что он скорее наставник. Сейчас он сидит в тюрьме.
— Очень интересно, — без энтузиазма произнесла женщина. — Но при чем тут я?
— Я уверен, этого человека обвиняют несправедливо. Он не мог совершить то преступление. И у меня есть уже некоторые доказательства этого…
— Отлично. — В голосе Ольги был коктейль из разочарования и непонимания.
— Фамилия этого человека Заславский. Его обвиняют в убийстве Дмитрия Белугина.
В памяти Ольги пронеслись мгновения прошлого счастья. Вот Дима выходит из электрички и спускается по лестнице перрона. Замечает ее, стоящую у машины, улыбается, подмигивает. Он бежит к киоску, чтобы купить ей шоколадку. И вдруг куда-то исчезает.
Мимо станции загрохотал состав из черных цистерн. Шум разрушил хрупкую иллюзию.
С глаз Ольги будто спала пелена.
Нет не только Димы. Нет того перрона и тех киосков. Даже ступеньки совсем другие, не те, по которым он когда-то сбегал.
С тех пор многое изменилось: построены новые торговые ряды и современный вокзал. Мрамор его пола блестит как лед.
Прежними остались только Ольгины тоска, усталость и безысходность, витающие над маленькой станцией дальнего Подмосковья.
— Я ничем не могу вам помочь. — На глазах женщины появились слезы. — Прошу вас, уйдите.
— Нет, — твердо ответил Гольцов. — Я никуда не уйду. И вы мне поможете.
Она несколько секунд не мигая смотрела сквозь лобовое стекло, будто пыталась разглядеть что-то.
— Уже слишком поздно. Диму не вернуть. И ничего нельзя изменить, — произнесла Данилина.
— Диму не вернуть. Но необходимо закончить дело, которое он начал. Если он отдал жизнь, это было для него важно.
— Может быть, вы и правы. — Ольга вздохнула и достала платок, чтобы вытереть слезы.
— Я беседовал с Сергеем Розенплацем.
— Он вернулся? — Она вспомнила, как они познакомились. Как Сергей из кожи лез, чтобы ей понравиться. А Дима сидел и молчал.
— Сегодня вечером Сергей улетает в Лондон. — Гольцов посмотрел на часы. — Сейчас он уже едет в Шереметьево.
— Жаль. Я бы хотела его увидеть.
— Он сказал, что убийство Димы словно оборвало корни, которые держали его. Думаю, что и у вас то же.
Ольга опустила глаза.
— Это дело сломало судьбы многих, — продолжал Георгий. — Родители, друзья Димы. Вы. Шесть человек без вины на скамье подсудимых. У них тоже есть родные и близкие. Если не остановить жуткое колесо, размалывающее людей, по кому оно еще прокатится?
— Но я ничем… — голос женщины дрогнул, — ничем не могу вам помочь. Простите…
В тот вечер они так ни о чем и не договорились. Единственное — Гольцов уговорил ее на следующую встречу через несколько дней.
Вскоре Георгий заметил, что за ним следят.
— Вполне возможно, — подтвердил Михальский. — Интересно кто.
— Ума не приложу. Живу тихо, никого не трогаю.
— Ладно тебе. И не надо делать резких движений. Пусть думают, что мы не просекли.
— Как бы «хвост» в Сергиев Посад не привезти.
— Есть идея. — Яцек протянул пропуск в Клязьминскую запретную зону. — Поедешь по этой трассе. Там так пусто, что они за тобой не увяжутся. Да никто их и не пустит.
Несколько километров вокруг Клязьминского водохранилища являлись запретной зоной. Дабы террористы не пробрались. Но нет правил без исключений. Есть спецпропуска для тех, кому надо ездить там по служебной необходимости. И кому не надо, но очень хочется, тоже пожалуйста: заплати пятьдесят долларов и получи годовой пропуск. Плата, естественно, неофициальная и только по знакомству, а вот пропуск вполне официальный.
В Сергиев Посад Гольцов поехал в час пик. Машины плелись со скоростью улиток. Водители, у которых нервы послабее, отчаянно сигналили и жестикулировали. Их рты раскрывались и, очевидно, изрыгали какие-то страшные проклятия. Но поскольку голоса не были слышны, кричащие походили на голодных аквариумных рыбок.
Перед Мытищами Гольцов свернул на проселок. За ним увязалось несколько машин. Может быть, «хвост». А может, тоже решили рвануть в обход. За полуразрушенным заводом Георгий выбрался на дорогу через пустырь и в зеркале заднего вида заметил «девятку», которая неуверенно плелась следом. «Давай, давай», — усмехнулся он, останавливаясь возле шлагбаума.
Из деревянной будки вышел милиционер с автоматом. Георгий показал пропуск, милиционер молча посмотрел и поднял шлагбаум. «Девятка» развернулась и поехала назад.
Для встречи Ольга сама выбрала кафе в полуподвальчике. Когда Гольцов пришел, она уже сидела за угловым столиком и пила сок.
Вечером, после разговора на станции, Ольга долго не могла уснуть. Лежала в кровати и думала. Во всяком случае, так ей казалось. Она не знала, когда именно пересекла невидимую черту между сном и явью.
По комнате ходил Дима.
— Как, разве тебя не взорвали? — удивилась она.
— Какой — взорвали, спать меньше надо! — воскликнул он тоном ее первого мужа. — Кофе хочешь?
«Наверное, это сон, — подумала она. — Но все равно хорошо».
— Ты сына неправильно воспитываешь, не надо его баловать, — строго сказал Дима. — Он же мужчина.
— Ты к нему относишься как к взрослому, а он маленький, — с нежностью произнесла Ольга. И поняла — это не сон.
Сном было все, что происходило до этого. Теперь она проснулась. Оказывается, они с Димой женаты, и были женаты все эти годы. У них сын — тоже Дима. И все хорошо, вот только спорят часто. «Значит, точно не сон», — удовлетворенно отметила женщина.
— Ты сумку передала Гольцову? — спросил Дима.
— Нет, — ответила Ольга и удивилась. Гольцов — он же вроде из сна? Она попробовала себя ущипнуть. Боли не было.
— Я же тебя просил, — воскликнул Дима обиженно, совсем как бывший муж.
— Когда? Не помню.
— Ё-моё, ничего поручить нельзя.
— Не ругайся, объясни толком.
— Сумка. — Дима наклонился к ней. — В ней документы. Передай, пожалуйста, ему сумку. От этого зависит твое будущее.
— Почему — мое? Наше!
— Наше, — согласился Белугин. — Так ты кофе будешь?
— Да.
— Тогда приходи через пять минут, — сказал он и пошел на кухню.
Ольга закрыла глаза, чтобы поймать еще несколько сладких мгновений утреннего сна.
Когда ее глаза открылись, Димы не было. Она долго не могла понять, где же он? Настолько ярко было воспоминание о разговоре, что она даже усомнилась: а не спит ли до сих пор? Чуть сжала ногтями кожу на руке. Больно!
«Какой кошмар! — расстроилась она. — Почему так быстро уснула? Почему не встала, не накормила его, не поговорила? Поленилась… Сон дороже. Вот и проспала. Отдохнула?» Ольга понимала, что это похоже на бред. Но все равно ругала себя последними словами.
Если бы Гольцов пришел к ней в тот момент, он бы сразу получил желаемое.
Но к вечеру Ольга успокоилась. И решила, что зря она разволновалась: «Мало ли что привидится… А этому подозрительному типу ничего рассказывать не надо!»
На следующий день сомнения вернулись. В итоге она решила положиться на волю случая. «Посмотрю, как он будет одет, — сработала женская логика. — Если придет в свитере, расскажу. Если в костюме — нет». Демократичную одежду носил Дима, а костюмы предпочитал муж. Вот и все объяснение.
Гольцов поехал на встречу сразу после работы и поэтому был в костюме.
— Чем вас угостить? — спросил он, читая меню.
— Я ужинала. — По строгому тону Георгий понял — разговорить Димину подругу будет непросто. Она напряжена и закрыта. Но третий раз она вообще не придет. Поэтому надо добиваться успеха сейчас.
— Что-нибудь сладкое?
На сладкое Ольга была согласна. Мороженое, коктейль… Нет, только мороженое.
«Нужен алкоголь, он повысит шансы», — подумал Георгий.
В списке коктейлей его палец остановился на «Женской улыбке». Состав — то, что надо: мартини с мороженым. Ольга сначала отказывалась.
— Ничего, пусть стоит, — тихо сказал Георгий.
На маленькую эстраду в противоположном углу поднялись музыканты. Первую песню они спели громко и фальшиво. Разговаривать было невозможно. Георгий подошел к ним и протянул сторублевку: