Абель — Фишер - Николай Долгополов

Само собой разумеется, что мне было совершенно противопоказано иметь дело с финорганами. Будучи американцем в возрасте сорока семи лет, я по крайней мере в течение двадцати семи лет должен был платить налоги. Появившись в стране всего лишь год назад, я не имел такой возможности. Выходило, что делами, которые бы привели меня в соприкосновение с фининспектором, мне бы лучше не заниматься.

С другой стороны, версия, оправдывающая мое существование в начале пребывания в стране, не могла выдержать длительного использования. Я говорил всем, что во время войны, работая сверхурочно, сумел скопить значительную сумму. И мне, холостяку, тратить ее было некогда и не на кого. Короче, продолжать бездельничать было невозможно. Предстояло найти занятие, которое стало бы приемлемым для моего окружения и одновременно не вызвало бы зависти соседей или интереса со стороны налоговых органов.

Наиболее подходящим с этой точки зрения мне показалось амплуа изобретателя. В США ими издавна гордятся. Изобретатель считается безобидным чудаком, не вызывает подозрения. Я стал изобретателем, и не на словах, а на деле. Проектировал и строил аппараты, познакомился со специалистами в области избранной мною цветной фотографии, делал снимки, увеличения, размножал их. Мои знакомые и случайные посетители мастерской могли видеть результаты этой работы. Вел скромный образ жизни, как подобает человеку, живущему на свои средства.

— Как вам все-таки удалось не попасть ни в какие списки?

— Я не обзавелся автомашиной, не регистрировался как избиратель и не платил налоги. Конечно, своим знакомым я об этом не говорил. Наоборот, выступал для них в качестве знатока финансового вопроса, предварительно изучив литературу по налогам.

Со временем я успел освоиться с окружающим меня миром. С языком дело быстро наладилось. Нетрудно было привыкнуть к манерам и обычаям местного населения. А обосновался я в Нью-Йорке.

— Версии того, как вы туда добрались, самые разные.

— На пароходе. Прибыл рано утром, решил оставить вещи на хранение и погулять по городу. Позавтракал, постригся и пошел искать гостиницу. Посмотрев ряд отелей, остановил свой выбор на одном, расположенном около Таймс-сквер, в центре города. Номер был небольшим, достаточно опрятным и, что было для меня важным, — белье чистое, белое и свежее. Заплатил за несколько дней вперед, привез вещи с вокзала, устроился и снова пошел в город, на этот раз в поисках ресторана, где можно пообедать. После этого посмотрел боевик в кино и вернулся в гостиницу. На следующий день продолжил свое знакомство с Нью-Йорком, приобрел карту и систематически стал разыскивать нужные мне места.

— А не случалось ли в первые, самые тревожные дни вашего пребывания в Нью-Йорке чего-то необычного, что вас бы насторожило и чего бы сразу не могли понять, объяснить?

— Произошел один казус. Я его предвидеть не мог, даже прожив до того несколько лет за границей. Но в каждой стране свои особенности. В первый же день возвращаюсь после кино в 11 вечера. Гостиница — маленькая, все номера выходили дверями на площадку. Выхожу из лифта на плохо освещенную площадку и вижу, как открывается дверь номера и на пороге появляется особа, одетая в прозрачный пеньюар. Лампа в ее комнате светит ярко, и я мог без всякого труда обнаружить все прелести ее фигуры. Она попросила у меня сигаретку. Я ей протянул пачку и зажег спичку, но потом пробормотал «до свидания» и скрылся в свою комнату. Мне вовсе не нужно было общество легкомысленной особы в первую ночь своего пребывания в городе. И откуда она вдруг взялась? Зачем вышла и попросила закурить? На следующий вечер картинка с дамой повторяется почти один в один. Вернулся в гостиницу примерно в то же время, и опять эта особа открывает свою дверь и просит закурить. Теперь она была настойчивее и я, признаться, был заинтригован в некоторой мере: почему она мною заинтересовалась?

— Так почему?

— На этот вопрос я очень быстро получил ответ. Мне даже не пришлось ломать себе голову, как из этой истории выбраться. Зазвонил телефон, моя дама схватила трубку, несколько минут слушала внимательно и взвизгнула: «Сейчас выезжаю!» Меня она выпроводила в два счета. Эта особа оказалась девицей легкого поведения, которая получает заказы на услуги от своего дельца по телефону. Он сообщает адрес, куда ей явиться. Так что волнения мои были излишни. Но ситуации такие, реалии нам незнакомые, надо знать.

— А нельзя ли все-таки об эпизодах, связанных с разведкой?

— Понятно, что о многом рассказывать нельзя, но кое-что все же можно. Буду менять фамилии участвовавших, место и время действий. Важно сохранить и государственную тайну, и не подвергнуть опасности людей, еще находящихся в той стране. Наша работа похожа на садоводство. Мы подготавливаем почву, выискиваем лучшие саженцы, сажаем их, холим, подкармливаем, собираем плоды и даже подвергаем дальнейшей обработке, оценке качества — плохие деревья выкорчевываем, сажаем новые… Другими словами, это длинный процесс, из которого выбрать отдельные, законченные эпизоды очень трудно. Кроме того, в нашей работе существует специализация. Очень часто тот, кто входит в лес и подыскивает подходящие саженцы, на этом и заканчивает. Он передает свою продукцию другому, который выращивает ее, а еще кто-то третий следит за плодоношением. Бывают случаи, когда находят и готовые дары природы, но такое редкость, нехарактерная для процесса нашей работы.

Иногда авторы книг о разведке выдумывают эпизоды, в которых разведчик уподобляется золотоискателю прошлого века. Имеет представление о том, где и что надо искать. Он смелый, переносит тяжелые лишения, сражается с дикими зверями и людьми, желающими отобрать плоды его работы или прогнать его с золотой жилы. Это может быть интересно и увлекательно. Кстати говоря, разведка военного времени, о которой много написано, во многом подобна золотоискательству, потому что она проводилась в условиях фронта или сравнительно неглубокого тыла.

Наша работа глубоко законспирирована и если каким-нибудь образом она становится известной, то в большинстве случаев это считается ЧП. Но мне понятен ваш интерес к теме о разведке, и я вам расскажу об одном эпизоде в нашей работе.

Во время войны один молодой немец добровольно сдался в плен. Он принес с собою очень интересные сведения и даже документы, имевшие большую ценность для данного фронта. Впоследствии он был заброшен в глубокий немецкий тыл и там успешно проработал всю войну. Перед самым концом, весной 1945-го, наш товарищ в соответствии с указаниями Центра предложил ему перебраться в расположение союзников и ждать новой встречи. Сами понимаете, что из-за разделения германского рейха на оккупационные зоны, резкого поворота политики США с этим товарищем не удалось восстановить связь сразу. Мы знали, где его разыскивать, но послать человека к нему не смогли в течение долгого времени. Когда это удалось, то его там уже не было. Осторожные расспросы родственников дали понять, что он перебрался в США. Домой не писал: родители погибли во время бомбежек в начале 45-го, и ему, по сути дела, некому было писать. Предполагалось, что он обосновался в Нью-Йорке.