Все, кого мы убили. Книга 2 - Олег Алифанов

– Он тоже скрывается под псевдонимом… Все скрываются и всё скрывают. А что скрывает гениза? Найдите способ попасть туда, Жан-Луи, я готов заплатить.

За завтраком, случившимся, впрочем, в обеденное время, мы продолжили прерванный диалог. Занятно, что после нашего объяснения на рассвете мы легли и преспокойно проспали ещё часов пять.

– Оставьте эту несовершенную мысль. Не потому, что это опасно или дорого: ведь для вас не существует ничего слишком дорогого, как для меня достаточного в цене. Просто вы не представляете, сколько документов скопилось там за тысячу лет, и все в ужасном состоянии. Ни тебе каталога, ни библиотекаря. Да и что, скажите на милость, станете вы искать?

– Но я убеждён, что Хаим Цфат прибыл сюда после моего визита к нему не случайно.

– Вот и прекрасно! Вам повезло, что у вас имеется такой осведомлённый архивариус, знающий, что отбирать. Пусть проделает всю чёрную работу, а вы следите за местом, куда он сносит добычу. Поручите вашему секретарю. Он пройдоха и ловкач, сумеет раздобыть для вас…

– Но он не сможет прочесть!

– Кто сказал прочесть? Украсть.

– Не опасаетесь, что воровство станет вашей второй профессией?

– Почему второй? В Египте у всех европейцев это первая профессия. А мы – европейцы… даже вы.

– Я не смогу приказать такого…

– Учитесь. Или хотите, я прикажу? Но с вас триста франков. – Он встал в позу цезаря и перекинул через плечо длинную полу халата на манер туники: – «Ступай, раб, и укради мне то, не знаю что!» А вы покраснели. Да перестаньте, сейчас кражи в моде. Тянут всё, что плохо лежит, и особенно что хорошо торчит: статуи, обелиски… Воруют и друг у друга. Всякие камни с письменами… м-да. Розеттский, например. Сфинксов с ликом Аменхотепа. Может даже обрадуете вашего Голицына.

– Для чего ему все эти подлинники?

– Сами знаете, поэтому охотно отвечу. При печати знаки искажаются. Это неважно в случае простого текста, но для магических начертаний может оказаться убийственным. Не моя, но такова вера этих людей.

– В книге, которую поручено отыскать мне, не содержится никаких колдовских таблиц. – Я сообщил ему название «Silentium Post Clamores», но не заметил в его лице перемен.

– Откуда вам знать!

– Вы скажете, где она?

– Издание тысяча шестьсот семнадцатого года есть и у меня. Но вам нужен первоисточник. На худой конец, оттиск. Если вас не опередили, то часть рукописи в Константинополе. В той самой библиотеке сераля, – пропел он последние слова.

– Странно поручать кому-либо заведомо неисполнимое задание, – задумчиво молвил я.

– Ваш наниматель мог не знать о том. И с чего взяли вы, что задание неисполнимо?

Мне не хотелось упоминать о наших с Муравьёвым догадках, но он ведь и без того намекал на свою осведомлённость в этом вопросе.

– Лет десять тому… – осторожно приступил я, выбирая слова, дабы не выболтать лишнего.

– Нет, пожалуй, поболее. Я немного знаком с вашим Дашковым, – пренебрежительно махнул он рукой. – Он шпион и проныра, далеко пойдёт. Неудачный дипломат, но талантливый… исполнитель неисполнимых заданий.

– Ему вы тоже указали какую-то рукопись?

– Вроде того.

– Вы, книжный червь, не могли забыть названия.

– Мы беседовали о многих трудах, например Гийома Постеля «De orbis terrae concordia» – «О Всемирном Согласии», изданном в тысяча пятьсот сорок четвёртом, где содержится среди прочего мысль о необходимости единого языка для общего мира.

– Мысль о согласии хороша для разобщённой Европы, – произнёс я задумчиво.

– Так вы бонапартист, – подначил он. – Согласие хорошо для того, кто диктует его условия. А прочие – соглашаются. Вы с этим согласны?

– Бонапарт пытался навязать нациям единство мечом, путь нашего покойного государя лежал через личные договорённости царствующих династий, – серьёзно ответил я.

– Кодексом, друг мой – больше законами, чем мечом, – проворчал Карно неуверенно.

– Ещё скажете – системой мер и весов, – отозвался я в том же духе. – Пол-литра совести, два сантиметра чести. И миллион килограмм пушечного мяса. Не желаете сегодня пролить свет на миссию Удино и вашего отряда? Я оплачу золотом.

Прохор, оказавшийся поблизости, замер и ревниво закряхтел, не поворачивая головы.

– Узким умам не постичь сложности пути к великой цели, – вздохнул Карно, потупив взор.

– Оставим покуда, – согласился я. – Я всё же куплю у вас эту книгу Майера. Двести, вы говорили, франков? На всякий случай. Итак, князь Голицын – глава тайной организации, опутавшей три части света?

– Эдак вы и царствующую фамилию запишете в магистры розенкрейцеров! – рассмеялся он. – Тысячу двести… Голицын – слишком видное лицо, чтобы являть собой тайного начальника, он, возможно, один из поместных глав, но сам, конечно, претендовал на большее. Сделать ему этого не дали его же друзья, стоявшие выше в иерархии. В нужный момент царю Александру попал в руки доклад о деяниях князя, где истинные события подавались вперемежку с вымышленными догадками в крайне невыгодном свете. Не стану говорить, как ваш ушедший император боялся тайных обществ. Не тех нерешительных прожектёров, которые впоследствии бездарно провалили петербуржское восстание, а настоящих иллюминатов и иже с ними. Они не спешили открываться, а он не понимал их целей и потому испытывал ужас даже перед собственным Библейским Обществом.

– Что же такого содержало обвинение?

– Ну, например, что чернокнижник Голицын…

– Такие слова ещё употребляются в делопроизводстве?

– Хорошо. Мол, магистр иллюминатов Голицын устранял своих недругов, пользуясь неким тайным знанием. В качестве доказательства приводятся митрополиты… я запамятовал их имена… умершие вскоре после споров с князем-чернокнижником. Пардон, иллюминатом. Интересен способ: он якобы дал прочитать… гхем… как бы выразиться? Читать там особенно нечего… Дал ознакомиться с одним манускриптом обоим своим противникам, который давался сим лицам будто бы для рецензии Библейскому Обществу. Третий же недруг, всех злейший, не дожидаясь погибели, отправил в печку сей грязный труд.

– Кто же сей непримиримый противник?

– А ваш архимандрит Фотий, с которым в последние годы дружил ушедший император Александр. Ссорился он с князем Голицыным весьма нелицеприятно.

– Почему вы всё время говорите о покойном государе, как об ушедшем?

– Вы что же, не слышали легенды о том, что в гроб вместо него положили солдата?

– Неужто вы верите небылицам, рождённым от того, что государя так долго везли из Таганрога, что разложение сделало его трудно опознаваемым? – искренне удивился я.

– Верю. А вы не верите, что он умышленно уехал подальше, чтобы его мнимый труп успел разложиться до неузнаваемости? Проведший в дороге полжизни и здоровый как его собственный конь, вдруг заболевает и умирает в несколько дней. В теплом приморском городе, куда все ездили лечиться от скверного петербуржского климата. Не верите в разыгранную словно по нотам партию? Случайности не обрушиваются в таком изобилии, особенно на царей. Его родные не служили по нему панихид. Как и мои по мне. Ведь я тоже мёртв десять лет, и можете не сомневаться, смерть можно успешно разыграть не только в театре.