И опять Пожарский. Тетралогия (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

– Тётка Матрёна, я же к тебе заходил, и у тебя таких здоровых яиц не было, – Федька перебрал все яйца на прилавке, как на подбор.

– Так у меня тогда Чернуха цыплят высиживала, – махнула рукой женщина.

– Так. А сколько яиц ваша Чернуха в седмицу даёт? – почувствовал удача Федька, аж в носу защекотало.

– Штук по пять. А можа и по шесть, всего не упомнишь, сам ведь видел, у меня пара десятков курей, – опять махнула на Федьку рукой тётка Матрёна.

Тут сам староста Коровин к ним подошёл. Федька ему яйца показал и про Чернуху эту рассказал. Батянька, не долго думая, купил у Сомовой все яйца, а эти самые крупные ей назад отдал и наказал, чтобы она ехала домой срочно и снова посадила курицу свою на высиживание цыплят.

А Федька всю дорогу домой представлял, как он Петру Дмитриевичу про Чернуху расскажет. Теперь‑то он точно "задание" выполнил. И будут в Вершилово куры самые большие на Руси яйца нести, а тётка Дуня Фомина ещё больше вкуснейшего декартеза наделает.

Событие восемьдесят девятое

Позади осталась Самара, потом Саратов, а потом и Царицын. Все эти города были основаны ещё при Иване Грозном тридцать с лишним лет назад. Пётр Пожарский с грустью констатировал, что толком за тридцать лет ничего не изменилось. Это по‑прежнему были небольшие крепости с гарнизонами из пары сотен стрельцов, с воеводой даже не из князей, и практически полное отсутствие крестьян и мастеровых. Такая плодородная земля и никто её не пашет. Разочаровала князя и Волга. Афанасий Иванович как‑то в конце восьмидесятых годов двадцатого века с женой и детьми путешествовали на теплоходе от Нижнего Новгорода до Астрахани и обратно. Волга была широка и многоводна. Сейчас она тоже была широка, но вся состояла из одних мелей. Бывший генерал вспомнил фильм "Волга‑Волга". Там был непутёвый лоцман, который знал все мели. Кормчий на их кораблике тоже все мели знал. Только мели эти всё время двигались и иногда в этом году оказывались совсем не в том месте, что в прошлом. Из‑за этого приходилось довольно часто высылать вперёд лодочку с парой гребцов и человеком, что шестом проверяет глубину. Движение стопорилось, и это князя Пожарского меньшого сильно раздражало. Он уже смирился, что яровые в этом году не посеют. Нет, посадить‑то, конечно, можно, но созреть рожь, а тем более пшеница вряд ли успеет.

Во всех городках по пути сходили на берег и показывали воеводам царёву грамотку, где предписывалось всем оказывать князю Пожарскому всяческое содействие. Петру от воевод ничего не надо было, он только предупреждал, что следом сплавляют лес, и просил проследить, чтобы ничьи вороватые ручонки на него не зарились. Лес нужен для того, чтобы крепость построить, вот пусть мимо и проплывает. Воеводы божились, что чужого сроду не брали, ну а теперь и другим не дадут. Князь спрашивал про пиратов или вернее речных разбойников. Водятся, конечно, отвечали ему и разводили руками, где же с такими‑то куцыми силами такие огромные территории контролировать. И это было правдой, иногда несколько дней нужно плыть, чтобы увидеть хоть следы пребывания человека. Спрашивал Пётр и про три новых больших корабля, что ушли к Кара‑Богаз‑Голу. Проплывали, уже кажись седмицу назад, тоже грамотку показывали государеву, продукты закупили и дальше поплыли. Ну, хоть, тут всё нормально.

А после Царицына Волга стала на речушки или рукава делиться и пошли ещё медленнее, ведь нужно идти по самому левому рукаву, пойди, определи, какой из них самый левый. Да ещё купец Трофим Пафнутьевич Коробов, что обещал показать дорогу к озеру Баскунчак, стал останавливать корабли, и сходить на берег, ища одному ему ведомые приметы. Когда Пётр спросил его, что же он высматривает, то оказалось, что давным‑давно, ещё при татарах, в месте, где до озера Баскунчак всего пятьдесят вёрст, стоял город на берегу этого рукава Волги. Город этот, как и все татарские городки, был глинобитным, и сейчас от него только холмики остались, вот он эти холмики и разыскивает. Сам Коробов был в этом месте ещё мальцом, отец его ещё при Грозном ходил на лодьях в Астрахань, брал там ткани восточные. Вот один раз отец тогда двенадцатилетнего Трофимку и взял с собой, тогда он сыну и показал этот размытый дождями и заросший травой городок. Отец даже высказал тогда вслух мечту, сходить за солью к этому озеру. Только не получилось, вскоре отец помер от лихоманки.

– Почитай, три десятка лет прошло, – огорчался купец, что может подвести князя, – Может совсем следов того городка не осталось.

Остались. Нашли в самом начале третьего дня после того, как зашли в этот рукав. Коробов просто сиял, когда Пожарскому эти холмики показывал. Ну, вот и добрались. Совсем и не далеко от Царицына.

– Разгружаемся, – скомандовал Пётр, – Здесь будет город Мариинск.

Две лодьи с двумя десятками стрельцов отправили назад в Царицын, встречать и направлять, куда надо, плоты. Леса Пётр заказал много, всё лето и начало осени сплавлять будут. Остальные стали разбивать палатки, для князя поставили шатёр трофейный ногайский. Пётр с Малининым обошли бывший татарский городок. Ну, обошли, это громко сказано. Трава высотой в человеческий рост была вся оплетена всевозможными вьюнками и прочей ползучей нечестью и плюс ещё лопухи и крапива. Прорубали дорогу саблями, да и то получалось не очень. Тем не менее, контуры будущей крепости наметили.

На следующий день выставили дозоры и начали с этой "травой" бороться. Косы справлялись ещё хуже сабель. С огромным трудом почти две сотни мужиков расчистили к вечеру четыре гектара территории, то есть двести на двести метров. Вот теперь стал, виден и бывший татарский городок. Стена глиняная превратилась просто в длинный холм, а мазанки в холмики. Оказалось, что площадь, которую занимал татарский городок как раз такая которую Пожарский под будущую Мариинскую крепость и наметил. Князь переговорил с плотниками и Малининым и решили, что стену нужно как раз на бывшей стене и возводить. Так даже выше стена‑то получится.

Утро третьего дня Пётр уделил крестьянам. Их было всего пять семейств. Крестьяне были не из Вершилова. Это были переселенцы с Рогачёва. Польстились мужики на княжьи посулы про дом с двумя печами и прочими постройками, а тут степь голая. Настроение у переселенцев было аховое.

– Давайте так, мужики, – начал Пожарский, – Сейчас уже середина июня и сеять яровые, понимаю, что поздно. Только вы учтите, что здесь гораздо южнее и даже если рожь и не вызреет, то её можно на силос пустить, а распаханные поля останутся.

– Силос это чего? – староста у переселенцев был рыжий и хлипкий.

– Осенью покажу, выкопаем ямы и туда траву и рожь, если зелёная будет, сложим, и будете этим скотину всю зиму кормить.

Одним словом, организовали снова колхоз и каждому по две десятины или по новому – два гектара, расчистили от травы, вспахали, проборонили и засеяли с помощью, привезённой с собою сеялки. Ужас. Двести человек "упахались", поднимая эту целину. Ровно неделя ушла. Точно бог сверху подсматривал за переселенцами, только последние метры сеялка проехала, как ливень прошёл. Так‑то земля суховата была, но теперь зерно точно прорастёт. Освобождены от этой работы были только трое мастеров кирпичников и двое печников. Они сначала искали поблизости хорошую глину, а как нашли стали делать кирпичи и сушить их на солнце.

Пётр, всё с нетерпением поглядывал на реку, когда же подойдут первые плоты. А их всё не было и не было. Плюнул он тогда на всё, взял с собою десяток стрельцов поопытнее и Чепкуна, сына князя Разгильдеева, что прихватил с собою из Вершилова, в качестве переводчика с татарского, башкирского и мордовского, если таковые народности появятся, и ускакал. Поехали искать это самое озеро Баскунчак. Правда, перед тем как уехать Пётр очередной аврал организовал. Он на сто процентов осознал, что если сейчас всем миром не распахать крестьянам ещё и участки под озимые и огороды, то потом они сами не справятся, а остальным некогда будет, нужно будет крепость и дома строить. Утром, навстречу восходящему солнышку, и отправились.