Запрещенная реальность. Одиночка. Смерш-2 - Василий Головачёв

Горшин коснулся двери пальцем, весь засветился зеленым светом и прошел ее насквозь. Потом из ниоткуда – из воздуха, но не со стороны двери – раздался его насмешливый голос:

– Смелее, герои.

– Хорошо, если я сплю, – пробурчал Василий, осторожно дотрагиваясь до необычной двери, шагнул в нее и исчез. Матвей не без колебаний шагнул следом.

Они оказались на балюстраде, опоясывающей гигантский зал с бугристым, сложенным из скалистых пород потолком. Глубина зала достигала не менее ста с лишним метров, и весь он был заполнен одной колоссальной, светящейся оранжевой желтизной постройкой, аналогов которой в земном градостроительстве Матвей найти сразу не смог. Больше всего она напоминала созданный с великолепным размахом термитник, с тонкими и плавными переходами, создающими потрясающий эстетический эффект. Но главное, что бросалось в глаза и ощущалось на расстоянии, термитник был создан не человеческими руками и не для людей.

– Карамба! – прошептал Василий после пяти минут молчания. – Теперь уж точно я сплю! Кто мог это здесь построить?!

– На самом деле термиты, – обернулся Горшин, сверкнув фосфорически светящимися белками глаз. – Правда, по размерам они не уступали нашим овцам. К тому же в те времена это были разумные существа.

– Бред! – сплюнул Василий, с благоговейным трепетом разглядывая термитник.

– Под Москвой около сотни таких подземных храмов, сохраненных благодаря заранее принятым мерам, – не обратил внимания на его реплику Горшин. – Под Кремлем – самый большой и красивый и самый древний, ему около полумиллиарда лет. Строили его пчелы… я имею в виду разумных пчел. Так что Москве на самом деле гораздо больше лет, чем принято считать.

– Кто же ухаживает за таким чудом?

– Хранители.

– Значит, люди все же сюда проникают?

– Хранители – не люди или, вернее, не совсем люди. – Горшин начал терять терпение: – Ганфайтеры, нам пора. Посмотрели – и будет, хорошего понемножку.

– Значит, Успенский оказался прав? – тоже зачарованный, произнес Матвей, хотя был подготовлен к тому, что увидел.

– Не во всем, но что касается разумных существ, населяющих Землю, тут он просто провидец. А может, его посвятили Хранители, забыв взять клятву о неразглашении знаний? Идемте.

– Как же мы спустимся?

– Вниз не пойдем, хотя спуск предусмотрен. Захочешь, придешь сюда один. У меня просто нет времени любоваться этим термитником. Не отставайте.

Горшин повернул налево по балюстраде, и приятели вынуждены были оторвать взгляд от дворца, созданного разумными термитами во времена динозавров.

Зал они обходили недолго. Вскоре Горшин остановился у каменного выступа, формой напоминавшего панцирь черепахи, ткнул в него пальцем, и выступ превратился в нишу с черным треугольником входа.

Как только они вошли, вспыхнул свет, но источник его остался необнаруженным. Казалось, светится сам воздух. С грубо обработанными каменными стенами, помещение имело форму полумесяца и делилось полупрозрачной перегородкой на две части. Судя по виду, строилось оно значительно позднее храма.

– Вы подождите здесь, – сказал Горшин Василию, а Матвею махнул рукой: – Иди за мной.

– А он тебя там, – понизил голос Василий, когда Тарас скрылся за перегородкой, – не того? Не превратит в термита?

– Это избавит тебя от необходимости идти на дачу Ельшина, – бодро улыбнулся Матвей, в то же время холодея внутри.

Он зашел за перегородку, и та стала полностью непроницаемой, монолитной, как перламутровая пластина. Отверстие прохода держалось секунду, затем и оно исчезло.

Выругавшись про себя, Василий обошел остальную часть помещения, пустую, как склеп, после чего сел на полу, лицом к перегородке, в позе сейдза и стал ждать.

Сеанс пси-коррекции длился немногим больше получаса.

Василий вздрогнул, когда в перегородке появилась треугольная дыра, из которой, пошатываясь, вышел Матвей Соболев. Горшин поддерживал его под локоть.

– Можно где-нибудь спокойно провести пару часов? Ему нужен сон и питье, лучше всего фруктовые соки.

– Найду. – Василий подумал о знакомой девушке. – Но вообще-то нам…

– До обеда он оклемается, так что планы ваши не пострадают.

Горшин повел к выходу ни на что не реагировавшего Матвея, которого Василий взял под локоть с другой стороны. Поднимались из-под земли они долго, пока не вылезли на божий свет. Василий как-то не заметил, что уходили они утром и возвращаются тоже утром – шел всего одиннадцатый час. Духота и жара обрушились на них ударом дубины; в подземелье, как оказалось, дышать было намного легче.

Усадив осоловелого Соболева на заднее сиденье «понтиака», Горшин помахал рукой на прощание:

– Удачи, ганфайтеры. Может, еще свидимся.

– Э-э, постойте! – заволновался Василий. – А что мне делать с ним?

– Ничего.

– А если он… м-м… так и не придет в себя?

– Придет. – Горшин задумчиво глянул на сидевшего с отрешенным видом Матвея. – В каждом из нас закодированы все энергетические грани Вселенной, но не каждый может реализовать свое умение пользоваться ими. Он, наверное, сможет.

– Чего же он такой… смурной?

– Пси-коррекция – процесс болезненный, я просто отвлек его альфа-сном. Он сейчас видит кое-какие энергетические планы бытия, чья эстетика требует включения всего сознания. Через час он очнется.

И Горшин исчез. Только что стоял рядом с машиной, в белоснежном костюме, и вдруг его не стало. Василий чертыхнулся, оглядевшись по сторонам, похлопал Матвея по плечу – тот смотрел прямо перед собой остановившимися глазами – и сел за руль.

– Хотел бы я знать, кто из нас спит: он или я, – сказал Василий вслух, вспоминая подземный «храм» и ощущая дрожь при мысли, что земная история кем-то корректируется, потому что истину в массе своей люди не знали.

Удача зла

Матвей пришел в себя к обеду. Василий ожидал каких-то эффектов, чего-то необычного в поведении товарища, но тот выглядел, как всегда, невозмутимым, собранным, внимательным. Не изменилось и выражение глаз, в них сквозь прозрачно-синий холод всепонимания проглядывало предостережение. На вопрос Василия: ну как? – он ответил:

– Жарко. Или ты не об этом?

Рассказывать о своих ощущениях не хотелось, сам еще не все понял, необходимо время, чтобы разобраться в происходящем с нервной системой. Во всяком случае, самочувствие его позволяло заниматься делом.

Василий, следует отдать ему должное, хорошо понимал состояние товарища и не стал пускаться в расспросы, за что Матвей был ему благодарен.

В два часа дня, пообедав у приятельницы Василия, они проверили экипировку, подогнали снаряжение и с сумками за плечами отправились к метро. С виду они выглядели омоновцами при исполнении, одетые в пятнистые костюмы, ботинки и береты спецмилиции. Впрочем, и документы были у них соответствующие: капитана – у Матвея и старшего лейтенанта – у Василия.

На тот случай, если Ибрагимов приготовил