Голубой пакет - Георгий Брянцев

Когда Туманова начала уверенно выстукивать ключиком телеграфные знаки, к ней пришло то радостное ощущение, которое так знакомо разведчикам-радистам в минуты связи с Большой землей. Невидимая воздушная нить пробиралась сквозь все преграды, шла от сердца фронтового коллектива к сердцу разведчицы и вливала в него новые силы.

Она мысленно представила себе Андрея. Конечно, он стоит сейчас возле дежурного оператора в машине армейского радиоцентра, жадно курит и пристально всматривается в однообразные точки и тире, выбегающие из-под руки оператора…

Юлю охватило чувство теплой нежности к самому дорогому для нее человеку, такому близкому и такому недосягаемому сейчас. И стало грустно, что по-настоящему они так и не объяснились друг с другом… Будто боялись что-то спугнуть словами.

А дежурит на радиоцентре Зойка Снежко, забавная, любящая поспать девчонка. Юля сразу узнала ее по «почерку», как узнала бы и всех других операторов.

Передача заняла три минуты. Только три. Получив «квитанцию» о приеме телеграммы, Туманова выключила рацию и спрятала в мешок.

Затем она встала, наломала хвойных веток и уложила их ровным слоем под елкой. Кинув под голову вещевой мешок, она закуталась в маскхалат и улеглась, согнувшись калачиком, поджав чуть ли не к самой груди коленки. Одна… Одна-одинешенька в темной ночи, в глухом, спящем лесу.

И хотя усталость и нервное напряжение разморили ее основательно, сон пришел не сразу. Чуткое ухо ловило дыхание леса, текли сбивчивые, ленивые мысли.

Странно, она почему-то не думала о том, что ждет ее завтра с рассветом. Нет. Думами она была в кругу фронтовых друзей.

Вспоминался вчерашний день, вечер. Никто не знал, куда именно и с каким заданием летит Туманова; об этом никогда не говорилось. Но все догадывались, что она летит за линию фронта. И этого было достаточно.

Переброски на ту сторону не были редкостью в разведотделе армии, но все же каждая из них являлась значительным событием. Человека, готовящегося, как принято было говорить, к «ходке», неизменно окружали повышенное внимание и теплая товарищеская забота.

С каким трогательным усердием лейтенант Паша Назаров исправил вчера в ее фляге колпачок, пропускавший воду! Он корпел над этим колпачком часа три, пока не добился своего. Он обкатывал его на специально выструганных им же деревянных болванках, подгонял резьбу. А как был рад, когда убедился, перевернув флягу, что вода из нее больше не сочится.

А Женя Караулова! Та Женя, которая сама уже имела за плечами пять «ходок» за линию фронта! Она собственноручно, несмотря на протесты Тумановой, перешила то платье, которое сейчас лежит аккуратно скатанное в ее вещевом мешке под головой. Она же уложила вещи в мешок и подсунула туда лишнюю плитку шоколаду, сбереженную из своего пайка.

А начальник радиоцентра! Как тщательно выверял он для нее рацию, а потом, не найдя достаточно хорошего, по его мнению, ручного фонаря, отдал ей свой.

Приходило на память многое, многое, но мысли путались, ускользали. Она засыпала…

20

В пять часов утра в дверь к полковнику Бакланову кто-то осторожно постучал.

— Входите… дверь отперта, — разрешил Бакланов.

Вошел Дмитриевский, несмотря на столь ранний час, по-обычному чисто выбритый, строго подтянутый. Свежий подворотничок четко выделялся узенькой полоской на его смуглой шее.

Андрей был удивлен, застав полковника на ногах. Бакланов стоял у окна, держа в руке потухшую папиросу. Лицо у него было необычное: утомленное, осунувшееся. Он словно постарел за ночь.

— Ну, что? Есть что-нибудь от Юлии Васильевны? — спросил полковник с плохо скрытым волнением.

— Так точно! — не сдерживая своей бурной радости, выкрикнул капитан и подал полковнику расшифрованную телеграмму.

— Что же вы… — быстро сказал Бакланов, почти выхватив у Дмитриевского бланк, и прочел: — «Приземлилась точно в заданном месте.

Парашют спрятала, зону покинула. Ожидаю утра. Юлия».

Бакланов помолчал, держа в руке листок, и тихо произнес:

— Что же можно сказать? Прекрасный у вас товарищ… Девушка большой душевной силы, смелости…

— Да, — смущенно начал капитан. — Ко мне часто приходит детская мысль: хорошо бы, думаю я, иметь этакий сверхсовершенный радиоэкран, что ли… я не знаю, как его назвать. Или аппарат. Ну, это неважно. Суть не в этом… Включить бы такой аппарат, увидеть бы на экране всех наших людей на той стороне! Понимаете? Вот представьте себе: подсели мы сейчас к аппарату, повернули рычажок — и пожалуйте: на экране Юлия Васильевна! Повернули другой: смотрим — Вавилов. И все нам видно. Не попали ли они в беду, не нужна ли им помощь… Здорово было бы! Только это мечта.

— Да, это верно. Но вот пока мы не в состоянии узнать даже, что помешало гореловскому корреспонденту закончить передачу, почему он умолк…

Бакланов открыл коробку папирос, угостил капитана, закурил сам и резко, деловито закончил:

— Что ж… Будем надеяться, что не сегодня-завтра Юлия Васильевна откроет нам гореловскую тайну.

Дмитриевский взглянул на койку. Она была нетронута, аккуратно заправлена, и, как вчера, на ней лежали автомат, диски к нему, две гранаты и фуражка.

Бакланов перехватил его взгляд, нахмурился, сел за стол и взялся за бумаги.

— Садитесь, — сказал он, — докладывайте, что у вас…

— Вернулась с задания группа Вавилова.

— Когда?

— В четыре ночи.

— Беседовали с Вавиловым?

— Так точно. Наши данные полностью подтверждаются. К мосту по реке подобраться нельзя. И плот с взрывчаткой нельзя пустить. Немцы поставили в воде перед мостом заградительные сети.

— Прочные?

— Металлические.

— Плохо. Подготовьте донесение на имя командующего за моей подписью. От Вавилова потребуйте подробный рапорт. Еще что у вас?

— Шестой корреспондент подтверждает, что на территории бывшего кислородного завода действительно развертывается мастерская по ремонту танков и автомашин. Из Германии прибыла группа рабочих в количестве сорока трех человек. Среди них французы, русские и поляки.

Гитлеровцы огородили территорию завода колючей проволокой.

— Эти данные проверены? — поинтересовался Бакланов.

— Да.

— Информируйте командующего авиацией. Еще?

— Пленный фельдфебель начал давать показания.

— Что он говорит?

Дмитриевский пожал плечами:

— Боюсь, что он пытается нас дезинформировать.

— Из чего вы заключаете?