Причеши меня. Твой текст. Редактура художественной прозы: от стиля до сюжета - Екатерина Звонцова

Монгольфьер, поднявшийся в вышину, дышащую заоблачным холодом, медленно летел сквозь сгущающийся туман.

Смотрите, сколько шипящих. Субъективное восприятие может шепнуть нам, что для передачи атмосферы в корзине воздушного шара — тишина, промозглость, шум горячего воздуха — недурно. Что ж, может быть. А так?

Монгольфьер, поднявшийся в вышину, дышащую заоблачным холодом, оседающим на волосах изморозью, медленно летел сквозь туман, все сгущающийся и сгущающийся.

Ну признайтесь же, что есть проблемы. Лично мне было физически дискомфортно даже придумывать это предложение. Попробуем поправить?

Монгольфьер уже поднялся в заоблачную вышину. Медленно и тихо он летел сквозь туман, все сгущающийся и сгущающийся. Холод оседал на волосах изморозью.

Возможны и более щадящие варианты и даже варианты без разбивки. Но я предоставлю их поиск вам, а сама только призову быть осторожными. Змеи и гуси нравятся не всем, но если они нравятся вам, ищите к ним свой подход.

Деепричастных оборотов касается то же, но в их случае я сталкиваюсь с другим нанизыванием. Его я называю шашлыком: когда к бедному глаголу деепричастный оборот или голенькое деепричастие крепится и справа и слева. Получается целый шампур действий, причем не всегда понятно, какое и за каким идет.

Устав от бесполезной драмы, я отвернулся, подумав о том, какой же он все-таки душный, этот Киса.

Он сначала устал, а потом отвернулся? А подумал он в какой момент? Одновременно с тем, как отворачивался, или перед этим? Такие конструкции в редактуре часто остаются без внимания, а зря. Можно сделать еще неоднозначнее:

Устав от бесполезной драмы, я отвернулся, думая о том, какой же он все-таки душный, этот Киса.

Здесь бонусом к шашлычку мы (не всегда, но часто) получаем нарушение видо-временной связи. Повторюсь, к этой ошибке относятся щадяще, а еще она страшно приставучая, иногда я ловлю ее и у себя. Но давайте попробуем ее победить?

Устав от бесполезной драмы, я отвернулся и подумал: «Какой же он все-таки душный, этот Киса».

Это, скажем так, лайт-вариант. Но если мы хотим дополнительного спецэффекта — окончательно «растворить» стенку между читателем и персонажем, — можно написать:

Устав от бесполезной драмы, я отвернулся. Какой же он все-таки душный, этот Киса.

Не каждую мысль персонажа можно подать этим приемом, но некоторые — очень даже. Ведь, если предыдущий диалог вы покажете интересно и ярко, читатель и сам подумает про загадочного Кису: «Боже, ну и душнила!»

В заключение согрешу самоповтором: синтаксис — это лес. Сломать в нем ноги даже проще, чем разбираясь с коннотациями и словесным мусором. Но на самом деле допустимого в синтаксических конструкциях куда больше, чем в лексических; серьезные ошибки можно посчитать играючи, а ключевое правило одно.

Старайтесь, чтобы вас понимали. И чтобы для этого не приходилось прилагать титанические усилия. А красота придет с опытом.

Приложение 1. Филологическая анатомия. Пять общих законов, по которым живут язык, речь и стиль

Из-за своей могучести русский язык многим (даже среди его носителей!) представляется каким-то чудовищным диплодоком с зашкаливающим количеством костей и мышц. Ну правда, это же сколько в нем «но», «если», «а еще»… вы-учить можно, а понять? Да еще что-то новое вечно вылезает! Но пришло время филологической правды. Хаоса в русском языке — да и любом другом — куда меньше, чем порядка. В конце концов, это тоже организм, просто очень большой.

И функционирует, и развивается он по ограниченному количеству законов. Более того, эти законы просты и подсознательно ясны нам всем, они помогают с языком работать, пополнять речевой и писательский арсенал. Они же источник наших ошибок. Об этих законах мы и поговорим. И если вы осмыслите их, запомните и начнете применять осознанно, они проложат вам путь к чудным открытиям.

Базовый закон развития языка — закон системности. Мы никогда не знаем, как наше слово отзовется, но еще меньше знаем, что с ним станется, допустим, десять лет спустя. Если оно, например, приобретет новое значение, за этим последует целый комплекс изменений на иных уровнях. Слово может перестать или, наоборот, начать образовывать другие части речи, расстаться с нейтральной коннотацией, потерять или обрести множественное число. Например, компьютерные технологии похитили «мышь», но выражений вроде «мышиная клавиша» или «мышиный шнур» не появилось. Мышиными могут быть только помет, писк и так далее. Зато «мышка» в значении гаджета, а не милого зверька приобрело нейтральную коннотацию, расставшись с ласкательностью. Слово «токсичный», перейдя в сферу популярной психологии, получило отчетливую негативную коннотацию, хотя как термин из естественных наук нейтрально.

Закон работает и на более глобальных уровнях. Позволив существовать таким двусмысленным конструкциям с инфинитивами, как «казнить нельзя помиловать», человечество щедро отсыпало им знаков препинания; запутавшись в склонении некоторых существительных в винительном падеже, задействовало жесткую фиксацию порядка слов (в предложении «Ночь несет смерть» понятно, кто и кого несет, исключительно благодаря ему). Человечество любит понятность. Закон помогает нам трансформировать язык по принципу домино. «Если где-то что-то поменялось, то где-то что-то поменяется еще».

Какими ошибками нас это одаривает? Мы не всегда понимаем, что одно изменение влечет другое. Просто взять слово и начать его употреблять в несвойственном значении нельзя, равно как нельзя и перенести новые функции слова, изменившего значение, на его «предка». В современном мире «пираты» — уже не только морские разбойники, но и любители бесплатных книг, фильмов и компьютерных программ. По мере того как это значение укоренилось в языке, от него родился разговорный, но навязчивый глагол «пиратить». В контексте ИТ-статьи слово чудо как хорошо, а вот «Джек Воробей спиратил сокровища» сказать все же нельзя.

Какие возможности этот закон нам дает? Во-первых, ясность и поле для экспериментов. Понимание, что любые изменения в языке затрагивают разные его стороны, помогает нам как избегать путаницы, так и образовывать яркие языковые мутации. Мы обогащаем словарный запас (например, получили прилагательное «сетевой», которое было не в чести, пока сеть оставалась только рыболовной) и не путаем теплое с мягким (например, зная, что «пекарня» и «булочная» — синонимы только в смысле места, где можно купить хлеб, но не в жаргоне хакеров, у которых «пекарня», и только она, — это «персональный компьютер»).

Наконец — это главное! — именно закон системности помогает нам делать грамотную литературную правку. Его всеохватность заметна в большинстве примеров редактуры, которые я приводила выше. Там практически нет предложений, где