Фронтовой дневник эсэсовца. «Мертвая голова» в бою - Герберт Крафт

Нашей партией были войска, нашими заповедями, как нам постоянно вдалбливалось, — войсковое товари­щество, самоотверженность и храбрость в борьбе.

КАМПАНИЯ НА ЗАПАДЕ

Весна как раз растопила по­следний зауэрландский снег, когда все размещенные в округе войска были подняты по тревоге. Вскоре, как только стемнело, мы двинулись маршем в неизвестном направлении.

На рассвете мы пришли на какой-то школьный двор. Все здание школы было переоборудовано под казарму.

На следующий день ходили разные слухи. Будто бы нас снова отправят в район Хайльбронна («может быть»), мы пойдем к линии Мажино и займем выжидательные позиции, нас перебросят в Норвегию... Но ничего не происходило. По ночам мы наблюдали стрельбу зени­ток по французским самолетам в районе Кёльна. Слов­но ослепленные мотыльки висели вражеские самолеты в серебряной решетке лучей прожекторов, прежде чем окончательно упасть на землю.

О нас, очевидно, забыли, и наше разочарование было безграничным. Не линия Мажино и не Норвегия! Нас оставили в качестве тылового соединения, потому что 10 мая наши войска перешли границу Рейха и устреми­лись на запад.

Но чуть позже раздался сигнал тревоги. «Команди­рам батальонов доложить о готовности к выступлению до...» Уже ночью наша колонна пришла в движение.

Транспортеры, мотоциклы, броневики, низкие трехо­сные вездеходы с противотанковыми пушками и легки­ми пехотными орудиями на прицепе двигались на за­пад, к границе Рейха.

На рассвете мы проехали Кёльн и переправились че­рез Рейн. Дальше мы двигались на Аахен, через Маас в Голландию.

С бешеной скоростью мы мчались к бельгийской гра­нице, в боевом порядке, который до сих пор не отраба­тывался ни на одних учениях — вели бой, не спешиваясь с машин.

Бельгийская граница обозначалась глубоким рвом, наполненным водой, и железобетонным дотом, прикры­вавшим мост. На нем остались следы обстрела из пуле­метов и противотанковых пушек. С лугов и из кустарни­ков на дорогу группами выходили бельгийские солдаты с поднятыми руками. Мы показывали им, чтобы они шли в тыл. Там, где мы были теперь, — была передовая.

Ночью мы тоже продолжали движение. Льеж и На-мюр мы объехали. Вражеские самолеты выискивали наши колонны и сбрасывали бомбы. Дороги были за­пружены разбитыми машинами противника. Мы объез­жали воронки от бомб и трупы лошадей, постоянно ду­мая о том, как бы не отстать от машины с потушенными огнями, идущей впереди. Изо всех сил мы всматрива­лись в темноту ночи, постоянно ожидая нападения. На короткой остановке мы на машине перед нами прикре­пили белый платок, чтобы хоть как-то помочь водителю. Потерять впереди идущую машину означало оказаться одному без каких-либо ориентиров, при том, что позади тебя шли еще сотни машин, или продолжать движение в ночи с вероятностью заблудиться вместе с идущей по­зади колонной. После команды «Глуши двигатель!» вда­ли мы услышали гул моторов соседних колонн, проби­вавшихся через ночь по параллельным дорогам. Мы видели вспышки артиллерийских выстрелов перед нами и слышали грохот выстрелов гаубиц, занявших позицию непосредственно у дороги. А потом послышались раз­рывы авиабомб, которые должны были не допустить на­шего дальнейшего движения. В небе показались трассы легких скорострельных зениток, открывших огонь по то и дело атаковавшим самолетам.

Утром мы остановились в большой лощине. Натиска противника с флангов уже не ощущалось. Повсюду на дороге стояли горящие машины. Треск рвущихся патро­нов перемежался криками раненых. Черные клубы дыма поднимались в утреннее весеннее небо, пачкая серебристо-розовые облачка. Над всей долиной висел ужасный запах, исходивший от огромного количества вздувшихся лошадиных трупов. За зеленой живой изго­родью виднелся сгоревший французский танк. Из его люков свешивались марокканские солдаты. Их обгорев­шие тела были матово поблескивавшего угольного цве­та. Лица остались нетронутыми огнем, застывшими в диком крике. Здесь смерть собрала обильный урожай, когда район сосредоточения танковой части был раз­громлен нашей авиацией.

Из леса по обе стороны высот слышалась частая стрельба. Мы спрыгнули с машин и пошли в атаку на очаг сопротивления. Наши минометчики, занявшие позиции в придорожных канавах, обстреляли выявленные позиции на опушке леса, обеспечив нам прикрытие. Когда мы по­дошли к позициям противника, они были уже пусты.

Был получен сигнал собраться у дороги. В то время как минометы обрабатывали лес, мы опять расселись по машинам. Едва мы успели сесть, голова колонны двинулась дальше. Никаких долгих остановок. Казалось, что победа заключается в движении.

Когда солнце поднялось выше, прежняя свежесть нас быстро покинула. После бессонных ночей приятное тепло нас разморило. Тела заснувших то и дело вали­лись в разные стороны, ища опоры. Лишь немногие про­должали держаться на сиденьях, кивая головами с по­крытыми пылью лицами. Только когда двухмоторный вражеский бомбардировщик на бреющем полете про­шелся вдоль нашей колонны, треснув нам по ушам оче­редями своих пулеметов, мы вдруг сразу проснулись.

С тех пор как мы перешли границу Рейха, нас мучила жажда. Полевая кухня запуталась где-то позади колон­ны, а искать колодцы не было возможности. Как-то нам повезло, когда в одном из местечек колонна останови­лась. Мы сразу побежали по брошенным домам, доста­ли вино из подвалов, напились сами и залили воду в ра­диаторы наших транспортеров. При этом мы поняли, как внезапно население побросало свои жилища. Кое-где можно было увидеть на столах приготовленные за­втраки. Один раз в поисках жидкости мы заскочили в какую-то виллу и увидели, что в этом доме есть всё: пол­ные кладовые продуктов, остатки английского завтрака на столе и (какая прелесть!) полная ванна еще теплой воды. Грюнвальд, большой любитель удовольствий, тут же сорвал с себя форму и с хохотом в нее плюхнулся. Когда колонна тронулась дальше, он выскочил в одних сапогах, каске и с жетоном на шее, прыгнул в кузов ма­шины, крепко прижимая к груди карабин и одежду. Так на войне смех и смерть идут рука об руку. Сколько хохо­та было, когда оказалось, что Грюнвальд вместо своей серо-белой форменной майки в спешке схватил шелко­вую нижнюю рубашку хозяйской дочки и, не долго ду­мая, натянул ее на свою волосатую грудь.

Нам было объявлено, что взятие вещей без разреше­ния из домов гражданского населения считается грабе­жом и строго наказывается. Но разрешалось брать вещи, безусловно необходимые солдату в боевой об­становке. Конечно, иногда прихватывали что-то сверх того. Насколько я знаю, до грабежей дело нигде не до­ходило. Хотя к ним можно причислить то, что мы иногда пренебрегали колодцами и утоляли нашу жажду влагой из холодных подвалов вместо обычной грунтовой воды.

Во второй половине дня мелкие вражеские подраз­деления постоянно пересекали наш маршрут, пытаясь прорваться. Зеленые кустарники вдоль дороги позво­ляли скрытно к ней приблизиться. До тяжелых боев дело не доходило. У нас создалось впечатление, что противник уже разгромлен и наши необычные методы боевых действий абсолютно нарушили его планы. Ка­залось, что на этот раз нам не придется, как в прошлую войну, бесконечно сражаться во Фландрии. Превосход­ству противника в силах мы противопоставили способ­ность неожиданного и молниеносного прорыва, отка­завшись от того, чтобы меряться силами перед укре­пленными районами, в обход них мы, используя неожиданную подвижность наших соединений, наноси­ли удар в глубину.

На обочине дороги стояли колонны французских бе­женцев—женщин, детей, стариков. На лицах у всех был страх, что их убьют или ограбят. Тем не менее между на­шими резервистами, которые сами были отцами се­мейств, и детьми на одной из остановок завязались контакты. Получив плитку шоколада или ролик леден­цов, дети немного забывали о страхе. Хотя, конечно, мы своими серыми запыленными лицами с запекшимися губами, красными воспаленными глазами, в чужой для них военной форме действительно могли напугать кого угодно. Когда мы поехали дальше, то заметили, что бе­женцы облегченно вздохнули, хорошо выдержав первую встречу с солдатами противника.

Мирные минуты снова остались позади. Теперь мы опять уже не были смеющимися, раздаривающими шо­коладки солдатами. Снова все оружие было направлено на придорожные кустарники, откуда нам в любую мину­ту могла угрожать смерть.

Ждать пришлось недолго. Слева пулеметные очере­ди ударили по машинам, ехавшим полным ходом. Мы могли только предполагать, где находится пулемет. По­всюду рощи, кусты, зеленые изгороди. С ходу мы откры­ли огонь по враждебным нам зарослям. Дальше нам преградил дорогу горящий транспортер из нашей ча­сти. Солдаты спрыгивали с машины, груженной боепри­пасами, которые могли взорваться в любой момент. Не­которые опять забирались в грузовик и вытаскивали из огня казавшиеся безжизненными тела. Шедший до сих пор за нами транспортер лежал далеко позади в придо­рожной канаве колесами вверх и дымился, хотя не го­рел.