Пространство библиотеки: Библиотечная симфония - Валерий Леонов

Что же представляли собой основные элементы уэллсовского мирового мозга? Используя его терминологию, они формировали то, что он сам называл «организацией мировой энциклопедии», нацеленной на «новое устройство и переориентацию образования и информации во всём мире». «С одной стороны, — отмечает Уэллс, — эта организация состояла бы в прямом контакте со всякой оригинальной мыслью и исследованием в мире; с другой — ей следовало бы протянуть свои информационные щупальца к каждому отдельному человеку в обществе». Он представлял себе международную сеть экспертов, которые собрали бы и извлекли самое существенное «из лучших идей и знаний в мире», и написали бы «образцовую энциклопедию, общую основу, как уже делалось, всеобщего человеческого знания». Подобная энциклопедия была бы либеральной, скептической и интернациональной и «чётко отделяла бы мечты, теории и проекты от фактов». Она должна была бы издаваться на английском языке — международном языке с «самой обширной областью распространения» и добавляться «библиографией по ключевым вопросам всех идей и знаний в мире». Организация была бы «вечной» и энциклопедия постоянно обновлялась бы под руководством общей редакционной коллегии и подчинённых ей ведомственных комиссий. В результате Уэллс надеялся, что «энциклопедическая организация могла раскинуться наподобие нервной системы…, объединяя всех работников умственного труда на Земле путём вхождения в союз сотрудничества и усиливая их чувство собственного достоинства»[93].

Предлагаемая Уэллсом новая организация имела бы штаб-квартиру в Барселоне, возглавляемую директором. В состав 17 миллионов (!) сотрудников входили бы редакторы и референты. Энциклопедическая организация, по замыслу, включала в себя «все музеи, картинные галереи, библиотеки, архивы, службы по составлению атласов и обзоров». Как таковые, они составят «обширное, разобщённое, — или, будем говорить, неумело собранное? — по большей части недоступное богатство знания, и нашим первым направлением атаки должно стать индексирование основного материала», — утверждал Уэллс.

Итак, энциклопедия стала бы «организацией для сбора, индексирования, синтезирования и передачи знания». Она была бы «синтезом библиографии и документации с мировыми заиндексированными архивами», состоявшими из «подборок, рефератов, цитат, аккуратно соединённых с авторитетными мнениями по каждому предмету, проверенных, отредактированных и соответственно представленных. Это была бы не пёстрая смесь, но компрессия, анализ и синтез». «Я придаю большое значение, — говорил Уэллс, — приведению одобренных цитат и рефератов. В предыдущих энциклопедиях слишком много посредственных рефератов. Во всех случаях, когда предмет уже точно сформулирован, лучше документ проэкстрагировать, чем заново писать реферат»[94].

Ожидаемый результат этой гигантской работы Уэллс видел в том, что мировой мозг даст «… более ясное, более полное и более сжатое изложение того, что следует знать рядовому гражданину современного государства, чем любая другая подборка существующих сегодня книг». Новые знания «… сформулируют нечто такое, что вскоре будет улучшено». Он допускал, что это выглядит «эксплуататорскими экспериментами», но в то же время верил, что новые знания помогут просвещённым людям стать «гражданами мира» и обеспечат «фундамент» для «всеобщего понимания», необходимого, чтобы сплотить «мировое сообщество»[95].

Конечно, маловероятно, что на современных Уэллсу документалистов и учёных в области информации прямо повлияли такие заявления. В. Буш, Дж. Бернал, С. Брэдфорд выдвинули свою идею, в соответствии с которой развитие общества зависит от доступа ко всей информации, зафиксированной в статьях, книгах, материалах конференций. Создание ЮНЕСКО придало такого рода идеям международный размах. В 1949-1950 гг. прошли три конференции по научной и медицинской информации, а также по глобальному сотрудничеству в области библиографии[96].

Тем не менее, утопическая традиция никогда, наверное, не угаснет окончательно, и множество её сторонников отдают свой долг Г. Уэллсу. В 70-е годы и я оказался в их числе, когда проходил стажировку в Колледже библиотечного и информационного обслуживания Мэрилендского университета. Общение с Д. Соргелом, работы Г. Шварцландера, М. Кохена, Т. Нельсона вовлекли в мир другого проекта, идущего от Уэллса, который получил название «автоматическая энциклопедия»[97].

Интернет дает утопическим рассуждениям повторный толчок, и, наверное, было бы благоразумно в наш век более осторожно обращаться с наследием Г. Уэллса и не торопиться с далеко идущими выводами. Как положительный пример, где взвешенно и разносторонне обсуждаются проблемы построения моделей информационного общества и коллективного органа управления им — Коллективного Разума — я выделил бы последнюю, к сожалению, книгу академика РАН Н.Н. Моисеева (1917–2000)[98]. Вот только два тезиса автора:

1. «… знания, — считает Н.Н. Моисеев, — принципиально принадлежат всем людям, и любой член общества потенциально способен их использовать. Такая собственность имеет одну удивительную особенность: чем полнее она используется людьми, тем больше пользы всему обществу, ибо размеры общей собственности (возьмём для примера объём тех же знаний) возрастают при их совместном использовании, поскольку объем знаний при их использовании неизбежно возрастает» (С. 168-169).

2. «Может произойти так…, — может родиться настоящее информационное общество, Коллективный Интеллект которого будет направлен на решение проблем коэволюции, на устройство общества по тому образцу, который я назвал рационально организованным обществом. Но может случиться и так, что Коллективный Разум окажется в руках относительно небольшого количества людей, которые станут реализовывать иной тип стратегии — стратегии тоталитаризма. И для его утверждения потребуется использовать всю мощь планетарной информационной системы. Она может использоваться для зомбирования тех «илотов», которые составляют большинство населения планеты и должны будут обеспечивать жизнь относительно небольшого числа современных демократических «спартанцев». Мы уже испытываем могущество средств массовой информации, сконцентрированных в немногих руках. Может быть, этот факт и есть начало целенаправленного процесса зомбирования?» (С. 183).

Аргентинский писатель и библиотекарь, кандидат на Нобелевскую премию по литературе в середине 70-х годов Хорхе Луис Борхес писал в предисловии к своему сборнику «Вымышленные истории»: «Год за годом наша память создаёт разнородную библиотеку из книг или отдельных страниц, чтение которых делало нас счастливыми и радость от которых нам было приятно разделить с другими. Тексты в такой личной библиотеке необязательно самые прославленные. И это понятно… Иные гордятся каждой написанной книгой, я — любою прочтённой… Хороший ли я писатель, не знаю; но читатель я, смею думать, неплохой и уж в любом случае чуткий и благодарный. Мне хотелось, чтобы эта библиотека была такой же разнообразной, как неутолимая любознательность, которая подталкивала и по-прежнему подталкивает меня к изучению различных языков и различных литератур… Книга — вещь среди других вещей, том, затерянный среди других томов, наполняющих равнодушный мир, пока она не найдёт своего читателя, человека, которому предназначены её символы. Из этой встречи и рождается неповторимое чувство, называемое красотой, чудесная тайна, расшифровать которую не под силу ни психологии, ни риторике»[99].

Напомню некоторые факты его биографии[100]. Хорхе Луис Борхес родился в 1899 г. в Буэнос-Айресе. С 1914 г. по 1921 г. учился в Швейцарии и Испании. Он обладал фантастической способностью к изучению иностранных языков и владел английским, французским, немецким, итальянским, португальским, англосаксонским и древнескандинавскими языками. Библиотеки сопровождали всю его жизнь. После отцовской и цюрихской была работа в испанской. В тридцатые годы, вернувшись в Аргентину, Борхес был уже известным поэтом и писателем. Около 1937 г. поступил на службу в библиотеку имени Мигеля Канэ на задворках Буэнос-Айреса, где, как он пишет, провёл «девять глубоко несчастливых лет» в должности «помощника по каталогу». «Всю свою библиотечную работу я выполнял в первый же час, а затем тихонько уходил в подвальное книгохранилище и оставшиеся пять часов читал или писал». И там же, в подвальном (!) книгохранилище, он сочинил «Вавилонскую библиотеку» (1941), где провозглашает: «Я утверждаю, что Библиотека беспредельна». Вселенная и Библиотека являлись для него синонимами.