Кот и крысы - Далия Трускиновская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как не помнить! - Марфа даже улыбнулась. - А ты, сударь, не позабыл, поди, как она тебе тогда угодила?
– Знаешь, кто ее подобрал?
– Как не знать? Господин Захаров. И поселил у Ильинских ворот. Там всякого спроси - скажут, где дом Черкашина. Так чего еще надобно-то? Ты сразу говори, пока я не увеялась. Ты не смотри на мои приятные округлости, я на ногу легка!
– Да знаю, заметил, - тут и Архаров невольно улыбнулся.
С этой неунывающей задирой, с этой восьмипудовой проказницей он чувствовал себя легко и без тревоги: она вроде и была женщиной, вроде и поглядывала порой зазывающе, однако простота отношений между ними, которую она установила сразу, ему почему-то нравилась.
Когда она ушла, Архаров осведомился о Левушке.
Сам он вернулся от Волконского не рано, а Левушка - еще позднее, уже когда убежала Дунька. Встретились за завтраком, причем завтракал один Левушка, Архарову хватило конфектов.
Архаров спросил, не нашлось ли той лавки, где недоросль Вельяминов пряжки для башмаков смотрел. Лавка нашлась.
– Только, Николаша, там я немного узнал. Тот мазурик, что увез недоросля, бывать-то частенько бывает, да знают о нем лишь имя, а кто таков - лишь догадываются.
– И что же за имя?
– Имя - Ларжильер. Вернее - де Ларжильер. Появился сразу после чумы. Как Ильинка оживилась, так и он откуда-то вылез.
– Каков покупатель?
– То-то и оно! - воскликнул Левушка. - Покупает мало! На это в первую голову жаловались! Сидит в лавке часами, тары-бары растабарывает, а купит - когда пудры баночку, когда пламперов пару…
– Чего пару?
– Не поверишь, Николаша, я их сам впервые увидел! Не французское, аглицкое изобретение. Никодимка! У меня в комнате, во вчерашнем кафтане, узелок в кармане лежит, нарочно купил показать, Спирька тебе даст, тащи сюда живо!
В узелке оказались две маленькие, с чуть приплюснутую сливу, подушечки из пробки, бязью, что ли, обтянуты, - Архаров и Левушка определить не смогли. Левушка, прополоскав рот кофеем, ловко засунул эти подушечки за щеки, отчего его физиономия сделалась - как у гравированной и грубо раскрашенной красотки на дешевом лубке. Архаров звонко расхохотался.
– И вот этой дрянью они очень даже бойко торгуют! - несколько изменившимся голосом продолжал Левушка. - Берут же престарелые щеголи и щеголихи, у кого недохватка зубов и щеки оттого провалились. А как сунут за щеку - то сразу и кожа гладкая, как у молодых, и никакого подозрения насчет коренных зубов!
– Выплевывай, - отсмеявшись, велел Архаров. - Не то проглотишь!
Потом вздохнул и насупился.
– Заварили вы с Федькой кашу… Что такое было в записке доктору? В той, которую хозяйке не в руки ему отдала, а в дверь засунула?
– Да что там могло быть? Что поручик Тучков наведывался по известному делу и просит, коли что, искать его на Пречистенке, в доме Архарова…
– Дурак, - тихо сказал Архаров. - Вот это его и погубило.
– Как погубило?
Левушка еще не знал о смерти доктора и о пожаре.
Архаров рассказал вкратце и завершил так:
– Кабы дело было только в амурах - обошлось бы без смертоубийства. Доктор о побеге что-то такое знал, что не с амурами, а с немалыми деньгами и именитыми людьми связано. Я и князю Волконскому сказал. Он не берется вразумить старую княжну, однако обещал ей написать и сделать внушение…
– Доктор непременно знал, кто девице помог бежать, - задумчиво произнес Левушка. - Однако диковинно, что из-за убийства дом подожгли. Должно быть, тот убийца - особа на Москве известная…
– Вот и я о том же толкую. Что это? Опять?- Архаров прислушался.
– Дождик, - глянув за окно, сказал Левушка.
– Дождик?! Ливень! Так и барабанит! Никодимка, чеши мне волосы, пора ехать должность исправлять. Ты со мной?
Левушка посмотрел на него с недоумением и обидой.
– А ты полагал, нет?
– Ну так собирайся. Как приедем - не забудь Устину или кому другому донесение продиктовать. Пусть и твои труды к делу подошьют.
На Лубянке они обнаружили Матвея Воробьева.
С запойным доктором произошла обычная история - Архаров предложил ему оставаться в Москве, и Матвей согласился, полагая, что, избавившись от петербургских собутыльников, он начнет новую жизнь. Но московские собутыльники завелись тут же и оказались ничуть не хуже.
Захар Иванов отыскал Матвея в непотребном состоянии. Но было не впервой - он знал, где лежит Матвеева укладка со всяким врачебным прикладом, и привез доктора на Лубянку таким, каким нашел, даже не пытаясь как-то протрезвить.
Шварц для таких случаев - что привезут человека не низкого звания, не шибко виновного, и нужно его несколько времени подержать, - имел особую каморку с прочным запором. В той каморке были топчан, покрытый тюфяком и одеялом, стол и стул, а окна не было вовсе. Зато у двери стояло судно, которое арестанты непонятно с чего принялись звать женским именем «параша». Туда и засунули Матвея, здраво рассудив, что до утра от голода не помрет, и жестоко оставив его без опохмелки.
Поэтому доктор, выпущенный на волю, был весьма сварлив.
– Что? В покойниках копаться?! Николашка, да ты сдурел!
– Нужно знать об этом подлеце поболее, - терпеливо повторял Архаров. - Ежели его гнусное рожество решили огнем попортить, и для того целого дома не пожалели, значит, человек на Москве видный, многим известен. И, сдается мне, известен под благообразным видом католического патера. А тут, извольте радоваться, прихвачен с ножом в руках над свеженьким трупом. Матвей, добром прошу! Не то… ты меня знаешь!
– Ты у нас известный архаровец! - согласился Матвей. - Опохмелиться дашь?
– Так ведь опохмелишься в зюзю - и никакого с тебя проку!
– Нет. Я свою пропорцию знаю.
– Оно по тебе и видно…
Архаров искренне надеялся, что переезд отвадит приятеля от запоев, и огорчался, видя неудачу затеи.
Сторговались на кружке пива, за которой был послан прибившийся к Лубянке мальчишка Макарка, употребляемый на побегушках. Платил ему Архаров из своего кармана. Сбегать поймать извозчика, отнести записку, притащить из лавчонки бумагу, перья или сургуч - тут он был незаменим, и Шварц даже как-то подарил ему пряник.
– В вознаграждение за добродетель, - сказал Шварц. - Коли преступление карается, то добродетель непременно должна быть вознаграждаема. Никто из вас не замечает Макаркиного старания - придется вознаградить мне.
И даже намечал обучить Макарку ремеслу.
Тут Архаров возмутился - не хотел делать из мальчишки кнутобойцу. Но оказалось, Шварц совсем не то имел в виду.
– Нам могут понадобиться люди для наружного наблюдения, - объяснил он. - Выследить кого Тимофея не пошлешь - его за версту видать. А мальчик незаметен и скор.
Этот самый Макарка доставил доктору пиво и две воблы. Приведя себя в чувство, доктор отправился в мертвецкую при съезжем дворе, а Архаров занялся иными делами.
Вскоре Матвей явился.
– Есть ли что? - спросил Архаров.
– Немного. Лет твоему покойнику за сорок, может, и все пятьдесят. Черной работой не занимался.
– Ежели по ногтям судить - был землекоп.
– А по ладоням - нет. Ладошки у него мягкие, без мозолей. И не бит никем ни разу, и зубы почти все целы… - тут Матвей протянул через стол нечто желтоватое и совершенно неизвестной Архарову формы.
– Кость ты из него, что ли, выломал?
Матвей расхохотался.
– Эту кость не с моими силенками выламывать! А разве всем Рязанским подворьем навалиться! Слоновая это кость, Николаша. И не мучайся - все равно не догадаешься. Накладные зубы.
– Что-о?!.
Архаров страх как не любил показывать свою неосведомленность и обычно сдерживал удивление. Но тут уж никак не мог, да и одно к одному слепилось - Левушкины пламперы с этим новоявленным изобретением.
– А что слышишь. Накладные волосья есть, накладные титьки и задницы есть, вот до зубов человечество додумалось. Я раньше про такие только слыхал, а вот сподобился и увидеть.
– А как же держатся?
– А вот, - Матвей надел костяное диво на палец. - Так вот насаживаются, схватывают и цепляются. Из чего делаем вывод - человек не простого звания. Для чего-то ему нужно было улыбкой блистать. А у щербатого что за улыбка?
– Впервые вижу, чтобы духовное лицо о своей улыбке беспокоилось… - недоумевая, сказал Архаров. - Хотя щербина - примета…
– И это еще не все…
Тут в дверь архаровского кабинета постучали, и тут же всунулась голова Устина.
– Ваша милость, тут со странным делом пришли.
Для случаев воровства и мелкого разбоя были у Архарова полицейские сыщики, к которым сразу и адресовались жалобщики. Хотя и сам он не брезговал докопаться, кто унес тюк белья у бедной вдовы. Делал это еще и затем, чтобы поучить людей своей методе - внимательному вглядыванию в лицо подозреваемого и подмечанию мелких примет вранья. Но никому, кроме него самого, такие штуки в полной мере не удавались.
«Странное дело» означало, что пришли не с кражей и не с чьим-то пьяным буйством.