Стратегический взгляд: Америка и глобальный кризис - Збигнев Казимеж Бжезинский

Сегодня аналогов фашистской Германии и Советской России в мире не наблюдается. Ни одна ведущая держава в текущем распределении баланса сил не выказывает самообольщения, свойственного печально известным претендентам на мировое господство в XX веке, и ни одна пока не готова – в политическом, экономическом, военном отношении – примерить корону мирового лидера. Кроме того, ни одна не может похвастаться таким неопределенным, но важным качеством, как легитимность, которая еще недавно ассоциировалась с США. Ни одна не воплощает собой доктрину, претендующую на универсальное применение, подкрепленную притязаниями на исторический (в случае Гитлера – скорее «истерический») детерминизм.

Важнее всего, что Китай, который неизменно называют наиболее вероятным преемником Америки, обладает впечатляющей имперской родословной и несет в крови стратегическую привычку к целенаправленному выжиданию, сыгравшему ключевую роль в его многотысячелетней истории успеха. Поэтому Китай благоразумно принимает существующую международную систему, не обязательно признавая за господствующей в ней иерархией право на постоянство. Он сознает, что его собственный успех зависит от того, чтобы система не рухнула, а, напротив, развивалась в сторону постепенного перераспределения власти. Он хочет большей власти, жаждет международного признания и по-прежнему хранит обиду за свои «вековые унижения», однако уверенности в будущем у него прибавляется. В отличие от неудачных претендентов на мировое господство в XX веке Китай на данном этапе не вынашивает ни революционных, ни мессианских, ни манихейских планов.

Более того, действительность такова, что Китай пока еще не готов – и еще несколько десятилетий не будет готов – в полной мере взять на себя мировую роль Америки. Само руководство Китая неоднократно подчеркивало, что по всем основным статьям развития, благосостояния и сил даже через несколько десятилетий Китай по-прежнему будет находиться на этапе модернизации, значительно отставая не только от США, но и от Европы и Японии по основным критериям современности и государственной мощи в пересчете на душу населения (см. Таблицу 3.1).

Таблица 3.1

Источники: прогнозы ООН, исходящие из среднего коэффициента рождаемости (под ЕС подразумевается ЕС-27).

Источники: (1–4) прогнозы ООН, исходящие из среднего коэффициента рождаемости (ЕС = ЕС-27); (5) – «Всемирная книга фактов» ЦРУ.

Источник: прогноз Фонда Карнеги «Устройство мира в 2050 году» (The World Order in 2050), февраль 2010 г.

Таким образом, Китай, видимо, понимает (его инвестиции в американское благосостояние, продиктованные на самом деле личными интересами, говорят сами за себя), что резкая утрата Америкой мирового первенства приведет к всемирному кризису, который нарушит благополучие самого Китая и его долгосрочные перспективы. Благоразумие и терпение у Китая в крови. Но кроме того, Китай отличают амбициозность, гордость и сознание того, что его уникальная история лишь предисловие к его подлинной судьбе. Неудивительно, что в приливе откровенности один дальновидный китайский общественный деятель, очевидно, считающий закат Америки и возвышение Китая неизбежными, не так давно заметил прибывшему с визитом американцу: «Только, пожалуйста, пусть Америка сдуется не слишком быстро».

Китайские руководители тоже благоразумно воздерживаются от открытых притязаний на мировое главенство. В общем и целом они по-прежнему руководствуются знаменитой максимой Дэн Сяопина: «Хладнокровно наблюдайте, укрепляйте положение страны; спокойно занимайтесь делами; скрывайте наши возможности и выжидайте; держитесь в тени и никогда не покушайтесь на лидерство». Эта осторожная и даже обманчивая позиция соответствует и наставлениям древнего стратега Сунь Цзы, утверждавшего, что самая мудрая позиция в битве – выждать, пока противник совершит свои роковые ошибки, а затем воспользоваться преимуществом. Официальное отношение Китая к внутриэкономическим неурядицам и внешнеполитическим злоключениям Штатов тоже наводит на мысли об этом стратегическом руководстве. Историческая самоуверенность Пекина замешена на его взвешенной расчетливости и умении вынашивать долгосрочные амбиции.

Нелишне отметить, что Китай – при всех его уникальных внутриэкономических успехах – до недавнего времени не пытался универсализировать свой опыт. В отличие от экстремистского коммунистического этапа эпохи Мао он больше не выдвигает амбициозных идей относительно необходимости для остального человечества перенимать его опыт модернизации и не выступает с идеологическими заявлениями о моральном превосходстве своего строя. В его глобальном имидже выделяется одна черта – очень прозаичная, но практичная и вызывающая общую зависть: впечатляющие темпы годового прироста ВНП. Эта черта дает Китаю существенное конкурентное преимущество – особенно перед Латинской Америкой и экономически недостаточно развитой Африкой – в стремлении увеличить собственные инвестиции без продавливания политических реформ. (Например, объемы товарооборота между Китаем и Африкой выросли на 1000 % – с 10 миллиардов долларов в 2000 году до 107 миллиардов в 2008 году.)

Кроме исторически сложившегося поведения и имиджа Китая, немаловажно принять во внимание и некоторые нерешенные вопросы, которые могут серьезно отразиться на внутриполитическом и социальном развитии Китая. В политическом отношении Китай перешел от радикального тоталитаризма – периодически перемежающегося бесчеловечными и даже кровавыми политическими кампаниями (в частности, «Большой скачок» и «Культурная революция») – к государственному капитализму, приобретающему все более националистически-авторитарный оттенок. Пока эта новая формула рождает невиданный экономический успех. Однако ее социальный фундамент может дать трещину. Как отмечалось ранее, экономический рост Китая и повышение социального благополучия уже вызвали острое социальное расслоение, которое больше невозможно скрывать от общественности. Новоявленный средний класс в крупных городах, помимо определенного уровня достатка, обрел – несмотря на все усилия властей по пресечению – доступ к международным источникам информации. В результате у людей появляются новые политические и социальные ожидания, а кроме того – неприятие существующих ограничений политических прав. Находятся и те, кто готов с риском для себя удариться в активное политическое диссидентство.

За диссидентами могут пойти многие, учитывая, что привилегированный средний класс начинает жаждать более свободного политического диалога, более открытой социальной критики и прямого доступа к участию в государственной политике. Кроме того, среди гораздо более многочисленного слоя промышленных рабочих и еще более многочисленных крестьян зарождается экономическая неудовлетворенность. Миллионы китайских промышленных рабочих только начинают осознавать, насколько плохо оплачивается их труд по сравнению с богатеющим средним классом. Еще более плотные и действительно нищие крестьянские массы – из которых выходят миллионы нетрудоустроенных, перемещающихся из города в город в поисках неквалифицированной работы, – только начинают претендовать на увеличение своей доли национального богатства.

Таким образом, озабоченность внутренней стабильностью у Китая только возрастет. Серьезный внутриполитический или социальный кризис – например, повторение тяньаньмыньских событий 1989 года – может нанести существенный урон международному престижу Китая и свести на нет все несомненные достижения последних трех десятилетий. Из этих соображений руководство страны скорее всего будет помалкивать насчет сроков стремительного восхождения Китая на вершину меняющейся мировой иерархии. Вместе с тем оно может принять во внимание и рост национальной гордости в слоях элиты, особенно в противовес Соединенным Штатам. И действительно, к концу первого десятилетия XXI века полуофициальные китайские обозреватели (в частности, пишущие для «Ляована», еженедельника, выпускаемого государственным информационным агентством) начали более открыто высказывать сомнения в исторической легитимности существующего всемирного статус-кво. Некоторые обозреватели международных событий начали выдвигать что-то похожее на зачатки идеологических притязаний на универсальную ценность китайской модели. По словам одного из обозревателей: «Нынешние сбои международных механизмов – это сбои западной модели, в которой, в свою очередь, главенствует «американская». На более глубинном уровне это сбои западной культуры. Помимо активного участия в глобальном управлении и достойного выполнения своей роли крупной развивающейся страны, Китай должен взять на себя инициативу донести китайское понятие «гармонии» до остального мира. Мировая история знает немало примеров, когда возвышение страны сопровождается рождением новой концепции. Концепция «гармонии» служит теоретическим отражением мирного возвышения Китая, и ее следует распространять вместе с понятиями справедливости, взаимной выгоды и совместного развития» («Грядущий статус Китая в мире», «Ляован», 10 октября 2008 года).