Рубеж (Сборник) - Сергей Дышев

На какой-то миг он замер, по своей привычке подпер двумя пальцами щеку. Нога на ноге, подрагивает острая коленка, взгляд на миг затуманивается, мысли где-то в стороне. В левой руке дымится сигарета, на колено беззвучно сыплется пепел, очнувшись, он сокрушенно сдувает его, потом вскакивает, энергично отряхивает брюки. В этот момент, как и в предыдущий, он всецело самопоглощен.

Мой собеседник – Глезденев. Он непоседа и мальчуган по характеру. Если можно назвать мальчуганом майора авиации, который к тому же еще и небольшой начальник. Кем и чем он руководит, к примеру, человеку стороннему безразлично, и все же в мимолетных наблюдениях можно быть однозначным: «шефом» Глезденева назовет человек, у которого небогатая фантазия. Нет у майора начальственной выпуклости, которая часто как лупа: тщится малое выдать за великое… Он скор, ненадоедлив в нотациях, со всеми безусловно на «ты». Демократичен.

Он слушает меня, подперев щеку двумя пальцами правой руки. Слушает, пока не наскучу. Когда он улыбается, щербинка между двумя передними зубами выдает говоруна и любителя слегка «присвистеть». В этот момент четко прорисовываются его скулы, выдают удмуртское происхождение. Жесткие черные волосы прикрывают лоб, шею, и, когда во время разговора он вертит головой, обращаясь то к одному, то к другому собеседнику, волосы топорщатся на воротнике кителя. В моде были длинные волосы.

А еще вне связи с модой он носит высокий каблук, грубо попирая уставные нормы, за что порой бывает бит.

Человеку свойственно стремление быть лучше. Красивей…

Я чувствую, что надоел майору, потому что майор делает порывистое движение, будто собираясь взлететь из кресла. Но он только неким полупрыжком, полуброском занимает другой угол обширного кресла.

Майор негодующе откашливается и замечает, что я не прав. Я восклицаю с недовольством обратное. Чаще всего он сражает своей логикой. За спиной у майора – наша огромная страна в виде карты СССР, за моей – лишь карта ДРА. Ну а главное, он старше, и кроме страны, за его спиной – ВПА[3]. Где-то в недрах стола Глезденева покоятся академические конспекты, из которых он время от времени черпает и выдает нам что-то очень научное, просто пугающе научное. «Контент-анализ»… У меня это вызывает священное благоговение. Мудрость богов, номенклатурные тайны. «Тезаурус неадекватен реципиенту».

Но сейчас я не соглашаюсь. Наш спор подобен проливному дождю с грозой. Вспышка – грохот – и все смыло. Я стараюсь доказать, что человек не имеет морального права уйти с последнего курса училища (об этом моя недавняя статья во «Фрунзевце»), ведь на него столько угрохано средств. Глезденев категоричен и горяч: и хорошо, что ушел, значит, поступил честно, не будет мучиться и служить шаляй-валяй. Я замечаю, что здесь пахнет трусостью перед Афганом… В общем, каждый остается при своем. Долго спорить не принято, это скучно до неприличия, да и времени нет. Нависает бремя несделанной работы. В нашей замечательной полувоенной, полуфронтовой организации время летит, как шквал, как рота, срывающаяся вниз по крутой лестнице.

И какие могут быть невзгоды, когда за пыльным оконцем кабинета бушует ташкентская весна, трезвонят, грохочут трамваи, и кажется: это наша жизнь стремительно несется вместе с половодьем улицы.

Бывает, о человеке узнаешь больше, когда его нет рядом с тобой. Так, не надеясь на объективность и беспристрастность своей памяти, я стал встречаться с людьми, которые знали Валерия Глезденева.

С майором Николаем Донских, светловолосым крепышом-десантником, встреча произошла в редакции на Хорошевке. Мы сидели в кабинете, маленьком и захламленном грудами гранок, плотоядно именуемых «кусками». Нам постоянно мешали, кто-то входил, что-то спрашивал, бесконечно хлопала дверь. Все это осталось на фоне сухого шороха записанным на магнитофонной пленке.

– В Афганистане я служил в 1981-1983 годах. Сначала был секретарем комитета комсомола артполка, через год – помощником начальника политотдела по комсомольской работе. Душа не лежала к этому назначению, ну да в армии об этом не сильно спрашивают. С ребятами из окружной газеты «Фрунзевец» встречался часто.

Разные к нам люди приезжали. Валера отличался тем, и это сразу бросалось в глаза, что отношения его с офицерами, солдатами были нестандартными, что ли, простые, без всякой официальности, теплые, радушные. Он как-то сразу умел стать своим, интересовался нуждами людей, всегда спрашивал про знакомых: как там такой-то товарищ?

Эта первая встреча была в августе 1982 года. А потом, уже вместе, мы пошли на операцию. Был декабрь 82-го года.[4] Управлению полка на своих штатных машинах предстояло совершить марш в район Джелалабада. В этот полк, в просторечии именуемый «полтинником», меня и направили. От политотдела. Сел на броню и поехал. Без приключений добрались до окраин Джелалабада, там – на аэродром, выстроились в колонну. Пока суд да дело, пошел на ЗВС, звуковещательную станцию, там, в агит– отряде, были знакомые ребята. Потом «вертушки» сбросили командование армии, на аэродроме суета, народу невпроворот. Вдруг вижу, из скопища людей выныривает знакомое лицо – Глезденев. Мы еще не были знакомы. Он – майор, я – старший лейтенант. Первому подходить неудобно. Смотрю, он направился в расположение второго батальона. Запросто, как старый знакомый, подошел к офицерам, с комбатом Карповым обнялся, с замполитом Гапоненко. Я тоже подошел, поздоровался, представился корреспонденту. Он тоже: майор Глезденев, Валерий. Вот так произошла наша вторая встреча. Было уже темно, и скоро легли спать. А наутро так получилось, что оказались в одной «бээмдэшке».[5] Замысел предстоящей операции состоял в том, чтобы прочесать берега реки Кунар от Джелалабада вверх по течению. Вместе с нашими десантниками взаимодействовал афганский разведбат из армейского корпуса в Джелалабаде. «Зеленые», то есть правительственные войска, приданные нашим подразделениям, действовали поротно.

Никто не знал, чем закончится операция, сколько продлится дней. Но уже готовилась медслужба к приему раненых, покалеченных, изувеченных металлом войны. И соответствующие тыловые службы с жестким рационализмом уже прикидывали, сколько может понадобиться гробов на первую же неделю операции.

К полудню прошли около двадцати километров. Перед сумрачным устьем ущелья остановились. Командир построил десантников. Лица их жарко лоснились, кто-то уже непослушными пальцами нащупывал флягу, оглядывался: ведь пить пока рано. Вода дороже всего. Эквивалент жизни.

Перед строем вырос замполит батальона. Скользнул взглядом по багровым лицам солдат. К нему подошел Донских:

– Какая дальнейшая задача?

– А черт его знает… – негромко пробормотал Гапоненко. – Ущелье надо прочесывать.

Глезденев, уже полностью экипированный во все десантное, в бушлате, комбинезоне, с автоматом и боеприпасами, терпеливо ждал, когда у командиров созреет готовность к действию. Его натура не переносила промедлений, долгих раздумий, колебаний. Но в роли гостя приходилось помалкивать и ждать приглашения. Впрочем, при случае он не дожидался оного.

– Ну что, идем с четвертой ротой? – Глезденев пытливо глянул на представителя политотдела.

– Идем, – с готовностью согласился Донских.

И пошел первым.

Джелалабадские тропики… Совсем недалеко – оазисы. А здесь – «каменные джунгли», мегатонный мир, угрюмые морщины горного края, хаотичные напластования сланца, гранитные кручи, мраморная проседь средь черных скал.

Рота растянулась и перешла на тот полуавтоматический, бездумный ход, когда все мысли не идут дальше очередного шага, когда все внимание и воля сосредоточены на том, чтобы сохранить равновесие, не рухнуть под тяжестью навьюченного снаряжения, оружия, боеприпасов. Патроны, минометы, плиты от них, пулеметы, вода, гранаты, сухпай – весь этот скарб войны, который питает и человека, и его оружие, с каждым новым километром по горам «прибавляет» в весе как минимум на килограмм.

В очерке «Хлеб десантника», который публиковался с продолжением во «Фрунзевце» в январе 1983 года, Глезденев напишет: «На третий день рейдовой операции в горах уже после первой высоты начинаешь сомневаться в правильности указанного в ТТХ веса автомата и магазинов с патронами. А тощий РД – рюкзак десантника с сухим пайком и скатанным бушлатом – кажется и вовсе набитым кирпичами. Все давит, режет плечи. Разбитые ноги чувствуют каждый камушек. После буквально каждых пяти-шести метров так и хочется упасть на землю и отдыхать, отдыхать…

Но этого делать нельзя – не принято у десантников. И мы ползем, карабкаемся вверх. Перед нами стоит задача: заблокировать долину, занятую противоборствующей стороной. Успех ее выполнения зависит от того, как быстро мы сможем захватить господствующие высоты.

Впереди нашей растянувшейся колонны идет гвардии старший лейтенант Николай Донских, комсомольский работник. Он кандидат в мастера спорта по альпинизму и задал высокий темп движения.